За фасадом строительства советского ВМФ - Почтарев Андрей Николаевич

Не последнюю роль, а вернее сказать, значительную, сыграло появившееся у И.В. Сталина «особое, труднообъяснимое пристрастие к тяжёлым крейсерам» и «увлечение» его «линкорами»529. Видимо, монументализм, опора на внушительную и устрашающую силу, а именно её И.В. Сталин видел в лице крупных надводных кораблей, больше соответствовали его духу, были престижны и являлись «лицом» страны.

«От гигантомании в кораблестроении, — вспоминал бывший нарком ВМФ СССР Н.Г. Кузнецов, — Сталин не отказался и в дальнейшем. Он вообще ни с чем не желал считаться, если им владела какая-то идея. Любопытно, что необходимость строительства линкоров и крейсеров-авианосцев530 он и обосновывал потом уже другими соображениями. Говорил, что колониальная система терпит развал, и мы должны предстать перед изумлёнными взорами народов всего мира обладателями могучего флота, чтобы они уверовали в несокрушимую силу социализма, — это, дескать, укрепит их боевой дух в борьбе с империализмом... »531

Стремление И.В. Сталина иметь сильный линейный флот на практике дорого обходилось стране и шло вразрез с развитием теории военно-морского строительства.

О решающем влиянии жесточайшей централизации вопросов советского военного кораблестроения в руках фактического главы государства говорилось в выступлении на XVIII съезде партии нар» кома судостроительной промышленности И.Ф. Тевосяна: «Нет ни одного проекта корабля, нет ни одного орудия, нет ни одного малого или большого вопроса строительства Военно-Морского Флота, который не проходил бы через руки т. Сталина и по которому мы не получали бы конкретных указаний»532.

Однако к этому следует добавить свидетельство Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова: «...В условиях единовластия названного культом личности, и боязни высказывать свою точку зрения всякое исходящее от Сталина дело, подобно снежному кому вырастало и принимало в конце концов уродливое, неправильной решение...»533

Особо волюнтаризм и диктат И.В. Сталина проявились при обсуждении и претворении в жизнь программы военного судостроения на третью пятилетку.

Ещё 15 августа 1937 г. Комитет обороны при СНК СССР принял постановление, которым определялись классы и основные тактико-технические элементы линейных кораблей типа «А» и типа «Б» (4 ед. и 3 ед. соответственно, вооружённых 4 гидросамолётами каждый), намечаемых к строительству в 1937—1941 гг., согласно решениям СТО при СНК СССР от 23.01, 26.03.1937 г. и Комитета обороны от 26.05 и 03.07.1937 г.

Удивительно, но этот же документ среди прочих проектов кораблей предусматривал и разработку проекта авианосца водоизмещением 10 000-11 000 т со скоростью до 30 узлов для открытых морских театров. Корабль должен был быть вооружён 40-45 самолётами, а также 6-8 130-мм, 4-6 100-мм и 6 — 37-мм орудиями. Наркоману обороны СССР было приказано заново разработать на период до 1943 г. программу строительства по флотам и по годам534.

В результате обсуждения трёх вариантов программ, наиболее важным из которых являлись проект пятилетней программы на 1938—1942 гг. Народного комиссариата ВМФ СССР и десятилетняя программа строительства ВМФ, в том числе «Большая кораблестроительная программа 1938 г.», представленных Народным комиссариатом обороны в 1937 г., ни одна из них не получила официального утверждения. Холя проектом десятилетней программы предлагалось строительство 15 линкоров, 15 тяжёлых крейсеров, 28 лёгких крейсеров, 2 авианосцев535, 20 лидеров, 144 эсминцев, 96 сторожевых кораблей и 204 тральщиков. Ещё более внушительно выглядели цифры по подводным лодкам: к 1 января 1939 г. иметь 221 лодку, а к 1 апреля 1943 г. — 341 536.

Строительство кораблей пошло по годовым планам, которые стали утверждаться ЦК ВКП(б) и СНК СССР. Тем не менее основное внимание по-прежнему уделялось строительству линкоров и крейсеров.

