Если ты, то я - Вун Ивонн

– Дебора умнее любого из нас, – возмутилась я.

– И что? – сказал Мика.

– Ты поступил жестоко. А вдруг она увидит ролик?

– Если она не хочет, чтобы ее пародировали, пусть не дает повода, – заметил Эй Джей.

Меня так и подмывало сказать ему в ответ что-то остроумное, но голова работала гораздо медленнее обычного, и диван подо мной почему-то качался.

– Хорошо, продолжим, – сказала Кейт. Она единственная из всех выглядела совершенно трезвой. – Шиа, правда или действие?

– Действие, – ответила я.

Кейт посмотрела в телефон.

– Слабо провести десять минут запертой в кладовке с любым выбранным наугад человеком из этой группы?

Я больше не могла пить, и, честно говоря, мысль о тихой и темной кладовке прозвучала очень заманчиво.

– Не слабо.

Я, затаив дыхание, смотрела, как Кейт встряхивает телефон, и молилась, чтобы выпал не Эй Джей.

У Кейт внезапно вытянулось лицо.

– Майк.

Все разом замолчали – прикидывали, что со мной будет, если я проведу целых десять минут в темной комнате с парнем Кейт. Майк бросил на меня смущенный взгляд.

– Ты серьезно? – спросил он Кейт таким тоном, что мне захотелось немедленно изобрести расщепляющий аппарат. Я превратила бы себя в поток атомов и рассеялась в атмосфере. Никто еще не стеснялся оставаться в тесном помещении наедине с молекулами воздуха.

– Ты можешь попробовать еще раз? – спросил Майк.

– Это действие, – сказал Арун. – Нельзя поменять задание только потому, что оно тебе не нравится.

Кейт уставилась на меня, молча требуя, чтобы я отказалась от действия и выбрала стопку, но мой организм больше не мог выносить алкоголь. Веранда и так уже перестала подчиняться закону притяжения. Я посмотрела на Майка.

– Хорошо, – со вздохом произнес он. – Значит, кладовка.

– Ух ты, – прошептала я, входя. – И это называется кладовкой? Если бы она не была набита лапшой и чипсами, ее можно было бы сдавать как жилую комнату.

Майк рассмеялся, и мне, на удивление, стало так хорошо. Почему я обрадовалась, что рассмешила его? Ведь он не ПостоянствоОбъекта; сегодня это прояснилось окончательно. Майк – еще один богатый, популярный парень, и его подружка пригласила меня на вечеринку, чтобы унизить при всех.

Майк рылся на полке.

– Что ты ищешь?

Он подошел с картонной коробкой, на которой черным маркером было написано: «Пластиковая посуда».

– Мы же должны заниматься здесь чем-то незаконным, – сказал он. – Так порадуем народ.

В коробке оказалась дюжина баночек с черной икрой.

– Мачеха заказывает себе икру из Европы и не любит ни с кем делиться, поскольку она дорогая. Так что прячет ее здесь. – Майк провернул крышку, и та с щелчком открылась. – Вот он, запах денег, – сказал он и, легко коснувшись моей руки, протянул мне баночку, чтобы я понюхала.

От нее повеяло холодом и солью, словно от океана.

– Вот уж не думала, что деньги так сомнительно пахнут… рыбой.

Майк улыбнулся, и я в очередной раз заметила, какой он красивый. Даже в темной кладовке, пьяный, с потным лицом и в футболке, забрызганной пивом, он выглядел так, словно только что сошел со страницы глянцевого журнала.

Майк открыл пакет с кукурузными чипсами и протянул мне.

– А мачеха не заметит?

– Она подумает, что икру съел папа, и они начнут ссориться. Он станет возмущаться, почему мачеха прячет от него разные вещи, и скажет: «Я тут за все плачу, а значит, имею право есть что захочу». А мачеха ответит: «Пожалуйста, если ты не ценишь меня, я могу уйти». И она убежит в спальню и захлопнет дверь, и папа будет три дня ночевать в комнате для гостей, пока они не помирятся.

– Ого. Так это чипсы с вредоносной программой?

– Чрезвычайно вредоносной.

– Как-то неправильно заедать черную икру кукурузными чипсами, – сказала я. – У тебя нет дорогих крекеров или типа того?

Майк ухмыльнулся:

– С дорогими крекерами это будет не таким уж запретным удовольствием.

