Последняя крепость Земли - Александр Золотько

Огнеблок вначале выпустил всех бегущих на крышу, потом начал стрелять.

В вестибюль СИА ворвались люди. Охранники СИА, открывшие двери, чтобы впустить людей, не ожидали, что Патруль будет стрелять…

Патрульные не могли даже представить себе, что люди вовсе не хотели отнять у них жизни, а только пытаются спасти свои.

Толпу можно было остановить, поняли патрульные, но для этого нужно было убить всех. Всех. Расстрелять обезумевших и озверевших от ужаса людей.

Только двое из Второй группы смогли заставить себя открыть огонь.

Первого расстреляли охранники СИА. Второй успел выпустить полный магазин, завалив трупами вестибюль, и даже успел зарядить новый… Передернуть затвор не успел: выстрелил Лукич.

Его в здание внесла толпа, как он ни старался вырваться. Потом началась стрельба, люди падали, стало просторнее и можно было попытаться уйти, но двое в бронекостюмах убивали людей… людей, которые только пытались укрыться в здании от расстрела.

И ни у кого не было выбора.

Выстрел Лукича не смог убить патрульного. Тупоносая пуля ударила в забрало шлема, голова дернулась, патрульный потерял равновесие…

И его смяли. Топтали и рвали. Сорвали шлем с него и с его мертвого напарника и били так, словно оба были живы. До тех пор, пока оба не стали мертвыми.

Били до тех пор, пока бить стало, в общем, некого.

Люди остановились, оглядываясь по сторонам. Им сейчас казалось, что нужно что-то делать… Найти виноватого, например.

Их нельзя было остановить или уговорить, но их можно было попытаться чем-нибудь занять.

Лукич тяжело вздохнул, громко откашлялся, чтобы привлечь к себе внимание.

Тяжелые прозрачные двери главного входа закрылись, оставив шум снаружи. Только тяжелое дыхание уцелевших и стон кого-то из раненых. И еще какие-то крики наверху, на втором этаже.

Лукич медленно – нарочито медленно – прошел мимо людей по лестнице и сел на ступеньку, положив пистолет рядом с собой.

Все, кто был в вестибюле, – почти четыре десятка человек – смотрели на Лукича. И молчали.

И пока не рвались никого убивать – это было главным.

У них включились мозги, с облегчением подумал Лукич. Теперь будет проще. Намного проще. Нужно только перевести дыхание, чтобы сердце не пробило грудную клетку…

– Это же мент! – выкрикнул мужик с залитым кровью лицом. – Ментяра! Я его узнал… Это ж ты, сука, ко мне подходил… Прикидывался… Форму снял – думал, не узнаю? А теперь тут сидишь? В нас стрелял, сволочь! Мочи его…

Мужик подхватил с пола автомат, нажал на спуск.

Автомат молчал. Патрульный ведь так и не успел передернуть затвор.

– Положи ствол, идиот, – тихо сказал Лукич, не отрываясь, глядя в дуло автомата.

В «макарове» участкового еще было семь патронов. Лукич мог пристрелить горластого, но…

– Положи ствол, алкоголик, – сказал Лукич. – Я пришел арестовать преступников. Вот тех…

Лукич ткнул указательным пальцем вверх.

– Тех, кто все это начал. Я пришел их арестовать. Вот мое удостоверение…

Лукич левой рукой вытащил из брючного кармана удостоверение и показал его толпе.

Медали выпали из кармана на ступеньки. Отскочили и упали ниже.

– Ждите меня здесь, – вставая, сказал Лукич. – Я сейчас пойду и арестую тех. А вы будете свидетелями… Слышали? Свидетелями. Бросьте оружие, гражданин… как там тебя?

– Олиференко… – ответил мужик. – Геннадий Семенович…

– Ты, Геннадий Семенович, свои отпечатки пальцев оставил на автомате. Как теперь докажешь, что это не ты стрелял? Ты отпечатки убийцы залапал, а свои оставил…

Олиференко уронил автомат.

– И опять – придурок. Сотри свои пальцы. Ну?

Олиференко стал обтирать автомат вначале голыми руками, потом остановился, растерянно посмотрел по сторонам. К нему подошла женщина и протянула платок.

– Вы тут все – свидетели, – объявил Лукич. – Перепишите фамилии и адреса, чтобы дать показания… Чтобы никто из убийц не ушел без наказания… Стихи, блин.

Лукич повернулся спиной к вестибюлю и стал подниматься по ступенькам.

– И раненым помогите, – сказал он, остановившись возле дверей на второй этаж.

Взялся за дверную ручку, потянул дверь на себя. Только бы не стали стрелять. Ни те, в вестибюле, ни эти, за дверью.

Если меня застрелят, подумал Лукич, Алена меня просто убьет.

