Аккорд - Ава Хоуп

унять дрожь, наполняющую каждую клеточку тела.

От моей дочери веет нежностью и любовью. От нее веет умиротворением. И моим личным счастьем.

– Почему ты кричал на мамочку? – отчитывает меня Лизи.

– Не обращай внимания, принцесса. Это так, репетиция.

– Репетиция?

– Да. Твоя мама решила устроить одно шоу, и мы репетировали.

– Здорово!

– Почему вы вернулись? – хрипло произносит Джессика.

– Я забыла мешок!

– А можно мне поехать с тобой, посмотреть, как ты катаешься? – тут же интересуюсь я, глядя в глаза малышки.

– Конечно! – кричит Лизи, и я подхватываю ее и на руках несу к выходу, ничего не сказав на прощание Джессике.

Рид, застывший в дверях и определенно расслышавший наш диалог, сочувственно на меня смотрит.

Мудила, вот только давай без этого. Скажи спасибо за бесплатный спойлер моей говняной жизни.

Всю дорогу до Ледового дворца мы с Лизи поем песни из «Холодного сердца», а качок не произносит ни слова. Пятнадцать минут спустя он оставляет автомобиль на парковке, и мы поднимаемся на второй этаж, где Эбби уже ждет нас.

– Хэй, выглядишь паршиво. Что случилось? – взволнованно спрашивает она.

– Поговорим потом. – Целую ее в висок и направляюсь на трибуну.

Пять минут спустя рядом со мной садится Рид. Придурок. Сейчас скажет что-то вроде: «Ты кусок дерьма, обрюхатил мою сестру, получай!» – и снова вмажет мне. Хотя сейчас я не против, чтобы из меня выбили всю дурь, так что я начинаю говорить первым:

– Снова ударишь?

– Не-а.

Неожиданная ситуация. Аж дар речи потерял только что.

Так мы и просидели молча всю тренировку.

– Малышка, ты не против, если мы с Тиджеем позависаем в баре этим вечером? – неожиданно произносит Рид, когда час спустя Эбби и Лизи выходят из раздевалки.

Эбби вскидывает брови. Я вскидываю брови.

– У меня галлюцинации или ты только что сказал, что собираешься в бар с Тиджеем?

Рид закатывает глаза:

– Я позвонил маме, она прилетит завтра. Останешься ночевать у Джессики сегодня?

Эбс сводит брови к переносице, пока я сажаю Лизи в бустер:

– Какого черта, Рид?

– Люблю тебя, малышка. – Он целует ее и ловит такси.

– Извини, детка, я не в курсе, что задумал твой муженек. Но если он решил убить меня, то я даже не буду пытаться спастись, – грустно усмехаюсь и обнимаю Эбс.

– Вы что-то приняли? – зловеще шепчет Эбби, но я ничего не отвечаю, потому что отхожу от нее и вслед за Ридом сажусь в подъехавшее такси.

Придурок рядом со мной молчит всю дорогу до бара. И это безумно напрягает. Очень надеюсь, что вот-вот мы заедем в Вест Адамс, самый жестокий район Лос-Анджелеса, где он меня убьет.

Потому что… провести с ним вечер? Увольте. Лучше сдохнуть.

Такси привозит нас к бару «Оклахома», вывеска которого тускло моргает в сумерках. Мы молча выходим из автомобиля и оказываемся в душном переулке. На улице так тихо, что слышно, как бьется мое сердце. Наверняка это предвестник бури. Ну или смерти. Моей, естественно.

Подходим к совсем неприметному зданию из коричневого кирпича и заходим внутрь по пропуску Рида. Этот бар известен лишь в узких кругах спортсменов, брокеров и политиков, которые предпочитают не светиться. Девиз этого места – «Что произошло в Оклахоме, остается в Оклахоме». Так что, надеюсь, Рид привез меня сюда, чтобы прикончить и тут же замести следы.

