V. - Томас Пинчон

Купаясь в жалости к себе, он чуть было не проехал станцию «Фултон-стрит». Край его замшевой куртки застрял в закрывающихся дверях, так что его чуть было не унесло в сторону Бруклина. Чтобы попасть в «Пространство и Время», пришлось пройтись по улице и подняться на десятый этаж. Войдя, он обнаружил, что в приемной не продохнуть. Окинул присутствующих беглым взглядом и понял, что женщин, достойных внимания, здесь нет, и вообще все помещение заполнило семейство, которое словно пришло сюда из эпохи Великой Депрессии, шагнув сквозь завесу времени; они приехали из своего пыльного захолустья на старом «плимуте» пикапе: муж, жена и (то ли его, то ли ее) мамаша; все трое орали друг на друга, причем действительно найти работу хотела только пожилая особа; она стояла посреди приемной расставив ноги и объясняла своим, как заполнять анкету; во рту у нее был окурок сигареты, едва не опалявший напомаженные губы.

Профейн заполнил анкету, бросил ее на стол администраторше, сел и стал ждать. Вскоре в коридоре раздался торопливый стук высоких каблучков – такой сексуальный. Словно под воздействием магнита, он повернул голову и увидел входящую в двери крошку, которую каблучки возвышали до пяти футов и одного дюйма. «Девочка что надо, не хухры-мухры», – подумал он. Жаль, что она не искала работу и находилась по другую сторону барьера. Улыбаясь и помахивая рукой всем сослуживцам, она грациозно процокала к своему столу. Он слышал, как ее ягодицы терлись друг о друга под капроновыми колготками. «Ого, – шевельнулась мысль, – кажется, здесь что-то может получиться. Опускайся же, ты, сволочь».

Но член упорно не хотел опускаться. Шея Профейна побагровела, и на ней выступила испарина. Администраторша, стройная особа, у которой все было натянуто – белье, чулки, связки, сухожилия и даже губы, – эдакая заводная игрушка – четко лавировала между столами, распределяя анкеты, как автомат для сдачи карт. Шесть интервьюеров – прикинул он. Один шанс из шести, что он попадет к ней. Как в русской рулетке. Ну почему все так получается? Неужели в этой милой хрупкой девушке с ногами от ушей его погибель? Она сидела склонив головку и изучала анкету, которую держала в руках. Подняла глаза, и их косые взгляды встретились.

– Профейн, – вызвала она. Взглянула на него, чуть нахмурившись.

«Господи, – подумал он, – заряженный барабан». Вот оно, везение шлемиля, который должен всегда проигрывать. «Русская рулетка – это лишь одно из названий, – простонал он про себя, – надо же: в кои-то веки подфартило, а тут этот торчок». Она вызвала его еще раз. Он кое-как поднялся со стула, прикрыл чресла выпуском «Тайме», наклонился на 120 градусов, обошел конторскую стойку и оказался у се стола. Табличка гласила: РЭЙЧЕЛ ОУЛГЛАСС.

Он поспешил сесть. Она закурила и стала изучать верхнюю половину его тела.

– Приступим, – сказала она.

Дрожащими пальцами он нащупал в кармане сигарету. Она пододвинула ноготком коробок спичек, и он явственно ощутил, как этот ноготок будет скользить у него по спине и вопьется в нее, когда она кончит.

А кончает ли она? Он представил их в постели; для него перестало существовать все, кроме этого спонтанного сна наяву, он видел лишь се печальное лицо с дрожащими узенькими щелками глаз, которое в его тени медленно бледнело и замирало. Господи, он в ее руках.

Каким-то чудом заветная мышца обмякла, багрянец на шее исчез. Он почувствовал себя брошенным и забытым йо-йо, который, немного полежав без движения, катится и падает, как вдруг чья-то рука подхватывает конец нити-пуповины, и вырваться уже невозможно. Да и не хочется. Теперь его простой механизм забудет симптомы ненужности, одиночества, бесцельности, потому что теперь у него есть проторенный путь, который ему не изменить. Вот что чувствовал бы живой чертик йо-йо, если бы мог существовать. Впрочем, Профейн, допускавший любые метаморфозы, готов был поверить, что он – почти вещь, и под ее взглядом начал сомневаться в собственной одушевленности.

– Как насчет ночного сторожа? – наконец спросила она.

«У вас?» – чуть не вырвалось у него.

– Где? – поинтересовался он.

Она назвала адрес неподалеку, на Мейден-лейн.

– Ассоциация антропологических исследований.

Он бы ни за что не смог выговорить это так быстро. На обратной стороне карточки она нацарапала адрес и имя – Оли Бергомаск.

– Это работодатель.

Протянула бумажку, коснувшись ногтями его руки.

– Как только все выясните, приходите. Бергомаск сразу даст ответ; он не любит терять время. Если не получится, посмотрим, что у нас еще есть.

В дверях он оглянулся. Она зевнула или послала поцелуй?

