Граница - Татьяна Тихонова

Нестор не услышал. Да и не мог он услышать. Великан сидел в огромном кресле слишком далеко от короля и слишком громко что-то рассказывал окружившим его эльфам, похохатывая раскатистым басом иногда. Когда его пихнули в бок кулаком уже не в первый раз, Нэст, наконец, заметил, что на него все смотрят и несколько смешался…, встал, и, опрокинув кресло на ткнувшего его, грузно прошагал к центру шатра.

— Я думаю, что большинство присутствующих здесь понимают, что происходит, — Нестор стал на удивление очень серьезен, и его низкий голос заставил всех прекратить перешептывания и прислушаться. — Ничья Долина заполнена до отказа — по сведениям на это утро сто пятьдесят тысяч темных, а именно, плетеных, орков, тролей…

Послышались недоверчивые возгласы.

— Да тролям дела нет до нас в их Солнечной Долине… — выкрикнул один из эльфов.

— Так было, Светоал…теперь они и орки стекаются по Драконьему Перевалу в Ничью Долину и в Пустоши около Синих Гор с нашей стороны. Их столько, что наши посты их сдержать не могут, а сегодня ночью я был вынужден перебросить почти все силы на восточную линию, потому что идут темные в двух направлениях — вглубь Синегории и… к границе с людьми. То, что они творят на своем пути, невозможно описать словами… жгут, насилуют, убивают, нам необходима помощь, только драконы и небесные эльфы сейчас удерживают натиск темных, но скоро их станет гораздо больше, и тогда… — очень тихо произнес Нестор, и в наступившем безмолвии от его слов у меня пробежал холодок по спине, — тогда они хлынут из всех щелей и не будет больше Синегории…

Некоторое время все молчали. Я не сводила глаз с Клима, с его сосредоточенного, очень серьезного лица, а он, все также молча, перевел взгляд на Гарру, сидящего напротив, и кивнул ему.

— Мы следим за подземными горизонтами, соседствующими с Мрасой, — мрачно начал Гарра, — в самых дальних штольнях, ведущих к кристаллам, стоит такой жар, что находиться там почти невозможно… Нет конца тварям, выбирающимся оттуда любыми путями. На наших землях страшно стало жить. Впрочем, как и везде… Отшельника Лекку нашли мертвым вчера на берегу, в черной паутине.

Мое сердце больно сжалось. Я вспомнила разговорчивого гнома в смешной шапке с длинными ушами, завязанными под подбородком… Кому он мог помешать? В душе натянулась какая-то струна и противно заныла… Я беспомощно посмотрела на Клима и встретила его мягкий взгляд, следящий за мной с тревогой, он слышал, что происходит в моем сердце, в эту трудную для него минуту он хотел меня слышать…

Скорее всего, все присутствовавшие, а было нас десять душ в этом огромном шатре, наслышаны были понемногу о происходящем, но прозвучавшие одновременно эти события произвели угнетающее впечатление, только Калеман неприятно равнодушно похрустывал орешками. Когда старый гном заметил, что я за ним наблюдаю, он заерзал в кресле, оглядываясь по сторонам, и вдруг скрипучим голосом, растягивая высокомерно слова, сказал:

— В старые времена Мраса уже пыталась выйти наверх…, но великий король Ариарх I сумел заставить их убраться отсюда… Не вижу того, кто теперь бы смог это сделать… — не глядя ни на кого, он опять принялся за свои орехи.

— Ты прав, великий Калеман, — оживился король-эльф, — об этом я и хотел говорить с вами, с тобой и Рагадоном. Старое предание об этом времени утеряно, кого-бы я ни спрашивал, — никто не помнит о Четверых Обреченных… или не хочет вспомнить, но вы то — могущественные маги древних народов — вы должны его помнить… Или вы сомневаетесь, что час для этого пришел?

Калеман помрачнел.

— Ничего хорошего это не принесет… Мало приятного говорить о тех, кто находится повсюду вокруг нас… — проговорил он быстро и обвел глазами свод шатра.

Многие, находившиеся в шатре, невольно стали озираться, гном сидел, нахохлившись, и, казалось, из него не выдавить больше ни слова. В конце концов, шумный вздох дракона, надувший противоположную стену, как парус, заставил всех развернуться теперь в его сторону. Все терпеливо ждали, — упоминание об истории, которую все знали только"…где-нибудь и как-нибудь…" и знали о ней самые невероятные вещи, похоже, вынудило замолчать даже самых болтливых. Только безучастное выражение лица Азгара удивило меня, это могло значить одно, он сам знает эту историю.

"Ладно, Калеман…" — голова загудела как колокол, надо же, вроде бы я уже привыкла к языку драконов, но Рагадон — это не сила, это Силища…"Я расскажу, что знаю…, а дальше посмотрим…"

Интересно, кто еще понимает то, что он говорит? Ну, Клим и Калеман — это понятно, Гарра- нет, Нестор — тоже не силен в драконьем языке… Лансеол? Я увидела, как белый эльф, сведя светлые брови, напряженно вслушивается, значит, еще один… И тут яркая вспышка чужого воспоминания заставила меня вздрогнуть…

…Ночь. Крепостная стена. Далеко внизу видны многочисленные огни пожаров, дым застилает долину, лежащую по эту сторону крепости. На широкой стене, залитой кровью, лежит на боку сильно обожженый дракон. Хриплое дыхание вырывается из беспомощно открытой пасти, слабая прерывистая речь вяло шевелится в мозгу умирающего: "…мне говорить нельзя, только вам трем… Четверо Обреченных, эльфы, принесли себя в жертву в древнем храме Земли, став стражами Синегории… Они восстали из мертвых и совершили заклятие, которое запрёт мрасов под землей… Меня заставили вееееернутьсяя-я…"

Дракон сильно вытянулся, вздрогнул всеми лапами, словно пытаясь изо всех сил взлететь….и затих. Легкое облако его последнего воспоминания медленно расплывалось в ночном воздухе… Смутные очертания стен… Четверо воинов сомкнули руки над жертвенным камнем, красивые отвагой и решимостью дойти до конца их лица внезапно осветились сильной вспышкой огня… и знакомый, но не призрачный, а полный сил, облик Владомира проступил отчетливо…

"Утром в Ничьей Долине уже никого не было…" — добавил Рагадон и замолчал, положив устало голову на страшные, с кривыми когтями лапы.

— Все верно, — покачал головой Калеман, — могу добавить, что подземный жар в последнее время стал смертельно опасен, и, спасаясь от адского огня, темные лезут наверх, надеясь здесь избежать кары стражей, и, похоже, им это удается… — неожиданно необдуманные или нарочно дерзкие слова гнома прервались.

Старый гном смертельно побледнел и раскрыв рот, стал жадно ловить воздух, лицо его быстро посинело и распухло до неузнаваемости. Гримаса страха и боли исказила капризное лицо. Вцепившись в подлокотники старик, сильно дергал ногами, свалив скамейку у ног, и постепенно сползая все ниже… Ему бы пришел конец… наверное… если бы не король.