Юконский ворон - Сергей Марков

? Да… Обожди, не уходи. Чем же, однако, ты в лесу кормишься?

? Ягоды да грибы… На тетерок, глухарей силки делал. Огонь кресалом выбивал. Кормился, да не дюже.

Загоскин вспомнил о том, как умирающие глухари клевали ему руки, как он пил их кровь, когда шел один по Аляске.

Он открыл ящик стола и достал из его глубины ? один за другим ? пять зарядов.

? Вот береженье жизни моей вышло! ? в восторге сказал мужик, вынул из-за пазухи кисет и побросал в него заряды. ? Слушай, барин. За Давыдовым болотом медведь громаднейший бродит ? уж который день. Матерый медведь, весь в репьях. Он, поди, там и зимовать метит. Ты его проведай хорошенько; будешь со своей бабой медвежатину есть, меня вспомнишь. Ну… а случаем, если поймают меня, ? конечно, не выдам. По крайности скажу, что в окно влез, да и украл… Поверят! Нешто видано где, чтобы господа разбойникам ружья давали? Ну, прощевай, барин… Вовек не забуду!

Филатка вдруг снял с шеи медный крест.

? Возьми, не побрезгуй, ? сказал он почти шепотом. Загоскин принял из его рук потемневшую бисерную цепочку.

Филатка поклонился Загоскину в пояс, вскинул ружье и ушел, раздвигая серебряные кусты.

Загоскин захлопнул окно и опустил задвижку.

? Сидишь, Лаврентий Алексеевич? ? раздался сонный голос Марфы. ? Поблазнило мне, никак, али во сне ? будто ты говорил с кем-то?

? Спи, это я сам с собой…

? Во сне видела, будто я в полушалке малиновом али в медынской шали цветастой… К роднику иду, а серый волк на меня из-за куста как прыгнет…

? Спи, спи… Не мешай мне ? я еще своих дел не закончил.

? Всегда ты, барин, вот так, ? пролепетала Марфа, вздохнула и заснула вновь.

Свечи уже оплыли. Вставлять в канделябры новые Загоскин не хотел. Он долго сидел при лунном свете и думал о Ке-ли-лын, Кузьме, перебирал в памяти события жизни на Аляске. Вспомнилось железное кольцо, которым он обручился с индианкой. Какой путь совершило кольцо! Теперь он отдал Филатке ружье. Пуля, вылетевшая из него, прервала жизнь креола. Потом ружье по-иному стало служить Ке-ли-лын, Кузьме и самому Загоскину. Сколько пальцев лежало на тугом, холодном спусковом крючке!

Утром он долго лежал с открытыми глазами и припоминал сны. Белые горностаи, льдины, громкие ручьи, нескончаемые снега, по которым он когда-то бродил, вершины заоблачных гор, нарты из мамонтовой кости ? вот что снилось ему в осенние ночи. И он со знакомым ему и раньше чувством безграничного умиления перед природой думал, что он ? счастливый человек. Все это он видел и наяву: судьба даровала ему жизнь странника. И особенно запомнился сон: в светлой тундре протянулась до самого горизонта четкая цепь следов горностая. Снежная пустыня была необъятна, но упорный зверек пробежал ее всю. Солнце поднялось к нему навстречу, встало над снегами, и следы горностая стали нежно-розовыми. Они были ровными, зверек не оступился нигде ? на своем пути к солнцу!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

В то утро Загоскин услышал заливистый звон колокольчиков. Лес как будто содрогался от звона, и в каждой ветви нарастал и долго держался напряженный звук.

? Становой, поди, скачет… Али в Сибирь кого везут, ? сказала Марфа. ? Ежели становой ? то за Филаткой, скорее всего, гонится.

