Враги - Дмитрий Шидловский

Во дворе стояли два автомобиля. У того, что побольше, ждали Алексей и… Павел не без труда узнал майора Колычева, взявшего его в плен в том бою. Колычев, как и Алексей, был в гражданском. Около второго автомобиля курили четверо мужчин в темных костюмах. По их внушительному виду и по тому, как оттопыривались пиджаки с левой стороны, Павел сразу понял, что это охранники.

— Что-то вы все не в форме? — спросил Павел, подходя к Алексею.

— Так ведь мир на дворе, — ответил Алексей, распахивая перед ним заднюю дверцу автомобиля, — в моде цивильное.

— Что за машина? — поинтересовался Павел, опускаясь на удобное кожаное сиденье.

— «Руссо-балт», — пояснил Алексей, опускаясь рядом, — производится в Петербурге.

— Я смотрю, движение у вас все же правостороннее?[29]

— Да, — кивнул Алексей. — Я настоял.

— Молодец, тем проще будет объединять с СССР, — улыбнулся Павел.

Алексей промолчал. Колычев, махнув рукой стражникам у ворот, быстро сел на переднее пассажирское сиденье, водитель запустил двигатель. Повернувшись назад, Павел увидел, что охранники бросают папиросы и усаживаются во второй автомобиль.

— Приличный эскорт, — улыбнулся он.

— Ты до сих пор был политзаключенным номер один, — ответил, отвернувшись к окну, Алексей.

— А Зигмунд? — удивился Павел.

— Выехал в Германию в день отречения, — произнес Алексей. — С ним эмигрировали многие из тех, кто поддерживал его. Но большинство немцев остались. Сейчас четверть граждан Северороссии — этнические немцы.

Кортеж подъехал к тяжелым тюремным воротам. Вырулив на набережную и свернув направо, к городу, машины начали набирать скорость.

— Что еще происходит в мире? — осведомился Павел.

— Да, в общем, ничего неожиданного, — пожал плечами Алексей. — В РСФСР подавлены выступления Антонова и другие крестьянские восстания, вводится нэп, но экономическое положение ужасное. Их показатели среднедушевого дохода и валового производства ниже наших раз в двенадцать. Мы уже почти три года проводим экономическую реформу и живем в условиях мира. Как и должно было быть, коммунисты получили от поляков по зубам в двадцатом. Мы подсобили Пилсудскому, подведя части к границе и понервировав Ленина. Да, у меня для тебя сюрприз. Белая армия в Крыму сумела удержаться. Там сейчас провозглашена Российская республика, наследница Российской империи. Президентом Врангель, а главнокомандующий вооруженными силами — Слащев. Был там небольшой военный переворот в сентябре двадцатого.

— Твоя работа? — спросил Павел.

Алексей кивнул.

— Наверное с вами они целуются-милуются, — процедил Павел.

— Напротив, — отрицательно покачал головой Алексей, — не признают нас. Как и Финляндию, Эстонию, Латвию и Литву. Польшу со скрипом признали в двадцатом, когда они одновременно воевали с Советами. Да и здесь без давления Парижа не обошлось. Политический режим в Крыму весьма жесткий. Впрочем, и Врангелю со Слащеным пришлось отойти от тотального экономического регулирования. Сейчас там приличный экономический рост.

— Их не стали добивать? — удивился Павел.

— Крым — естественная крепость, а Слащев — толковый военный, — пояснил Алексей. — Это даже Врангель признал после Перекопского и Керченского сражений и простил ему неподчинение. Советы просто не имеют военных и экономических возможностей. Скоро сам в этом убедишься. Крестьянские восстания и бунты в некоторых воинских частях заставили коммунистов в двадцать первом опасаться десанта из Крыма. А уж о том, чтобы штурмовать его, и речи быть не могло. А потом экономика РСФСР практически рухнула. Слава богу, и у Врангеля хватило политической воли заняться внутренними проблемами, а не начинать новый поход на Москву. Политик он замечательный, хоть в этом его роль положительна. Ну, РСФСР, как водится, никто не признает. Нас признали фактически все. Польша вообще наш основной союзник. В общем, Северороссия уверенно встала на путь правового государства. Через три недели выборы президента. Абсолютно демократические. Это я к тому, что в Москве кричат про реакционный диктаторский режим Оладьина.

В машине воцарилось молчание. Наконец Павел произнес:

— Ты не знаешь, как Инга?

— Замужем, — буркнул Алексей, — за одним инженером. Тот все удивляется, как удачно складывается его карьера на государственных оборонных заводах.

— Ты ее… — Павел запнулся, не зная, как закончить фразу.

— Нет. — Алексей отвернулся к окну. — Я ее не видел с того дня и, полагаю, не увижу никогда. Просто есть долги, которые если не вернуть вообще, то надо хоть как-то уменьшить.