Икра оказалась скользкой, мокрой и соленой. Я очень надеялась, что она мне понравится, но, глотая, не сдержалась и поморщилась.

– Явно не твое любимое блюдо, – заметил Майк.

– Да нет, это… классно. Очень вкусно.

– Мне тоже не нравится. Вот так и бывает со всякими популярными вещами. Ты думаешь, раз всем нравится, то и тебе тоже должно. И упорно стараешься убедить самого себя, а потом в один прекрасный день вдруг понимаешь, что совсем не любишь все эти вещи. И тогда в голову закрадывается мысль: не пытаешься ли ты в угоду другим казаться тем, кем не являешься?

Я вытаращила глаза. В одном из своих сообщений ПостоянствоОбъекта писал практически то же самое. Но у Майка была девушка, и он не смотрел «Космическую одиссею». Это не мог быть он!

– Мы все еще про икру? – спросила я.

– Извини, – ответил Майк. – Я немного опьянел. Не знаю, откуда это из меня полезло. – Он посмотрел мне в лицо, и я ощутила притягательность его взгляда. – С тобой легко говорить.

– Я просто сижу, глядя, как вращается вокруг меня кладовка, и стараюсь не упасть.

– Да, но в твоих глазах нет осуждения.

– Может быть, тебе просто не хватает друзей?

Майк издал смешок.

– Может быть. – Он вздохнул. – Интересно, как долго мы уже тут сидим?

Я подумала, что Майку надоело торчать со мной в кладовке, и неожиданно расстроилась. Но он добавил:

– Не хочу выходить. Так приятно иногда побыть в тишине.

Несколько мгновений мы молчали, не зная, что сказать.

– Ну а что насчет тебя? – поинтересовался наконец Майк, протягивая мне чипсы.

Я взяла одну штуку, но без икры.

– В каком смысле?

– Чем ты интересуешься? Что любишь? Чего не любишь? Мы уже выяснили, что ты не любитель черной икры.

Конечно, я много чем интересовалась и увлекалась, но, когда меня попросили вот так, с ходу, об этом рассказать, все вылетело из головы.

– Люблю мятное мороженое с шоколадной крошкой. Люблю разбирать вещи на составные части, а потом снова собирать их. Люблю ходить в магазин канцтоваров и разглядывать всякие красивые ручки и карандаши, но никогда их не покупаю, потому что это кажется глупым. В смысле кто сейчас пользуется карандашами?

Майк рассмеялся.

– Раньше я думала, что ненавижу зиму, но здесь поняла, как скучаю по ней.

– По чему именно?

– По первому снегу. По морозу, сковавшему лужайку. По тому, как люди торопятся забежать в супермаркет до начала метели и запастись молоком и яйцами и возникает такое чувство общности, будто мы все заодно.

Я была уверена, что ему скучно слушать, и очень удивилась его жадному вниманию.

– А что любишь ты? – спросила я.

– Люблю кофейное мороженое. Люблю, как сжимается сердце перед прыжком в бассейн. Люблю забираться в раскаленную машину, которая простояла весь день на солнце, и проверять, сколько я там выдержу, прежде чем открою окна.

– Что, правда? – рассмеялась я. – Так тебе нравится себя наказывать?

– Это как в сауне, – улыбнулся Майк. – По-твоему, люди в спа-салонах наказывают себя разными процедурами?

– Ни разу не была в сауне. Но если там так же, как в раскаленной машине, тогда да, это самонаказание.

– Пить хочется, – сказал Майк. – А тебе?

– Просто умираю.

– Сейчас посмотрим, что у нас тут есть.

Майк потянулся через меня к нижней полке и принялся рыться в коробках. Я хотела отклониться в сторону, но от него так хорошо пахло – слабым отзвуком аромата, который обычно остается к утру на подушке.

Он мне не нравится, напомнила я себе. Он лучший друг Эй Джея, встречается с Кейт и совершенно точно не ПостоянствоОбъекта. И все равно я им любовалась.

Майк вытащил коробку с газированной минеральной водой.

– Теплая, но все-таки лучше, чем ничего.

Он открутил крышку – вода зашипела – и, вместо того чтобы глотнуть, сначала протянул мне.

– Минералку тоже выписывают из Франции?

– Ага, – кивнул Майк, – но, если мы ее выпьем, никто ругаться не будет.