Ведьмина деревня - Татьяна Волхова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Танюшка теперь целыми днями пропадала у Евдокии. Сначала это было вынужденно, так как Алёна плохо себя чувствовала, много лежала и не могла встать. Сказались переохлаждение в лесу и нервное напряжение последнего времени.
Каждый день девочка возвращалась от Евдокии с новой куколкой и играла с ней в разные игры — с участием домовых, леших, русалок. Алёна понимала, что все эти сказки дочке рассказывает ведунья, но не противилась. Танюшка была счастлива и начинала больше говорить, а не молчала, как в последнее время.
Но и свою старую куклу, которую ей подарил отец, девочка не забывала. Евдокия постирала для неё кукольную одежду, они вместе искупали пупса, и Танюша вновь начала спать вместе с любимой игрушкой. Ведунье это не нравилось, но пока она ничего не делала.
Когда Луна пошла на убыль, Евдокия попросила Степана заняться внучкой и забрала Алёну к себе в дом на пару дней. Танюша в этот момент очень внимательно посмотрела на маму и сказала:
— Я люблю тебя, мамочка, поправляйся! — и в этих словах было столько заботы и какого-то глубинного понимания, что у Алёны на глаза навернулись слезы.
Она обняла дочь и пообещала поскорее выздороветь.
— Возьми с собой книги да старайся не прикасаться к ним лишний раз, — сказала Евдокия Алёне.
Девушка пошла в сарай, куда положила книги, когда пришла жить к отцу. Взяла сумку за ручки и вновь почувствовала холодок, пробегающий по спине.
Они с Евдокией зашли в дом ведуньи, Алёну продолжала бить небольшая дрожь. Она чувствовала, что сейчас будет решаться многое в её жизни.
Предложив гостье сесть, хозяйка не спешила. Она разобрала стол, всю пищу поставила в кухонный шкаф. На удивлённый взгляд Алёна ответила, что нехорошо, когда еда стоит на виду во время проведения ритуалов.
— Пища всё впитывает, — сказала она, — поэтому, когда гадаешь или обряды проводишь — всё со стола убирай и в шкафчик ставь. Особенно хлеб и воду.
Алёна кивнула. Она хотела сказать, что больше никогда в жизни не будет заниматься колдовством, но промолчала, боясь обидеть женщину. Ведь помогать ей она собиралась именно таким образом.
Евдокия застелила стол белым ажурным платом, достала мешочек с деревянными дощечками и, раскинув их, сказала, что они могут приступать к очищению.
— Дают тебе шанс, — сказала она.
Кто даёт — Алёна спрашивать не стала. Она давно поняла, что в некоторых случаях лучше молчать.
Потом Евдокия взяла чащу с водой, пошептала над ней какие-то слова, зажгла свечу и небольшую скрутку травы. После этого провела руками под огнём и только потом прикоснулась к книгам.
— Покажи, какой ритуал делала, — обратилась она к Алёне. — Только сама к страницам не прикасайся, говори, куда мне листать.
Девушка подошла и начала всматриваться в слова. Ей казалось, что она хуже понимает почерк, которым были исписаны страницы, чем это было раньше. Евдокия листала вперёд, и наконец Алёна зацепилась взглядом за строки заговора, который произносила.
— Вот он, — сказала она, показывая на нужную страницу.
Ведунья начала вчитываться в строки и покачала головой.
— Глубоко ты залезла, Алёна, один из самых сильных взяла, как только допустили тебя до такой силы, — сказала она.
Девушка пожала плечами.
— Я была в отчаянии, ничего не получалось в жизни, мужа любила без памяти, думала, вернётся он — и заживём мы, как раньше. Ничего ради этого не жалела. А оно вон как вышло… — сказала она.
— По-старому никогда не бывает, каждый день новый, — проговорила Евдокия. — К нехорошим силам ты взывала, кладбищенская магия — одна из самых тёмных, и обратное действие у неё сильное. Если эти силы не получают обещанного, то могут отомстить.
Алёна вновь ощутила холодок, пробегающий по спине. Вспомнила, как ходила на кладбище, как искала вещи для откупа.
— Но я всё сделала, как там написано, — сказала она.
— Это ничего не значит. Одно дело, что написано, а другое — как получилось. А что именно ты просила? — уточнила она.
— Чтобы Тимур вернулся живым, и чтобы его обидчики были наказаны, — проговорила девушка.
— Вот он и вернулся, только хорошо ли тебе от его жизни? Не так надо было прощение составлять, — сказала Евдокия. — А обидчиков зачем наказать хотела? Твоё ли это дело?
— Обидно мне за мужа было, — ответила Алёна, начиная немного злиться на ведунью, — вы не знаете, какие картины мне по ночам виделись. Как его бьют, как больно телу, как стонет сердце от безвыходности… А когда вернулся, Тимур рассказывал, что в яме сидел и что удары на нём отрабатывали. Значит, верно мне всё снилось, — она замолчала, почувствовав ком в горле от жалости к мужу.
— У каждого своя судьба, — сказала Евдокия, — мне тоже жаль, что с твоим мужем такое произошло. Но ему так предначертано. И не нам судить, справедливо ли это.
Она помолчала.
— Если бы ты просто на возвращение ритуал сделала, то не так всё плохо было бы, — продолжала она. — Но ты решила стать судьёй и послать наказание обидчикам, чем взяла на себя то, что не надобно.
— Но я думала, что пока живы его обидчики, не видать Тимуру свободы, — оправдывалась Алёна.
— Его свобода закончилась, когда на него Аня приворот сделала, она его волю подавила, разрушение на вас обоих навела, — был ответ.
— Чтоб ей пусто было, — ответила Алёна, невольно взглянув на небо.
— Ей и так отольётся: из этой жизни молодой ушла, что в следующей будет — неизвестно. А вот тебе ещё жить и жить было положено, — сказала Евдокия.
— А что же делать? — спросила девушка.
— Всё, что сможем, на место поставим, с тебя груз снимем. А там как пойдёт: я ведь не всемогущая, только попробовать могу, а что дальше будет — это там решат, — она тоже посмотрела на небо, — мне неведомо.
— Тимуру будет хуже? — с дрожью спросила Алёна.
Несмотря на все его поступки, она не желала мужу зла, особенно вспомнив, через что он прошёл.
— Мы с тебя снимем тот груз, что ты по незнанию взяла, — сказала ведунья. — И почистим от худа, что прицепилось к тебе после взаимодействия с тёмными сущностями. Но как это скажется на окружающих — я не знаю. Больше всего опасаюсь за Танюшку: она совсем ма́лёнькая, а ребёнок в таком возрасте сильно с матерью связан. Она была в доме, когда ты ритуал делала?
— Кажется, да, — неуверенно ответила Алёна, — но она спала за ширмой.
— Ширма для сущностей ничего не значит, — покачала головой ведунья, — но я надеюсь, что не коснётся наша работа
