Витим Золотой (Роман 2) - Павел Федоров

- Вы случайно не либерал? - вдруг спросил Кондрашов.

- Было увлечение в далекой юности. - Александров грустно усмехнулся. - Вы почему спросили?

- Все либералы, и молодые и старые, страдают плохой памятью... Вы тоже забыли, господин статский советник, что рабочие требуют полного расчета по день найма и бесплатного проезда до жилого места. Договор нарушен со стороны администрации. А насчет отдельных исков, положа руку на сердце, вы ведь и сами не верите в судейскую справедливость, не так ли?

- Нет, отчего же... - Александров смешался. Ему было известно, что горный исправник Галкин готовит список для передачи мировому судье на выселение. Александрову не хотелось говорить сейчас неправду.

- К сожалению, - опередил его Кондрашов, - администрация добивается от мирового судьи решения, чтобы выбросить рабочих из их жилищ. Передайте администрации, что это очень опасная затея...

Александров поспешно заверил, что до этого не дойдет. Возвратившись, он поделился своими мыслями с горным исправником Галкиным, на которого была возложена следственная часть.

- Со списками нужно повременить, - посоветовал Александров.

- Вы что же, решили изменить свою позицию? - склонив к инженеру свое широкое, тупое лицо, спросил Галкин.

- Предпочитаю быть более благоразумным.

- Шибко же вас шатануло!

Наблюдая за инженером, Галкин еще вчера, у Теппана, подметил, как странно вел себя Александров. Он мрачно отмалчивался. Видимо, ждал приезда Тульчинского, чтобы всю эту опасную канитель спихнуть на него. Заметно было, что Александров явно самоустранялся. Да и вообще во взаимоотношениях этой троицы резко наметилась трещина. Галкин узнал, что Теппан пожаловался на них в Петербург правлению, обвиняя обоих в сокрытии истинных дел о ходе забастовки, а исправника - в беспомощности и даже попустительстве.

Донос был послан и губернатору Бантышу. Сегодня от него прибыла грознейшая телеграмма:

"Витимскому горному исправнику А. Галкину.

Телеграмма ваша No 1750 и сегодняшняя ваша телеграмма относительно возбуждения рабочих по поводу выдворения из казарм и ваш совет по соглашению окружным судом разрешить отсрочку дает мне основание предполагать, что вы или не получили моих телеграмм от 17 марта и от 20 марта, или же вы действительно растерялись и перестали давать себе отчет в своих действиях. Возлагая на вас ответственность за беспорядки, могущие произойти благодаря неисполнению моих распоряжений, предлагаю вам впредь беспрекословно и незамедлительно исполнять мои распоряжения. Начальнику бодайбинского гарнизона сегодня телеграфно штабом будут даны соответствующие инструкции оказания вам содействия, почему вы имеете возможность в точности исполнять требования следователя относительно обысков и арестов, производимых по его указанию в следственном порядке. Предупреждаю вас, что имеющиеся в вашем распоряжении военно-полицейские силы более чем достаточны для охранения общественного порядка вверенного вам района. Если подтвердятся телеграммы Теппана и Иванова, я предам вас суду за бездействие власти и за упорное неисполнение моих распоряжений".

- Все это через ваш либерализм, господин Александров, - вертя в руках телеграмму, жаловался изничтоженный Галкин.

- Помилуйте, при чем тут я! - воскликнул Александров.

- А в акте, милостивый государь, что вы написали?

- Правду написал.

- Какая там правда! - Галкин поморщился и безнадежно махнул рукой.

- А такая, что кровопролитие нахожу вовсе нежелательным.

- Но ведь воинскую команду мы с вами вызвали не для христосования.

- Это на всякий случай, для поддержания порядка, а вышло так, что рабочие лучше сохраняют порядок, чем ваши полицейские.

- Значит, вы, господин окружной инженер, окончательно перекрасились? - напирал Галкин.

- Я много думал и пришел к выводу, что с моей стороны это было не совсем верным актом. Теппану, разумеется, не жалко стрелять в русских людей. Недаром он сказал, что можно убить полсотни этих свиней... Но я же сам русский!

- А я что, по-вашему, басурман? Я ваш акт подмахнул только потому, чтобы Теппану насолить, а вышло так, что сыпанул в свою чашу горчицы, сокрушался вконец расстроенный исправник.

- У нас есть милый дар: мы умеем отлично басурманить в своем же отечестве, - в заключение беседы тихо и задумчиво проговорил Александров.