Так, с улыбкой, участковый, старший лейтенант милиции Артем Лукич Николаев, вошел в оперативный центр. И был несколько разочарован – на него не обратили внимания.

Все смотрели на оператора-один. А тот танцевал какой-то странный танец, смесь кадрили, брейка и пляски Святого Витта.

И он, между прочим, имел на это полное право. Лешка Трошин также имел полное право танцевать от радости, но не мог – сидел на полу и размазывал слезы по лицу.

…Получилось. Получилось! Слышите, сволочи? Убийцы… У нас получилось… Обломайтесь, козлы…

На лестничной клетке, когда боец оттолкнул его, Лешка вдруг вспомнил, что они с оператором-один совсем недавно совершили должностной проступок, практически уголовное преступление. Они вывели два огнеблока из-под управления системы. Для того чтобы не дать уничтожить кадропроектор.

Они переключили на ручное управление два огнеблока. Трошин влетел в оперативный центр и пинком погнал оператора-один к его рабочему месту. Оператор как раз собирался уходить. Куда-нибудь подальше. Чтобы не видеть всего происходящего…

Ситуацию он понял за полторы секунды. Еще три секунды у него ушло на то, чтобы переключить огнеблоки на себя и на запасной пульт.

Прицел как раз выискивал очередную десятую жертву, когда длинная очередь разнесла огнеблок вдребезги. Второй точкой управлял Трошин, он одной очередью снес последний огнеблок и открыл огонь по блоку связи и координации.

Когда массивный куб блока разлетелся на куски, в оперцентре наступила тишина. Потом все заорали. Каждый свое.

Кто-то бросился обнимать оператора-один, кто-то просто прыгал на месте, выкрикивая что-то несвязное.

Лешка Трошин плакал.

Сволочи… убийцы… сволочи… что же вы так… сволочи… за что…

У него тряслись руки, когда он пытался вытереть с лица слезы. Понимал, что выглядит глупо, жалко выглядит, но ничего не мог с собой поделать.

Минут через пять все успокоились. Затихли. Не получается как-то радоваться, когда на экранах мониторов видны люди – раненые и убитые. Не получается.

И вот, когда наступила полная тишина, от входа раздался негромкий и очень усталый голос:

– Это… я старший лейтенант милиции Николаев. Вы арестованы…

Все оглянулись на вход.

– Бросайте оружие, – сказал Лукич, – там люди нервничают. Убить вас хотят. Сдавайтесь, я гарантирую вам защиту.

Никто в оперативном центре не засмеялся.

– Трошин! – позвал кто-то. – Тут нас пришли арестовывать.

– Ну так арестовывайтесь, – сказал Трошин. – С милицией не спорят.

И с полковником Жаданом подчиненные тоже не спорили. Если он приказывал или просто просил – нужно было выполнять. Не задумываясь, зачем это делается. Даже если приказ выглядит странным.

Вот, например, странным выглядит желание полковника выяснить, откуда именно поступил звонок на его собственный, полковника Жадана, телефон. Не номер его интересовал, а место, из которого звонили.

И плевать, что для этого нужно выходить на центральный узел связи Территориальных войск в Брюсселе. И насрать, что кто-то там пытается не допустить проникновения в базу данных. Если через три минуты информации не будет… то он, полковник Жадан, сделает с нерадивыми такое, что…

Успели.

Полковник Жадан задумчиво просмотрел полученную информацию. Спокойно так просмотрел. Затем ровным голосом вызвал к себе командиров расчетов и продиктовал координаты новой цели. Командиры расчетов удивились, сверившись с картопланшетами. Удивились настолько, что один из них даже попросил подтвердить, правильно ли он понял.

Жадан подтвердил.

Командиры расчетов молча стояли, словно чего-то ожидая. В другое время Старик повысил бы голос и добавил в речь эмоций, но на этот раз молча написал на четырех листках из своего блокнота четыре одинаковых приказа с указанием координат, подписал и протянул командирам расчетов.

Трое из четверых приказы взяли, четвертый отмахнулся и пошел к своей машине.

Полковник отдал четвертый приказ своему начальнику штаба, на хранение. Потом связался со старшим лейтенантом Мараевым.

– Это Старик, – сказал Жадан. – Дай мне свободного агента.

На мониторе было видно, как Мараев подошел к стоящему на коленях Грифу, тронул за плечо и указал на рацию. Гриф оглянулся, кивнул. Встал. Поднял пистолет и выстрелил себе под ноги, в лежащего на бетоне человека.

Подошел к рации.

– Слушаю.

– Если я сейчас пришлю за вами вертолеты, проблем не будет? – спросил Жадан.

– Если вы имеете в виду перехватчики, то я лично за этим прослежу, – пообещал Гриф.