Сейчас в помещении немноголюдно, и мы без проблем находим местечко за барной стойкой. Приглушенный желтый свет освещает ее янтарную столешницу, раздражая меня. Меня сейчас вообще все раздражает. Когда там я уже умру?

– Виски. Два, – произносит бармену Рид, усевшийся справа от меня.

– Лучше сразу бутылку «Далмора», – тут же добавляю я, стуча пальцами по глянцевой поверхности стола.

Мы сидим в полной тишине, пока бармен разливает нам «Далмор» по бокалам. Рид берет свой бокал и залпом его опустошает, пока я просто сижу.

– Ты пить будешь? – хмурит брови придурок, с грохотом опустив бокал на стойку.

– Я жду.

– Чего?

– Когда ты мне яд подсыплешь.

Блондинчик закатывает глаза.

– Морган, просто пей, – устало выдыхает он.

Что ж, я глупец, раз думал, что он решит избавиться от меня таким простейшим способом. Тянусь к виски и следую его примеру. Когда горький напиток обжигает горло, возвращаю взгляд к Риду, предвкушая драку, но этот придурок отчего-то тянет и вдруг произносит:

– Так, значит, Лизи…

– Не-а, мужик. Мы не будем это обсуждать.

– Если ты не в курсе, придурок, мы теперь родственники.

Дерьмо.

– Пойду брошусь под машину, – морщусь я.

Он закатывает глаза:

– Как это произошло?

– Что именно?

– Как ты обрюхатил мою сестру?

– Тебе сколько лет, Рид? Лет двадцать пять? И ты что, до сих пор не в курсе процесса оплодотворения? Ну, сперматозоиды там, яйцеклетки.

Бармен повторяет виски, и на этот раз я первым опрокидываю в себя алкоголь, стремительно заполняющий вены.

– Ты любишь ее? – спрашивает блондинчик.

Ничего не отвечаю. А что говорить?

Люблю ли я ее?

Дьявол, это же очевидно, ведь последний месяц я живу ею.

Она, мать вашу, вдохнула в меня жизнь. Достала из пепла. Собрала по осколкам, по крупинкам и склеила в единое целое. Излечила истерзанную душу, а точнее – то, что от нее оставалось. Исцелила мое израненное сердце. Показала, каково это – жить и чувствовать себя при этом счастливым, просыпаться с мыслью, что сегодня увижу ее небесные глаза, сияющие при виде меня, отыгрывать сет на концерте, зная, что она наблюдает сквозь монитор и улыбается, записывать трек на студии, а думать лишь о ней.

Джессика стала моей музой. Моей одержимостью. Той самой причиной, чтобы жить.

И это гораздо больше переоцененной любви, которая ровным счетом ничего не стоит.

Вместо ответа Риду я снова наливаю виски и одним махом опустошаю бокал. Сморщившись от омерзительного обжигающего пламени в груди, обвожу взглядом пространство вокруг. В конце барной стойки вижу симпатичную брюнетку, попивающую вино из бокала. Она наблюдает за присутствующими с явным интересом. И мне чертовски необходимо, чтобы ее взгляд сейчас сфокусировался на мне. Резко спрыгиваю со стула и уже немного заплетающимся языком говорю бармену:

– Запиши на мой счет.

А затем собираюсь двинуть в сторону брюнетки, но крепкая ладонь Рида, сжимающая мое запястье, меня останавливает:

– Морган. Сядь.

– Пошел ты, – шиплю я, пытаясь выхватить руку.

– Мы оба знаем, что если ты сделаешь глупость, то это конец.

Дерьмо.

Дерьмо.

Дерьмо!

Какого хрена я согласился поехать в бар с ее братом? Даже смотреть на него не могу. Смотрю в его небесные глаза и вижу глаза Джес.

Начинаю истерически смеяться:

– Конец? Знаешь, твоя сестренка уже завершила нашу историю.