Хроника русофобии - Николай Викторович Стариков

интересуется политикой и читал роман «1984». Спросите их, в каком году этот роман увидел свет и в каком году умер его автор. Почему это так важно? Сейчас поймете. Роман «1984» был опубликован в 1949 году, а 21 января 1950 года Джордж Оруэлл умер в возрасте 46 лет. Когда он мог разглядеть тоталитарное общество в СССР? Подчеркну, Оруэлл в Советском Союзе никогда не был, да и в 1949 году СССР – это страна, победившая фашизм, понесшая огромные жертвы и имеющая колоссальный авторитет. Даже описываемый в романе дефицит товаров в 1949 году понятен – Россия истерзана нацистами, на восстановление страны уйдут годы[367].

А как же запрет книги в СССР? В Советском Союзе все издательства были государственными. Книги Оруэлла не издавали, описывая их автора как «реакционного» писателя, «клевещущего» на социализм. В этом нет ничего удивительного. Нет стран, в которых бы публиковались все книги без исключения. Однако не выпускать Оруэлла в Союзе было обычной бюрократической перестраховкой и ошибкой. По сути, советские цензоры сами приписали роману Оруэлла то, чего в нем никогда не было. Он писал не про СССР, а про тоталитарное общество, которое может возникнуть и которое себя называет социализмом. Любой, кто жил в Советском Союзе, читая роман Оруэлла, убедится, что он писал не о Союзе! «Развитой» брежневский социализм с антиутопией Оруэлла не имел вообще ничего общего. Английский автор делился тревогой за судьбу социализма, за судьбу человечества в целом.

Есть и еще одна «метка», которая поможет нам понять, что кто-то постарался подменить смысл романа и весьма в этом преуспел. Какие политические взгляды должен иметь тот, кто якобы обличает тоталитаризм и социализм? Любые – кроме социалистических. А Джордж Оруэлл, чей роман сегодня пытаются выдать за обличение социализма как такового и СССР как «тоталитарной страны», имел крайне левые политические взгляды. Во время испанской гражданской войны он поехал защищать республику от франкистов. Был ранен снайпером в шею. Чудом выжил, оставив в качестве свидетельства гражданской войны в Испании другую свою книгу – повесть «Памяти Каталонии»[368].

Возьмем ее в руки[369]. «Приехав в Испанию, я первое время не только не интересовался политикой, но даже и не подозревал о ее существовании. Я знал, что идет война, но не имел никакого представления о характере этой войны. Если бы меня спросили, почему я пошел в ополчение, я ответил бы: “Сражаться против фашизма”. А на вопрос, за что я сражаюсь, я ответил бы: “За всеобщую порядочность”»[370].

При этом понимание «всеобщей порядочности» и справедливости, за которую Оруэлл готов воевать, очень сильно напоминает ультрабольшевизм нашей Гражданской войны. И даже сильно попахивает анархизмом. В повести «Памяти Каталонии» отражены взгляды атеиста Оруэлла, который упоенно говорит о полном обобществлении всего и вся, спокойно и обыденно рассказывает о разрушенных и оскверненных республиканцами церквях. Ни разу не выказав удивления или сожаления[371].

«Я впервые находился в городе, власть в котором перешла в руки рабочих. Почти все крупные здания были реквизированы рабочими и украшены красными знаменами либо красно-черными флагами анархистов, на всех стенах были намалеваны серп и молот и названия революционных партий; все церкви были разорены, а изображения святых брошены в огонь. То и дело встречались рабочие бригады, занимавшиеся систематическим сносом церквей. На всех магазинах и кафе были вывешены надписи, извещавшие, что предприятие обобществлено, даже чистильщики сапог, покрасившие свои ящики в красно-черный цвет, стали общественной собственностью»[372].

«Церковь уже давно использовали в качестве уборной, загадили и поля на сотни метров вокруг. Первые два месяца войны навсегда связаны в моей памяти с холодными сжатыми полями, покрытыми по краям коркой человеческих испражнений»[373].

«В Ла Гранха, где находились наши склады и кухня, некогда, должно быть, помещался монастырь. На площади в акр, а то и больше, стояли хозяйственные постройки, в том числе конюшня на тридцать-сорок лошадей <…> Иногда вы, сами того не желая, вдруг понимали, что чувствуют бывшие владельцы этих усадеб – фашисты – при виде того, как здесь хозяйничают бойцы ополчения. В Ла Гранхе все пустующие комнаты были превращены в уборные – кошмарное месиво из обломков мебели и экскрементов. В примыкавшей к дому маленькой церкви, стены которой были изрешечены пулями, кал лежал сплошным толстым слоем»[374].

Левее, значительно левее Советского Союза находились идеологические предпочтения Оруэлла. Для него позиция СССР была слишком правая! Недостаточно социалистическая. Джордж Оруэлл, разоблачивший (как нам говорят) советский тоталитаризм, был человеком, ненавидящим фашизм и попытки с фашистами договориться[375]. Какая же страна в мире в 30–40-е годы могла вызвать у него ненависть и какая – симпатии? Своих врагов, тех, с кем он боролся, Джордж Оруэлл называет вполне конкретно. Это фашисты. «Фашистский снайпер подстрелил меня», – пишет он, рассказывая о своих ощущениях в тот момент, когда пуля насквозь пробила его шею. Вне всякого сомнения, сегодняшние слова либералов и западных политиков на тему «СССР равен Германии, а Сталин равен Гитлеру» Джордж Оруэлл точно оценил бы как воплощение своих лозунгов из «1984»: «Незнание – сила. Правда – это ложь». И никак иначе.

Кто же еще является врагом для правоверного марксиста или анархиста? Буржуазия, конечно. «…Правда о той войне проста. Испанская буржуазия, увидев возможность сокрушить рабочее движение, воспользовалась этой возможностью, получив поддержку со стороны нацистов и реакционных сил всего мира»[376].

Оруэлл образца конца 30-х годов ХХ века критикует Сталина не за «тоталитарность», а за недостаточную революционность:

«Общий сдвиг вправо наметился в октябре-ноябре 1936 года, когда СССР начал поставлять правительству оружие, а власть стала переходить от анархистов к коммунистам. Ни одно государство, кроме России и Мексики, не сочло нужным прийти на помощь правительству Испании; Мексика, по понятным причинам, не могла поставлять оружие в большом количестве. В результате русские имели возможность диктовать свои условия. Нет никакого сомнения, что смысл этих условий был таков: “Предотвратите революцию, или не получите оружия”»[377].

«Процесс обобществления был приостановлен, местные комитеты распущены, рабочие патрули расформированы (их место заняла довоенная полиция, значительно усиленная и хорошо вооруженная). Крупные промышленные предприятия, находившиеся под контролем профсоюзов, перешли в ведение правительства… наконец, и это самое главное, отряды рабочего ополчения, сформированные профсоюзами, постепенно расформировывались и вливались в народную армию, “неполитическую” армию полубуржуазного типа, с дифференцированным жалованьем, привилегированной офицерской кастой и т. д. и т. п. В тогдашних обстоятельствах это был главный, решающий шаг… Однако вполне можно было реорганизовать ополчение и