После беседы с Кондрашовым окружному инженеру пришлось о многом задуматься. Как ни странно, но он симпатизировал этому человеку. Окружной инженер начинал понимать, что возмущение такой большой массы людей явилось закономерной неизбежностью, обусловленной поистине каторжным режимом со стороны Белозерова, Теппана и их приспешников, одним из которых был он, статский советник Александров, бывший университетский ортодокс, яростно сетовавший на засилие плутократии и полицейщины. А теперь? Мерзко было сознавать, что он и сам давно уже скачет в той же упряжке...

Именно под таким настроением окружной инженер и составил акт о том, что раздражать рабочих прекращением выдачи продовольствия в связи с наступающей пасхой не следует. Во втором пункте он писал: "Подавление открытых выступлений кровопролитием нахожу безусловно нежелательным и благоприятный исход этого подавления, ввиду разбросанности приисков "Ленского товарищества" на протяжении 250 верст, неосуществимым".

Однако самым удивительным было то, что он уговорил горного исправника подписать этот акт. Тот скрепил бумагу следующей резолюцией:

"Изложенное в акте мнение вполне разделяю.

А. Галкин".

Получив этот документ, да еще с такими подписями, Теппан возмутился и направил Галкину письмо с резким и гневным протестом. Галкин не замедлил прибыть в главную резиденцию. Встреча произошла у Теппана в кабинете.

- Мы не ожидали от вас, господин горный исправник, такой финтель-винтель! - Не находя слов, управляющий крутил пальцами около виска.

- Позвольте, господин главный управляющий!

- Это вы позволили себе с господином Александровым затянуть забастовку!

- Мы ничего не затягиваем.

- А ваш этот дерьмовский акт как изволите расценивать?

- Мы предложили довольствовать рабочих по случаю великого праздника, - оправдывался Галкин.

- Вы, может быть, заставите меня давать бунтовщикам красненькие яички? - Из уст Теппана лился поток язвительных слов. - Должен вам прямо сказать, что вы не принимаете никаких мер по выселению забастовщиков. Я прошу дать мне категорический ответ: можете ли вы привести в исполнение приговор мирового судьи и выдворить из казарм бывших рабочих?

Исправник молчал. Применять такие крутые меры было нельзя, да и небезопасно. Рабочих было несколько тысяч.

- Мы намерены нанять новых рабочих. Отвечайте мне: вы в состоянии оградить их от актов насилия? - напирал на исправника Теппан.

Галкин заявил, что не может гарантировать охраны вновь нанятых рабочих, так как не располагает достаточными силами, не может также исполнить и приговор о выселении.

- Хорошо! Если вы так бессильны, господин горный исправник, то мы обратимся непосредственно к губернатору, - пригрозил Теппан и в тот же день выполнил свою угрозу.

Результатом была та грозная телеграмма губернатора Бантыша.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

К моменту возвращения из отпуска Тульчинского бастовали все без исключения прииски "Ленского товарищества". Последними присоединились и прислали своих делегатов самые дальние - Рождественский и Архангельский. Получив от Александрова полный отчет о событиях, Тульчинский приступил к своим обязанностям, сделав при этом следующее объявление:

"Окружной инженер Витимского горного округа Константин Николаевич Тульчинский предлагает выборным от рабочих "Ленского золотопромышленного товарищества" прибыть к 4 часам 24 марта с. г. в его канцелярию, что на Успенском прииске".

Тульчинский знал свой округ лучше, чем его заместитель Александров. Как государственный чиновник, Константин Николаевич по своим убеждениям придерживался либерально-демократических взглядов, заводил довольно смелые знакомства с политическими ссыльными, а помимо всего прочего, располагал густой сетью осведомителей... Через своих верных людей Тульчинский знал, что в центральный забастовочный комитет кроме ссыльных большевиков вошли меньшевики, эсеры, анархисты и что между партийными прослойками идет раскол. Меньшевики во главе с Думпе предлагали удовлетвориться выполнением части требований, в частности согласиться на 10-часовой рабочий день. Как опытный политикан, Тульчинский решил использовать разногласия руководителей забастовки. Он пригласил делегатов не куда-нибудь, а прямо к себе на квартиру. Выхоленный, гладко причесанный, в меховой домашней курточке, он встретил выборных как самых дорогих гостей и сразу же предложил осмотреть огромную, богато обставленную квартиру. Потом возвратились в гостиную, где все было заранее подготовлено к ответственной встрече. На длинном столе возвышалась горка хвороста, в тарелках - тонко нарезанный сыр, на разных концах стола стояло по широкой бутылке. Черепахин и Зелионко переглянулись.