Бастиано Романо (ЛП) - Хантингтон Паркер С.

Еще одно пустое место.

Еще одно место без Винсента.

И мое нутро — нутро, которое не желало молчать, — шептало: он уже ушел. Ты никогда его не найдешь.

Несколько недель назад Винс устроил Николайо на конспиративную квартиру, чтобы спрятаться от головорезов. На Николайо напали, и за некоторое время до того, как Винс пропал, он схватил его. Пытал его. Обвинил Винса в том, что тот выдал его местонахождение, а потом отпустил, когда тот понял свою ошибку.

А потом Винс исчез. Никаких следов.

Не совпадение.

Дядя Фрэнки ожидал, что все мы не будем винить Николайо, но я не мог. Я понял. Он совершил ошибку, и Винс простил его, так что мы тоже должны. Но мне было легче винить Николайо, чем себя, не понимая, почему мой родной дядя ушел. А мы знали, что он сбежал. Только он мог ускользнуть от своей охраны.

Голос Винса дразнил меня, а недосыпание впивалось когтями в мою голову.

Тик.

Так.

Тик.

Так.

Я снова ударил ногой по мусорному баку, нуждаясь в том, чтобы боль прокатилась по моему телу и прогнала ярость. Задняя дверь распахнулась, и из нее высунулся охранник. На секунду он выдержал мой взгляд, затем склонил голову, извинился и закрыл дверь в клуб дяди Фрэнки.

Когда зазвонил мой телефон, я ответил, не глядя, и рявкнул:

— Какого хрена тебе надо?

— П-папа?

Черт.

— Эверетт. Я думал… — Ничего. Никакого оправдания. Просто… черт. — Прости, малыш. — Я прислонился затылком к кирпичной стене, сильнее, чем нужно, но я заслужил боль. — Как ты?

За семь лет я никогда не кричал на него. Никогда не ругался на него. Никогда не разговаривал с ним так, как он того заслуживал. Вся эта любовь, вся эта нежность, вся эта преданность сгорела в огне. Будь на моем месте кто-нибудь другой, я бы получил кулаком в лицо и проснулся бы с синяком под глазом.

Дыхание Эверетта стало прерывистым.

— Мама ведет себя странно.

— Ты в порядке?

— Да. Я уже могу вернуться домой?

Я провел рукой по лицу и сдержал ругательство. Я хотел, чтобы все были дома двадцать четыре на мать их, семь. Он. Винс. Тесси. Это — постоянно искать или ждать, когда любимые люди окажутся рядом, — подтачивало мой рассудок, с каждым шагом разбрасывая по городу след моей души.

— Я найду способ, Эверетт, — пообещал я, надеясь, что смогу сдержать обещание.

Ты не сможешь, — проворчал искаженный Винс в моей голове. Мне нужен был сон. Время на исходе.

Тик.

Так.

Слишком поздно.

АРИАНА ДЕ ЛУКА

Я никогда не позволяла себе горевать по маме. Мне всегда казалось, что если я найду время, чтобы причинить боль, то никогда не смогу остановиться. Это было бессмысленно. Я никогда не встречала эту женщину. Я не знала, чего мне не хватает, так как же я могла по ней скучать?

Первая слеза скатилась с моих ресниц, когда я уставилась на кровать Бастиана. Я уложила Тесси в ее комнате несколько минут назад, а сама должна была искать место для сна в этом дурацком пентхаусе с двумя спальнями и миллионом бесполезных комнат, но без комнаты для гостей.

Бастиано не нужны гости.

Вторая слеза проскочила мимо первой, когда я пнула вещевой мешок в сторону его кровати, что-то похожее на горе забило мне горло, и я сказала себе, что нет смысла оплакивать того, кого я никогда не видела.

Третья слеза догнала вторую, когда я сняла с себя одежду и влезла в атласные пижамные шорты и тонкий камзол, стараясь изо всех сил следовать привычному распорядку. Я замерла, рубашка наполовину спустилась до середины живота, когда я поняла, что всю жизнь придерживалась обычного распорядка.

Пока мне не исполнилось восемнадцать, я училась в школе, делала уроки, читала книги и спала, изо всех сил стараясь не мешать тете. В колледже это были учеба, домашние задания и старание изо всех сил избегать людей. В бюро я зарывалась в легенды, потому что не хотела сталкиваться с собственной жизнью и искала спасения в обложках.

