Меч теней - Карин Рита Гастрейх

встать между тобой и нашим королем означало бы только подвергнуть нас обоих опасности.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Акмаэль — хороший король, но он такой же человек, как и все остальные. Однажды он оказал мне великую милость, когда его отец погиб от острия моего копья. Он больше не будет потакать мне, если я заберу кого-то еще, кого он любит.

— Это полная ерунда! Акмаэль никогда бы…

— Это иллюзия, которую ты питаешь из-за его великой доброты к тебе. Многие скажут, что он был слишком добр к маге из Моэна. Никогда не позволяй ему думать, что ты выставила его дураком.

Эолин перевела дух в знак протеста, но он заставил ее замолчать поцелуем, страстным и горько-сладким.

Эолин провела дрожащими пальцами по чертам его лица.

— Почему судьба была так жестока, чтобы вдохновить эту любовь в тот момент, когда мы должны попрощаться?

— Иди, — сказал он хриплым голосом. — Уходи, пока я не попросил тебя остаться.

Она снова потянулась к его губам, но он отступил.

— Иди, — сказал он тихо.

Эолин позволила серебряной паутине соскользнуть с ладони и держала ее на тонкой цепочке.

Эхекат.

Амулет начал вращаться вокруг своей оси.

Элеом энем.

Заклинание разбивало ей сердце. Она держалась за образ Бортена, даже когда вокруг нее растаял лес, мрачный вихрь, поглотивший все и оставивший ее во тьме на мгновение.

Под ее ногами материализовался пол, холодный и твердый. Знакомый аромат камня, земли и вневременной магии окутал ее. Появились стены, занавешенные тенями.

Одинокая свеча освещала маленький столик. Бледный лунный свет струился через сводчатые окна и вырисовывал силуэт Акмаэля, который стоял к ней спиной и смотрел на город на юге.

Не так давно Эолин думала, что никогда больше не ступит в это место, где она впервые отдалась Королю-Магу. Она нервно взглянула на кровать Акмаэля. Она была удивлена, что не увидела фигуру Тэсары под одеялом, пока не вспомнила любопытную привычку королей и королев не делить свои личные покои.

Эолин колебалась, а серебряный амулет в ее руке был теплым. Было бы просто вернуться в Моэн, к Бортену, в этот момент. Возможно, Акмаэль даже не заметит, что она была там.

Плечи Короля-Мага напряглись. Он изменил свою позицию и склонил голову набок, как будто почувствовав присутствие позади себя.

— Акмаэль, — сказала она.

Он обернулся с ножом в руке.

— Это я. Эолин.

Она услышала его резкий вдох.

— Эолин. Слава богам!

Акмаэль заключил ее в свои объятия и покрыл ее лицо поцелуями. Эолин утонула в сладкой близости его объятий, в аромате его кожи, в воспоминаниях о счастливых приключениях в залитых солнцем лесах.

Затем она отстранилась. Ее колени ослабли, и она изо всех сил пыталась успокоить пульс и восстановить дыхание.

— Мы так много потеряли. Моэн захвачен. Сырнте призывают демонов Наэтер в наш мир.

— Демоны? — сомнение окрасило его тон.

— Я видела их. Одного в Южном лесу и двух только что, в дне пути от перевала Эрунден. Высшая Магия удержит их, но убить их может только это оружие, — она расстегнула пояс, на котором был Кел'Бару, и протянула свой меч Акмаэлю.

Он обнажил клинок, держа его под лунным светом, словно приветствуя старого и не совсем желанного знакомого.

— Поэтому я должен владеть галийским мечом, если я хочу противостоять Сырнте. Будем надеяться, что теперь он меня послушается.

— Он послушается, мой Король. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это было так.

Улыбка коснулась его губ. Акмаэль вложил меч в ножны и отложил его в сторону.

— А еще… — начала она.

Он заглушил ее поцелуем.

— Пожалуйста, мой Король. Я должна сказать…

— Эолин, любовь моя, — Акмаэль взял ее лицо в свои руки. Сильные руки, закаленные магией и созданные для войны. Руки, которые вызывали боль желания знакомым прикосновением. — Завтра мы будем готовиться к нашим боям. Сегодня я хочу быть только с тобой.

Его губы снова нашли ее, и Эолин поддалась их настойчивости, своему желанию. Она закрыла глаза, дрожа, когда он освободил ее тело от удушающих пут ее рваного платья.

Акмаэль поднял Эолин и отнес к своей теплой постели. Тот тихий голос протеста, что звучал в ее сердце, был заглушен непреодолимой потребностью раствориться в этой близости, полететь на крыльях Дракона и забыть ужасы, осаждавшие ее мир.

Эолин пила из чаши их общего желания. Когда экстаз завершился, и их страсть прошла, она проснулась в объятиях Акмаэля, слушая ровный стук его сердца.

Король-Маг поерзал во сне, крепче обняв ее. Эолин прижалась губами к его теплой груди, благоговея перед глубоким чувством безопасности, которое она чувствовала в центре его замка.

Когда она погрузилась в сон, ее мысли вернулись к Бортену, к сладкому открытию его поцелуя, к печали их расставания, к жизни, которую они никогда не узнают.

— Я люблю тебя, — пробормотала она, хотя уже не была уверена, для кого предназначались эти слова.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Горе

Походка Мехнеса была быстрой, а характер грубым. При всей своей распутной красоте и женственной элегантности Ришона могла вести себя как безмозглая шестилетняя девочка, когда на нее сваливалось настроение.

Как только они насытили Наэтерских Демонов и вернулись в свой павильон, ярость Ришоны взорвалась со скоростью огня. Мехнес урегулировал спор с насилием, редко направляемым на его племянницу, выбивая из нее гнев, пока она не повернулась к нему, как рысь в течке, в отчаянии от старого и знакомого голода. Этот момент наполнил его скорее весельем, чем желанием. Он насмехался над ухаживаниями Ришоны, а затем бросил ее, оставив Сан'иломан наедине созерцать горькую правду о ее зависимости от него во всем.

Факелы освещали беззвездную ночь. Ритм лагеря снизился до пульсирующего бормотания, характерного для короткого периода между тем, когда мужчины заканчивали со своими шлюхами и играми, и когда они вставали, чтобы начать новый день.

Мехнес нашел покой собственной палатки освежающим. Слуги выступили вперед, когда он вошел, предлагая чашу воды и полотенце, которыми он охладил лицо и шею.

— Женщина? — спросил он.

Они кивнули в сторону задней части павильона, где его кровать была частично скрыта прозрачной драпировкой и освещена свечами. Там Адиана спала, связанная по рукам и ногам.

Созерцая пейзаж своего следующего завоевания,