Но это был не становой, не фельдъегерь, а почтовая тройка. Она внезапно вылетела из-за поворота. Кони медленно перебирали ногами, идя на натянутых вожжах, когда повозка спускалась в лощину. Медные бляхи шлей светились на солнце, лошади выгибали шеи, касимовские колокольцы звенели уже прерывисто. Почтальон в поярновой шляпе сидел на кожаных тюках, поставив между колен длинное ружье. Из-за его огромного тела был плохо виден еще кто-то, сидящий в повозке. Лошади вдруг остановились напротив лесного дома.

? Господин Загоскин кто здесь будет? ? громко спросил почтальон Марфу и, услышав ответ, сказал, обращаясь к невидимому седоку: ? Ну, вот и приехала. Счастливо оставаться. Подумать только, какую дорогу совершила… ? Почтальон покачал головой, посторонился, из-за его спины выглянуло широкое лицо пожилой женщины. Она медленно слезла с повозки и отошла к обочине дороги, разминая ноги.

? Таисья Ивановна! Вот когда я тебя дождался! ? крикнул Загоскин из окна. ? Сейчас, сейчас выйду… Марфа, встречай гостью!

Кони вздрогнули, взяли с места, и раздался такой звон, как будто кто-то рассыпал тысячи серебряных горошин.

? Ну вот и я, Лаврентий Алексеич, ? сказала Таисья Головлева, ставя дорожный некрашеный сундучок на белое крыльцо. Она перекрестилась, поклонилась дому, потом подошла, обняла Загоскина и затряслась в беззвучном плаче. ? Сквозь весь мир проехала, не счесть, сколько морей проплыла, уж и не чаяла с тобой свидеться. А видишь, оба живы, встречаемся, словно вчера только расстались. Дай-ка я огляну всю видимость: ведь мне здесь и помирать. ? Она выпрямилась и осмотрелась вокруг. ? Сосны, ручей!.. Тишина какая против Ново-Архангельска; там море шумит да вороны проклятые гомонят. Гляди, благодать какая! ? улыбнулась она сквозь слезы, ? Вроде как с Америкой и сходственно, а все не так ? сосны совсем другие, солнце не то. А как петухи в селах кричат, страсть! Известно, родная сторона, лучше ее нет… Уж, кажись, сколько земель видала, а краше этой не нашла…

? Каким путем плыла, Таисья Ивановна?

? Да где мне знать? Правда, боцман корабельный уж очень обходительный был, все объяснял. На берег с матросами не раз съезжала. Место проходили, где Баранов в море погребен… Ну, да я еще расскажу об этом.

? Выходит, вокруг мыса Доброй Надежды шли?

? Вроде как по-твоему… Чего только не повидала! Рыбы, как птицы, летают… А в одном месте в самый полдень, в ужасную жару, видели над морем белую метель. Снегу там никогда в жизни не бывает. Что бы ты думал? Цельное облако бабочек ветром отнесло от какой-то жаркой земли. Они, бедные, корабль весь облепили, паруса ? как снегом осыпанные. И так, милые, и плывем. Море спокойное, и в нем вся эта белизна да красота чудесная отражаются.

? Ладно, все по порядку расскажешь, Таисья Ивановна. Марфа, собери на стол, гостью потчевать будем.

? Живете? ? строго спросила Таисья Ивановна, когда Марфа ушла на кухню. ? Что же, ваше дело молодое. Только в законе надо… Ты бы меня еще в Ново-Архангельске послушал, мучениев-то меньше бы у тебя было.

? Ты это про что?

? Сам знаешь, Лаврентий Алексеич. Уж извини меня, я тебя за сына считаю и «ты» говорю. Про те дела поговорим после. Много я тебе новостей привезла. И не одни радостные, не думай. Ну, а без горя свет не стоит… Как тебя благодарить ? не знаю. Доживать свой век сюда приехала. Теперь я тебе не чужая, до скончания тебе предана. Уж так вышло ? никого ближе у тебя нет. Молодка-то эта? Поживет да уйдет… Одна я тебя не оставлю.