Павел тоже отвернулся к окну. Автомобиль свернул на мост. Павел обратил внимание, что движение в городе очень интенсивное. Ломовые телеги явно начали уступать место фырчащим и непрестанно гудящим автомобилям. Он заметил роту солдат, во главе с офицером, марширующих через мост. Мундиры были совершенно иные, чем в период гражданской войны, — более темные; на головах вместо привычных фуражек сидели конфедератки с низкой тульей. Винтовки были автоматические, уже знакомые Павлу, системы Федорова. Сапоги блестели на майском солнце.

— Я смотрю, вы поменяли форму, — проговорил Павел.

— И содержание тоже, — ответил Алексей. — Действующая армия небольшая, с профессиональным ядром, вооружена по последнему слову техники. Созданы бронетанковые части и усилена авиация. Сикорский[30] работает в Петербурге. Есть очень хорошие мобилизационные планы, и все мужское население республики получает военные специальности и проходит сборы. Я знаю, вы еще придете сюда. У нас есть чем вас встретить.

— Не надейся нас остановить, — процедил Павел.

Алексей повернулся к окну.

— Мы уже сказали друг другу все, — произнес он. — Мы уже сталкивали бригады и полки в нашем споре. Если тебе не жалко людей, можешь продолжать. Но я бы предпочел мирное сосуществование. Живи, как знаешь, и не мешай жить другим, как они хотят.

— Вот потому, что мы отказались от военного противостояния, мы и проиграли там. — Павел мотнул головой назад. — Мирное сосуществование, а тем временем — идеологическая война.

— Конечно, — ухмыльнулся Алексей, снова поворачиваясь к собеседнику. — Только не надо говорить, что вы не вели пропаганду. Да и в экономике тоже сил немало приложили. Но в мирной жизни у вас шансов нет, может, оттого вы так агрессивны. Воинская часть хороша на фронте и очень плоха для ведения мирного хозяйства. А ваш социализм — это один большой военный лагерь. Так что, если хочешь жить мирно, я тебе могу посоветовать, как лучше обустроить страну, и даже помочь. Если хочешь воевать, я тебе не советчик.

— Я буду воевать, пока вы не сдохнете, — жестко произнес Павел.

— Воюй, только побыстрее. Я же сказал, победить экономически у вас шансов нет. Впрочем, если вы проиграли идеологическую войну, значит, и идеологически были слабее. Тебе же не приходит в голову обвинять подполковника Колычева в подлоге и жульничестве? Он победил тебя в честном штыковом бою. Колычев был сильнее. Признай поражение и здесь. Не будем об этом, все уже и вправду сказано. Если захочешь есть, скажи, путь у нас долгий. Наручники на время еды я сниму.

— Уже подполковник, — процедил Павел, — быстро.

Он заметил, что автомобиль проезжает мимо указателя направления на Новгород.

— Ничего, — проворчал Павел, — я займусь и штыковым, и рукопашной, как занялся стрельбой после нашей встречи в сентябре семнадцатого. Я смогу победить тебя и с оружием, и без оружия, и в поединке на ковре, и в баталии, где столкнутся многочисленные современные армии. Мы с тобой враги до скончания дней.

Алексей промолчал, отвернувшись к Колычеву. Тот ответил спокойным взглядом.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда, выглянув из-за спины водителя, Павел увидел впереди пограничный шлагбаум. Сердце учащенно забилось. Вот она, долгожданная свобода. Около трех часов, включая короткую остановку для заправки и обеда, они ехали от Петербурга до Новгорода по гладкому прямому шоссе. За Новгородом дорога стала хуже, но все-таки оставалась очень приличной, даже с точки зрения россиянина конца двадцатого века. Павел заметил, что за три года многое изменилось. Улучшились дороги, появились заправочные станции, люди стали одеваться значительно лучше. Он подумал, что его ждет измотанная гражданской войной и разоренная страна. Но все же это была его страна, земля его мечты, и сердце наполнилось радостью.

Машины выкатились на небольшую заасфальтированную площадку перед шлагбаумом. Справа стояла будка, в которой дежурил солдат в новой североросской форме и с автоматической винтовкой. Его конфедератка имела зеленый верх. Слева выстроилось отделение таких же солдат.

Алексей распахнул дверцу, выпрыгнул из машины и знаком предложил Павлу последовать за ним. Асфальт обрывался сразу за шлагбаумом, дальше шла грунтовая дорога. Метрах в ста от шлагбаума около нее стоял зелено-красный пограничный столб с гербом Северороссии, метров через пять стоял другой, неокрашенный, столб с гербом РСФСР, а еще дальше виднелся второй шлагбаум, за которым, с винтовкой с примкнутым штыком за плечами, ходил солдат в старой русской пехотной форме, но без погон.