В ходе подготовки к «Большой судостроительной программе 1938 г.»537 в правительстве, по воспоминаниям Н.Г. Кузнецова, в конце 1936 г. или в начале 1937 г. прошло совещание с участием командующих флотов (от КБФ — Л.М. Галлер538, ЧФ — И.К. Кожанов, ТОФ — М.В. Викторов), в ходе которого «были поставлены вопросы: Какие корабли и с каким вооружением надо строить? С каким противником скорее всего придётся встречаться кораблям а боевой обстановке?» Командующие единодушно высказались за строительство подводных лодок. Но далее, когда речь пошла о надводном флоте, их мнения разделились. Командующий Тихоокеанским флотом М.В. Викторов стоял за крупные корабли, ссылаясь на большие пространства Дальневосточного театра, где, по его мнению, надо было иметь сильный и мощный корабельный состав. Командующий Черноморским флотом И.К. Кожанов был за то, чтобы наряду с крейсерами и эсминцами строить как можно больше торпедных катеров.

«Вы сами не знаете, что вам нужно», — якобы заметил И.В. Сталин. Характерная деталь этого «совещания» заключалась в том, что о повестке предстоящей встречи командующие узнали только на самом мероприятии539.

Сам же И.В. Сталин уже знал о том, какой флот ему нужен. Из проекта большой кораблестроительной программы росчерком пера были убраны «за ненадобностью» 2 авианосца, которые к тому времени строили во всех крупных морских странах: в США, Англии, Японии, что являлось опять же со стороны главы государства следствием недооценки роли авианосцев, острую нехватку которых ощутил наш флот уже через три года в ходе войны с фашистской Германией540.

Зато, не учитывая мнения Наркомата ВМФ СССР, в очередной раз в 1939 г. И.В. Сталин даёт новое указание наркому судостроительной промышленности закупить в Германии уже упоминавшийся недостроенный тяжёлый крейсер «Лютцов», впоследствии так и не вступивший в строй541.

Несмотря на то что, со слов Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова, вступившего в апреле 1939 г. в должность наркома ВМФ, И.В. Сталин армию «знал лучше флота», так как «...ещё в годы Гражданской войны больше соприкасался с сухопутными делами, да и после Гражданской войны», «а со флотскими вопросами в деталях он всё же не был так знаком»542, он решительно брало!! вершить его судьбу.

Под простым предлогом «драться около Америки мы не собираемся» «лучший друг Красной Армии» отверг предложения Наркомата ВМФ о необходимости кораблям иметь сильное зенитной вооружение543, высказывал сомнения в необходимости флоту иметь свою авиацию544 и т.д.

К слову сказать, о роли Морской авиации. И в этом вопросе в руководстве страны и высшем военном руководстве в 1930-е гг. полного понимания не было. Так, к примеру, в статье 11 нового Боевого устава Морских Сил РККА (БУМС-37) было отмечено о способности Морской авиации «к нанесению .мощных бомбовых и минно-торпедных ударов по кораблям флота, по морским сообщениям (коммуникациям) противника и его морским и воздушным базам». При этом явно переоценивались возможности надводных кораблей, поскольку в статье 9 было зафиксировано, что они (миноносцы, крейсеры, лидеры, эскадренные миноносцы) «могут решать все задачи на море»545 (уже через четыре года начавшаяся Великая Отечественная война опровергла данные положения).

Недооценивалась роль Морской авиации и в Наставлении по ведению морских операций (НМО-40), в проекте которого говорилось, что она является только средством обеспечения.

Более того, под влиянием того факта, что около двух десятков лет морская авиация находилась в составе ВВС Красной Армии, те присвоили себе единоличное право действовать на морских театрах, даже при отсутствии у них подготовленных для этого сил и средств. В частности, статья 417 Боевого устава бомбардировочной авиации (БУБА-40) гласила: «При участии в самостоятельных операциях военно-воздушных сил на морских театрах и при оперативном взаимодействии с флотом авиасоединения остаются в подчинении своего командования, от которого и получают боевые задачи»546.