Но вот я здесь, Ариана Де Лука, и я рвусь по швам. Порванное платье, которое я когда-то любила и поклялась сшить заново, но забросила в дальний угол шкафа и забыла, так и не успев сшить.

Слезы заструились по моим глазам. Я чувствовала, как они толкаются, толкаются, толкаются, пытаясь вырваться за пределы моей упрямой радужки, но я сдерживала их.

Ты не плачешь.

Ты не плачешь.

Ты не плачешь.

Ты не Юпитер. Ты не Ганимед. Ты не Апата. Ты — Ариана Де Лука, и ты не плачешь.

Я была благодарна катастрофе, которая заставила меня отбросить жалость к себе. Вбежав в гостиную, я рассеянно похлопала правой рукой по бедру, где, как я знала, не было кобуры, а другую руку подняла, готовая к бою.

Она опустилась, когда я увидела Бастиана и брошенный рядом с ним стул-пианино.

Он повернулся ко мне лицом, его глаза были растерянными, а голос таким низким, что я с трудом его расслышала.

— Мы не найдем его.

Нет, не найдете.

Вместо этого я спрятала свои секреты в глубине души, где они гноились, как разложившееся сердце, скрестила руки и смахнула глупые слезы.

— Ты не в себе.

Он сделал шаг ко мне, и я поразилась, как много места занимает его тело. Он мог бы сломать меня, если бы захотел.

— Ты, блядь, винишь меня?!

Я не сдавалась, мой голос был низким, но сильным.

— Тесси спит.

Он открыл было рот, но остановился, окинув взглядом мое тело в пижаме и остановившись на щеках, блестевших от слез, которые я не успела вытереть. Глупые гребаные слезы. Вместо того, чтобы ковыряться в моих слабостях, он просто смотрел на меня. Я чувствовала себя разбитой, голой и уязвимой перед ним, но я подозревала, что он чувствует то же самое.

Это случилось прежде, чем я смогла остановить себя.

Мы смотрели на дверь в спальню, где спала Тесси. Я встретила его взгляд и сделала шаг к нему, подталкивая нас обоих к входной двери и выходу в коридор за пределами его пентхауса. Его глаза вспыхнули, а затем мы оказались друг на друге, наши губы набросились друг на друга так быстро, что я едва успела закрыть за собой дверь.

У него был вкус демонов. Наших переплетенных демонов. Соединившиеся в том, что мы не могли контролировать.

Я спустила свои крошечные шорты с ног.

Он отступил назад и уставился на меня так, словно не было ничего, что он ненавидел бы больше, чем меня.

— Сними трусики. Сейчас же. Или я буду трахать тебя в них.

Он обхватил одну из моих ног вокруг своей талии, и мои руки двинулись, чтобы сдвинуть кружева вниз, но он уже отодвигал их в сторону.

— Слишком медленно. — А потом он глубоко погрузился в меня.

Мои пальцы впились в его спину, не зная, притянуть его ближе к себе или оттолкнуть еще дальше. Моя влага капала на его член, на внутреннюю поверхность бедер, на пол в коридоре, где все могли видеть.

Каждый толчок был наказанием за то, что он заставил меня хотеть. Чем громче я стонала, тем менее контролируемыми становились его движения. Он наклонился вперед и прикусил мой сосок через рубашку, засасывая его в рот вместе с тканью.

В коридоре открылась дверь. Я повернула лицо вправо, увидела чью-то размытую тень в одурманенных похотью глазах и не смогла сдержать стон, когда пирсинг Бастиана попал точно в меня.

Он не останавливался, не заботясь о зрителях. Остались только я и он, когда его сосед отступил. Меня не в первый раз поразило, что Бастиано Романо мог делать все, что хотел, но сейчас… он хотел меня.

Он укусил меня за шею и приник к уголку губ. Его руки раздвинули мою задницу, и он стал ласкать мою спину, вводя и выводя палец так, чтобы его член попадал в мою точку G.

— Я также могу это взять, — заявил он, всегда так восхищенный идеей взять у меня, хотя, как я поняла, в этот момент я отдала бы ему все без его просьбы.

— Сделай это, — осмелилась я, погружаясь в эту связь между нами глубже, чем ожидала.