Заколдованный круг - Сигурд Хёль

Годы и сытая жизнь оставили на нем свои следы. Он растолстел, светлые волосы все больше отступали, открывая и без того высокий лоб. Под глазами набрякли мешки, на лице появилась краснота, щеки округлились.

После того как они поздравили друг друга с рождеством и с Новым годом, Ховард, не мешкая, приступил к делу, понимая, что у заводчика сегодня времени в обрез.

— Я приехал просить тебя оказать мне кое-какие услуги, — сказал он.

— Сделай милость, — сердечно сказал заводчик. — За эти годы ты оказал мне немало услуг, и я рад, если смогу тебе отплатить. — Он внимательно поглядел на Ховарда. — Нельзя сказать, чтобы ты сиял от счастья, Ховард. По правде говоря, на то и причин нет, но все-таки…

О смерти Рённев они уже однажды говорили в канун рождества. Вообще-то Ховард давно заметил, что заводчик избегает лишних разговоров о Рённев.

— Радоваться нет никаких причин, — сказал Ховард. — Уж больно много судачат про нас с Кьерсти.

— Да, так оно и есть. Что сплетни ходят, я и сам знаю. Ну да всякий мало-мальски заметный человек не избежит сплетен в таком селении.

— Если бы просто сплетни, — возразил Ховард. — К ним я привык — ведь я здесь чужак, сам знаешь. На сей раз это кое-что похуже сплетен. Какие-то люди, кто — я толком и не знаю, упорно распространяют слухи, будто Рённев умерла не своей смертью, будто мы с Кьерсти ее убили. При встрече люди от нас отворачиваются. На рождество нас никто не пригласил. Ну, допустим, это потому, что Рённев умерла совсем недавно. Да мы и не нуждались в приглашениях… У церкви мы с Кьерсти стоим одни, словно прокаженные. Мне-то ничего. Но Кьерсти ведь почти ребенок, ей это больно, она очень одинока и принимает все ближе к сердцу. Поэтому первое, о чем я решил тебя просить: не найдется ли для нее на год местечка на Заводе. Пока все утрясется. На кухне, или горничной, или где еще… Кьерсти старательная, кроме того, она могла бы здесь кое-чему и поучиться.

Заводчик прошелся взад-вперед по комнате.

— М-да… — сказал он. — Я ее видел несколько раз. Она и в самом деле производит впечатление хорошей девушки. Все образуется. Конечно, и это вызовет сплетни. Но ведь сплетничают обо всем… Я еще поговорю с женой, но думаю, все будет в порядке. Если я тебя не извещу о каких-либо изменениях, приезжай с ней через неделю. Правда, жалованье у нее будет, как у всех, надеюсь, ты согласен?

Ховард был согласен.

— Допустим, это — первая просьба, — с явным облегчением сказал заводчик. — А вторая?

— Вторая, пожалуй, посерьезней, — сказал Ховард. — Впрочем, не знаю… Кьерсти теперь двадцать один год. Рано или поздно она найдет себе парня и выйдет замуж. По нашим крестьянским меркам, она завидная невеста. Девушка она красивая, по-моему, многие так думают. Сразу после замужества она получит наследственное право на Ульстад. А это значит, что мне в Нурбюгде не место. Лучше уж с самого начала на это настроиться, да и, в сущности, это мне вполне подходит. Все, что можно было сделать в Ульстаде, я сделал. Новый хозяин получит доброе хозяйство — вести его не составит труда. На худой конец, я смогу подучить его за год. А если он будет толковый, так и в этом нет нужды. Я ведь Юна обучил незаметно для него самого. Короче говоря, я после смерти Рённев чувствую себя в Нурбюгде еще хуже, чем Кьерсти. И хотел бы отсюда податься, чем дальше, тем лучше.

Заводчик кивнул головой.

— Понимаю.

— Я слыхал, — продолжал Ховард, — что Заводу принадлежат несколько хуторов по ту сторону границы[20]. Я не знаю, но, если бы там нашлось местечко для меня… Я подумал, что если у тебя есть там управляющий, который хочет переселиться сюда, то я со своей стороны охотно сделал бы то же. То есть я хочу сказать, что он управлял бы временно в Ульстаде, а я выполнял бы его работу. Впрочем, я не знаю… Я думал и о другом… совсем о другом… У меня достаточно денег, чтобы при желании начать торговлю лошадьми, только вот не знаю, хочу ли я этим заняться. Я мог бы купить хутор где-нибудь в другом месте…

— До меня дошли слухи, — сказал заводчик, — будто этот бобыль Хёгне Лиэн воспылал к тебе любовью и предлагал свой хутор за тысячу далеров плюс пожизненное содержание самого Хёгне. Это правда?

— Правда.

