Проводник смерти - Андрей Воронин

И — Илларион это твердо знал — во всей Москве был только один человек, способный взобраться на двенадцатый этаж и добыть эту зажигалку, не свернув себе при этом шею. Ему было о чем подумать. Например, его очень интересовало, что он скажет Татьяне.

О том, что он скажет Игорю Тарасову, Забродов старался вообще не думать.

Глава 16

Ближе к полудню небо затянуло тучами, мороз спал, и снова пошел снег на этот раз мелкий, кристаллический, моментально выбеливший газоны, обочины и дворы, не говоря уже о крышах.

Илларион спустился во двор, притворяясь, что не замечает жжения в глазах — ночь, проведенная на нарах, давала о себе знать, и Забродов в который уже раз с грустью подумал о том, что начинает стареть.

Заехав домой переодеться, он обнаружил, что Татьяна спит, свернувшись калачиком на диване и уронив на пол книгу, которую читала, коротая время. Это был неожиданный подарок судьбы: точно зная, что трудного разговора не избежать, Илларион не стремился ускорять события, до последнего сохраняя хрупкую иллюзию мира и спокойствия.

Двигаясь с бесшумной легкостью профессионального разведчика, он сменил мятый вечерний костюм на линялый камуфляж и утепленный армейский бушлат, затянул на лодыжках шнурки американских саперных ботинок и секунду постоял возле письменного стола, соображая, брать ли с собой револьвер. В конце концов он решил, что оружие ему не понадобится, написал Татьяне записку, в которой обещал вернуться к обеду, и бесшумно выскользнул из квартиры.

Оказавшись во дворе, он первым делом закурил, разгоняя клубившуюся в голове сонную муть. Припорошенный снегом «лендровер» стоял на своем обычном месте, уставившись обрубленным рылом в жерло узкой арки, за которой шумела Малая Грузинская. Илларион подошел к машине и зачем-то пнул носком ботинка передний скат.

Собрав на капоте горсть снега, он приложил его к пылающему виску и подумал, что начинает тянуть время. Он невесело усмехнулся: не было ничего удивительного в том, что он не торопился приступать к делу, которое не сулило ничего, кроме неприятностей.

Он уронил окурок под ноги и по привычке растер его подошвой, хотя пожара здесь, в царстве мокрого асфальта и отсыревшей штукатурки, можно было не опасаться. Все способы оттянуть время закончились, и Илларион взялся за ручку передней дверцы. Нужно было ехать, и только сам Забродов знал, как ему этого не хотелось.

Он забрался на водительское сиденье и включил зажигание, бросив полный надежды взгляд на указатель расхода топлива: а вдруг бензин на нуле, и нужно смотаться на заправку? Это был уже сущий детский сад, тем более, что вчера по дороге к Татьяне он залил полный бак и прекрасно об этом помнил. Бак действительно был почти полон, бензин не испарился, не вытек и не был украден неизвестными злоумышленниками.

— Надо ехать, старичок, — пожаловался Илларион «лендроверу». — Давно пора ехать, но если бы ты знал, как не хочется!

Он повернул ключ, запуская стартер Двигатель с ревом ожил и заработал, как всегда, ровно и мощно.

— Эх, ты, — сказал Илларион машине и выжал сцепление.

Включить передачу он не успел. В кирпичной трубе арки вдруг возник, свернув с улицы во двор, старенький, латаный-перелатаный «жигуленок» первой модели. Илларион негромко выругался и выключил зажигание, потому что за рулем «жигулей» сидел Игорь Тарасов.

Старая «копейка» лихо развернулась посреди двора и замерла рядом с «лендровером», коротко прошуршав шинами по мокрому асфальту. Илларион вышел из машины, нащупывая в кармане сигареты. Мимоходом он подумал, что в последние дни стал много курить. На то имелись свои причины. Илларион усмехнулся: любой глупости можно найти оправдание, и даже сумасшедший, готовящийся выстрелить себе в рот из армейского пистолета, считает, что у него есть веские причины для того, чтобы поступить именно так, а не иначе.

Дверца «жигулей» неприятно лязгнула, захлопнувшись, и Игорь Тарасов предстал перед Илларионом во весь рост: невысокий, ладный, в новой куртке и новых ботинках с квадратными носами, с тяжелой золотой печаткой на среднем пальце правой руки и розоватыми от недосыпания глазами. В том, что Тарасов не выспался, скорее всего, была виновата длинношеяя редакционная девица, но теперь Илларион сомневался даже в этом.

— Привет, командир, — сказал Тарасов, протягивая руку для пожатия. Илларион секунду колебался, но все-таки пожал его узкую ладонь с гибкими крепкими пальцами, снова с неприятным чувством ощутив твердую выпуклость перстня.