II

Уинсам закончил работу рано. Вернувшись в квартиру, он обнаружил, что его жена Мафия сидит на полу с Хряком Бодайном. Они пили пиво и обсуждали ее Теорию. Мафия сидела, скрестив ноги в обтягивающих бермудах. Хряк вперился взглядом ей между ног. «Он меня раздражает», – подумал Уинсам. Взял себе пива и сел рядом с ними. Лениво поразмышлял над тем, давала ли Мафия Хряку. Впрочем, что и кому дает Мафия – вопрос не из легких.

С Хряком Бодайном была связана одна забавная морская история, которую Уинсам слышал от самого Хряка. Уинсам знал, что Хряк хочет сделать карьеру, снимаясь на главных ролях в порнографических фильмах. На его лице прижилась характерная порочная улыбочка, словно он пленку за пленкой мысленно просматривает непристойные сцены или сам в них участвует. Пространство под полом радиорубки эсминца «Эшафот» – Хряк на нем плавал – было до отказа заполнено его библиотекой, собранной во время плаваний по Средиземноморью; книги выдавались команде по 10 центов за штуку. Подборка была довольно сальная, и Хряк Бодайн прослыл в эскадрилье сеятелем разврата. Но никто не подозревал, что помимо коммерческих талантов у Хряка есть еще и творческие способности.

Как-то ночью 60-я эскадра, состоявшая из двух авианосцев, нескольких тяжелых кораблей и прикрытия из двенадцати эсминцев, в числе которых был и «Эшафот», шла на всех парах в нескольких сотнях миль к востоку от Гибралтара. Было часа два ночи, видимость отличная, огромные яркие звезды сияли над черным, как смола, Средиземным морем. На радарах – ничего, после вахты все спали, а впередсмотрящие рассказывали друг другу морские байки, чтобы, наоборот, не уснуть. Такая вот ночь. И вдруг телетайпы оперативной группы как зазвенят – динь-динь-динь-динь-динь. Пять звонков, или ВСПЫШКА – замечены силы противника. Шел 55-й год, время было более или менее мирное, но капитанов повытаскивали из постелей, дали сигнал общей тревоги и велели кораблям развернуться в боевой порядок. Никто не понимал, что происходит. Когда телетайпы вновь проснулись, подразделения были рассеяны на несколько сот квадратных миль по океану и в большинстве радиорубок толпились члены экипажей. Телетайпы застучали.

«Новое сообщение». Радисты и офицеры напряженно склонились над лентами, рисуя в воображении русские торпеды – злобные, как барракуды.

«Вспышка». «Да-да, – подумали вес, – пять звонков, "Вспышка". Сейчас».

Пауза. Наконец стук ключей возобновился.

«ЗЕЛЕНАЯ ДВЕРЬ. Как-то ночью Долорес, Вероника, Жюстина, Шарон, Синди Лу, Джеральдина и Ирвинг решили устроить оргию…» Далее на четырех с половиной футах телетайпной ленты от лица Ирвинга было описано, как их решение претворялось в жизнь.

Как ни странно, Хряка так и не поймали. Возможно, потому что в операции участвовала половина радистов «Эшафота», включая командира группы связи Нупа, выпускника Аннаполиса; все они заперлись в рубке, как только была объявлена общая тревога.

Шутка вошла в моду. На следующую ночь после объявления полной боевой готовности все услышали ИСТОРИЮ СОБАКИ, где участвовал сенбернар по кличке Фидо и две офицерши. Когда это случилось, Хряк, стоявший на вахте, отметил, что его подражатель Нуп не лишен таланта. Затем последовали другие сообщения приоритетной важности: «Как я трахался в первый раз», «Почему наш офицер – голубой», «Счастливчик Пьер разбушевался». К тому времени, когда «Эшафот» добрался до Неаполя, своего первого порта назначения, рассказов набралась дюжина; Хряк аккуратно собирал их под литерой «В».

Но расплата за грехи наступает неотвратимо. Позже, где-то между Барселоной и Каннами, для Хряка наступили черные дни. Однажды ночью, разослав сообщение, он уснул, прислонившись к дверям каюты помощника капитана. Именно в этот момент судно накренилось на левый борт на десять градусов. Бесчувственное тело Хряка ввалилось к перепуганному капитан-лейтенанту. «Бодайн, – в ужасе завопил офицер, – ты спишь?» Хряк храпел, лежа среди разбросанных бумажек с текстами срочных депеш. Его послали на камбуз. В первый же день он уснул на раздаче и сделал несъедобным целый чан картофельного пюре. Поэтому в следующий раз его приставили к супу, который, несмотря на то что его приготовил кок Потамос, никто не стал есть. Похоже, Хряк умудрялся каким-то загадочным образом не сгибать колени, и даже если бы «Эшафот» перевернулся килем вверх, он все равно продолжил бы спать столбиком. Это была загадка для медиков. Когда судно вернулось в Штаты, его отправили на обследование в Портсмутский морской госпиталь. По возвращении на «Эшафот» Хряка перевели в палубные матросы, и он попал в подчинение к некоему Папайе Ходу, помощнику боцмана. Через пару дней Папаша достал Хряка до чертиков, благо поводов к этому было выше головы.