Сенсация на крови - Марина Серова

в стороны. – Я и впрямь был на совещании, а секретарь мой, Дмитрий, на больничном… А тут Снежанна Денисовна были неподалеку и…

– Мне не сложно! – тоном пониже подтвердила Штык.

Эта тактика генпродюсера напоминала баскетбольный мяч: как бы Ильинишна ни лупила по нему, он без вреда отскакивал от любой поверхности.

И Рубиновая начала понимать это.

– Ладно, а то, что сказал Брагин? – напомнила она. – Чтобы он ничего не говорил про бензпирен и «Гефест»?

– Лидия Ильинична, вы же знаете, я вам не враг… – начал было Чижиков.

– А моей работе? – оскалилась Рубиновая.

– И вашей работе не враг. – Чижиков не отступил. – У вас есть чем подтвердить слова Станислава Родионовича? Может, запись этих звонков?

Рубиновая сердито засопела.

– А сам Станислав Родионович? – продолжил генпродюсер. – Он сможет в передаче прокомментировать ваш материал?

– Увы, нет. Он сейчас в больнице. – По лицу Лидии Ильиничны было сразу видать, насколько этот облом для нее жесткий.

– Что же это, кого у вас ни хватишься, все в больнице, – добродушно уколол Ярослав Демьянович. – Что Станислав Родионович, что…

Чижиков осекся.

Лицо Рубиновой приняло выражение торжества пополам с готовностью прибить на месте.

– Лидия Ильинична, что ж это я, кофе-то… Кофе забыла… – Снежанна попробовала отвлечь начальницу, но та и бровью не повела.

– Давайте, Ярослав Демьянович, – вкрадчиво пропела Лидия Ильинична. – Назовите второе имя. Кто у нас еще в больнице?

Снежанна нервно вскочила со стула, но я у двери оказалась раньше и отрезала ей путь к отступлению. Впрочем, желание ассистентки оказаться где-нибудь не здесь было вполне объяснимо.

– Ярослав Демьянович, – поднажала госпожа продюсер. – У меня тут как минимум один свидетель, который подтвердит вашу оговорку. А мне, вы знаете, иногда и свидетелей не надо. Вы говорите, что вы не враг моей работе. А я сейчас убеждаюсь в обратном.

– Что ж вы, Лидия Ильинична, за маразматика меня держите? – вздохнул Чижиков. – Вы сами мне через Снежанну передавали, что один информатор у вас был, прямо из «Гефеста», Виктор Иванович Рыба. Но его кандидатура отпала, так как он попал в больницу с тяжелыми…

Рубиновая перевела взгляд на свою вот уж сколько лет бессменную помощницу.

– Нет, Ярослав Демьянович, – медленно произнесла она, – ничего-то я вам не передавала.

Штык стояла спиной к Рубиновой и Чижикову, лицом ко мне. Я видела, как она побледнела. А оба продюсера наравне со мной наверняка отметили, как подрагивают сжатые в кулаки руки Снежанны.

– Он сказал, что это для вашей же безопасности, – срывающимся голосом, чуть не плача, пролепетала Снежанна.

– Кто сказал, Жанчик? – ласково поинтересовалась Ильинишна.

Так любящая бабушка спрашивает у внучки, хочет она шоколадное мороженое или пломбир.

– Леонид Георгиевич…

– Какой Леонид Георгиевич? – пуще надавила Рубиновая.

– Куприянов Леонид Георгиевич… ученый из «Гефеста», муж ваш… – выдавила совсем уж несчастная Снежанна.

Лидия Ильинична замерла с озадаченным видом. Даже не напомнила о том, что они с Куприяновым разведены. Как по мне, озадачиваться тут было не с чего. Куприянов не единожды говорил ей, чтобы она не совалась. Вот и перешел от слов к действиям.

Рубиновая перевела взгляд на начальника. Тот кивнул, но смотрел уже не виновато, а уверенно и спокойно.

– Это что ж он вам такое пообещал за то, что вы мне работу портить будете? – обескураженно уточнила она. – Горы золотые и домик в Альпах?

– Лидия Ильинична, вы подумайте, «Солнце» маленькая студия. Нас разорить – раз плюнуть. «Гефест» завалил бы нас судебными исками. А я о сотрудниках думать должен. Сколько из них живут на одну зарплату, сколько ипотеку выплачивают! – укоризненно напомнил Ярослав Демьянович. – На вашем «табачном разоблачении» свет клином не сошелся.

Я тут же припомнила упоминавшийся Глебом Сергеевым «Ламборгини» его брата. Да, уж Юрий Серафимович точно бедствует.

– Для меня – сошелся! – огрызнулась Рубиновая. Беззубо, неуверенно.

Чижиков этим не воспользовался.

– Лидия Ильинична, вы с вашей принципиальностью себя в гроб загоните и нас утянете, – только и сказал он.

– Пока не загнала, – отрезала она. И сфокусировалась на Штык. – Снежан, ну-ка, в глаза мне посмотри… Смотри, я сказала!

– Лидия Ильинична, прекратите дурить! – воззвал к ней Чижиков.

Я просто ухватила Снежанну за плечи и развернула лицом к обоим продюсерам. Ассистентку Рубиновой била крупная дрожь.

– Ты мне прослушку в кабинете установила, так?

– Д-д-ды-а-а… – Снежанна шмыгнула носом раз и другой, но еще не плакала.

– А кто попросил?

– Д-да-а все он же, Л-л-леонид Г-г-г…ы-а-а…

– Понятно. – Рубиновая брезгливо сморщилась при виде разрыдавшейся Снежанны.

– Супруг ваш за вас беспокоится, вот, пытается уладить ситуацию бесконфликтно. – Чижиков говорил и одновременно встал, усадил ассистентку на стул и вручил ей пачку бумажных платков. Я не стала препятствовать: допрашиваемые из кабинета никуда не денутся. – Сказал, что отговорил свое начальство сразу подавать иск, и вот, пытается миром все… Лидия Ильинична, бросьте вы это, не дурите!

Генеральный продюсер делал, что мог. Несмотря на спокойный тон голоса, чувствовалось, что и он нервничает.

Рубиновая молчала. Я подпирала дверь. Чижиков подавал платки всхлипывающей, все еще трясущейся Снежанне.

– Ярослав Демьянович, – наконец произнесла моя клиентка. – С «Гефестом» я все улажу. Даю вам слово, «Солнце» никто и пальцем не тронет.

Я почуяла подвох. «Солнце», допустим, не тронут, а как насчет сотрудников? Хотя бы самой госпожи продюсера?

– Лидия Ильинична… – снова попытался Чижиков.

– А иначе – можете меня увольнять. Да что там, я сама заявление напишу, – беззаботно заверила она.

Я проследила взглядом каплю пота, стекавшую по ее напряженному лбу.

Ну-ну.

Каким образом увольнение второго продюсера избавило бы телестудию от судебного иска, мне лично было неясно. Но по большому счету меня это и не касалось. В тех случаях, когда я видела, что уже ничем не могу помочь клиентам, я спокойно прекращала сотрудничество. Несколько раз это оборачивалось для меня тем, что клиенты отказывались оплатить мои услуги. Зато во всех этих случаях я избегала крупных неприятностей. И не была соучастницей некоторых весьма неблаговидных поступков моих