— Красавец, — сказал он. — Прямо налюбоваться не могу. Только вот машину надо бы сменить. Несолидная машина для такого красавца.

Тарасов хмыкнул.

— Марина то же самое сказала, — сообщил он.

— Это которая же Марина? Это вот с такой шеей?

Илларион поймал себя на том, что разговаривает издевательским тоном, но решил, что сойдет и так: в конце концов, этот человек за несколько дней буквально вынул из него душу, и у Забродова не было ни малейшего желания щадить его самолюбие.

Тарасов уловил в его тоне плохо замаскированную издевку и посмотрел на него с неподдельным удивлением.

— Точно, — медленно сказал он, — с шеей. Что это с тобой, капитан? Не с той ноги встал?

Илларион пожал плечами.

— У меня сегодня обе ноги левые, — сказал он. — Так уж вышло.

— Что-то раньше за тобой такого не водилось. Что случилось, командир?

— Старею, наверное. Ты зачем приехал?

— Да Татьяна куда-то пропала. Дома нет, на работе нет… Я подумал, может, она у тебя?

Илларион вспомнил собственные слова о том, что где Кареев, там и Тарасова, и зябко передернул плечами.

Мир и в самом деле сошел с ума, если он мог заподозрить Игоря Тарасова в намерении убить родную сестру, но Илларион слишком устал от этой истории, чтобы испытывать по этому поводу сильные эмоции.

— У меня, — сказал он. — А зачем она тебе понадобилась?

— Да просто так. — не слишком уверенно ответил Игорь. — Просто хотел убедиться, что все в порядке.

— А что должно быть не в порядке? — холодно поинтересовался Илларион.

Тарасов посмотрел на него долгим внимательным взглядом и покачал головой.

— Да, — сказал он, почесав за ухом. — Что-то ты сегодня… Ладно, поговорим в другой раз. Раз Татьяна у тебя, беспокоиться не о чем.

Илларион подождал, пока он усядется в машину, и все так же холодно спросил:

— Ты уверен?

Тарасов поднял на него удивленные глаза.

— Что?

— Ты действительно считаешь, что тебе ре о чем беспокоиться?

— О чем это ты, командир?

— А ты не знаешь? — Илларион наконец вынул из кармана пачку и зубами вытащил из нее сигарету. — Слушай, у тебя огонь есть? Я вчера где-то зажигалку оставил.

Продолжая смотреть на него с немного испуганным удивлением, Тарасов полез в карман и подал Иллариону зажигалку. Забродов чиркнул колесиком, закурил и повертел зажигалку в пальцах, рассматривая со всех сторон.

Последние сомнения улетучились. О Татьяне он больше не думал — по крайней мере пока.

— Редкая вещица, — сказал он, не торопясь возвращать зажигалку Игорю. — Гильза, по-моему, от «МГ».

Или я ошибаюсь?

— Тебе виднее, — пожав плечами, ответил Тарасов. — Но факт, что немецкая. Я с «МГ» дела не имел, так что ничего определенного сказать не могу.

— А с фомкой?

— С чем?

— С фомкой. Это такой ломик, которым очень удобно рвать гвозди и проламывать людям головы.

— А, это. У нас в семье его лапой называют. Имел, конечно, только я не пойму, к чему ты клонишь.

Илларион вздохнул. Он очень надеялся, что ему не придется объяснять все по пунктам, но его надеждам, похоже, не суждено было сбыться.

— Хорошо, — сказал он. — Если ты настаиваешь, могу растолковать. Есть в Москве такой человек по кличке Муха. Забирается в форточки и чистит квартиры.

Нормальный бизнес, даже уважаемый… Но вот в последнее время начались у него проколы: сначала возле Белорусского вокзала напоролся он в квартире на хозяйку, и по чистой случайности вышло так, что женщина умерла. А позавчера и вовсе некрасиво получилось. Залез он в квартиру, а там хозяин. Фамилия хозяина, между прочим, была Кареев. Тебе это ни о чем не говорит?

— Кареев? Так это же…

— Вот именно, напарник Татьяны. И этот самый Кареев возьми да и пальни в нашего Муху из «тэтэшки». Ну, как интеллигенция стреляет, мы с тобой знаем. В общем, промазал Кареев, а Муха ему голову фомкой проломил и спокойненько ушел… с вещами, конечно. Он же за вещами туда и залез — так, по крайней мере, милиция считает.

— А ты как считаешь?

— А это неважно, как я считаю. Важно другое: все жертвы этого самого Мухи проживают на верхних этажах — не ниже девятого, насколько я понял, — и милиция уверена, что забирается он туда прямо по стене, за что его Мухой и окрестили.