— Но, Ховард, это же чертовски выгодно для тебя.

— Знаю. Но я уже сказал, что не останусь в селении.

— Что ж, я вполне могу тебя понять. Между нами говоря, мне и самому это селение кажется мрачным и безрадостным.

Заводчик снова прошелся по комнате, потом остановился перед Ховардом.

— Я думаю, Ховард, что лучше нам поговорить обо всем этом откровенно, с беспощадной откровенностью. Ты прав в одном — сплетни, которые ходят по селению, не обычные сплетни, а нечто более опасное. Находятся люди, которые утверждают, что ты, или Кьерсти, или вы вместе набросились на Рённев и умышленно толкнули ее так, чтобы она упала и ударилась головой о плиту, и от этого умерла.

— Знаю, — спокойно сказал Ховард.

— Скажи мне, Ховард, есть ли крупица правды в этих слухах?

— Нет. Смерть Рённев — нелепый несчастный случай. Она попятилась и наткнулась поясницей на железное острие в стене, потеряла равновесие, упала навзничь и со всего маху ударилась затылком о каменный порожек. Никто из нас не дотронулся до нее. Если бы мы ее тронули, это оставило бы следы на теле. Уже на следующее утро у нас была сиделка, она мыла Рённев и ухаживала за ней в оставшиеся дни и может с уверенностью подтвердить, что никаких следов и в помине не было.

Заводчик испытующе посмотрел на Ховарда.

— В том-то и дело, что сиделка давала показания ленсману, — сказал он. — И у меня такое впечатление, что она подозревает Кьерсти.

— Кьерсти так же невиновна в смерти Рённев, как младенец в том, что его мать родила! — В первый раз Ховард заговорил горячо. — Если уж доискиваться причин несчастья, то, к сожалению, должен признать, что они в самой Рённев. Этой осенью Рённев была, если так можно выразиться, сама не своя. Она возненавидела Кьерсти. Почему — мне она никогда не объясняла, но отношения между ними с каждым днем становились все хуже. В тот вечер дело дошло до того, что она замахнулась на Кьерсти кухонным ножом. Я тогда обтесывал топорище. Я выскочил вперед и поднял топорище, чтобы принять удар на себя. От неожиданности Рённев отскочила назад. Она, верно, подумала, будто я собираюсь ее ударить. Я — и ударить Рённев! И тут она наткнулась на укосину.

Заводчик на мгновение задумался.

— Да, Рённев могла замахнуться ножом! — сказал он. Потом повернулся и посмотрел на Ховарда в упор.

— У нее были причины ненавидеть Кьерсти?

— Как я понимаю, никаких. Но, по правде говоря, она настолько переменилась этой осенью, что я иногда сам себя спрашивал: уж не помрачилась ли она рассудком. Рённев три дня не приходила в себя. Но в последнюю минуту очнулась. Я сидел у ее постели. Я видел, как помрачение — даже не знаю, как бы назвать это повернее, — сходило с нее будто слой за слоем, лицо разглаживалось, она смотрела на меня и улыбалась, как в первые дни нашего знакомства. Она заговорила со мной, впрочем, произнесла только мое имя и отдала богу душу. Свидетелем всего этого была сиделка.

— Я слыхал, — подтвердил заводчик. — Она и об этом рассказывала всему селению. Но перед тем как позвать тебя, она — я имею в виду Рённев — произнесла и другое.

— Что именно?

— «Проклятая Кьерсти» — так говорят.

— Правда, — подтвердил Ховард. — Но это она сказала, еще не придя в сознание. Она много говорила в бреду. Мы почти ничего не могли разобрать.

— Вот как. — Заводчик сделал еще несколько шагов. — Я продолжаю все с той же беспощадной откровенностью, Ховард. Народ в селении болтает, будто Рённев не помрачилась рассудком, как ты это называешь, а просто-напросто ревновала тебя к Кьерсти. Ты об этом слыхал?

Ховард помедлил с ответом.

— Не слыхал, — сказал он. — Но не удивляюсь. Меня давно уже не удивишь самой дикой сплетней. Впрочем, если люди правы и Рённев в самом деле меня ревновала, как ты говоришь, то именно это и доказывает, что она помрачилась рассудком.

— Гм. Позволь уж мне пойти еще дальше в своей беспощадной откровенности, — продолжал заводчик. — Народ также болтает, — ну, конечно, не весь народ, а некоторые, — что причиной всему — более чем дружеские отношения между тобой и Кьерсти.

Ховард помедлил с ответом.

— Этого я не слыхал, — сказал он. — Во всяком случае, вслух при мне этого никто не произносил. Но я предполагал, что и такое болтают. Позволь сказать тебе, заводчик, и, если хочешь, я могу в этом поклясться: между Кьерсти и мной ничего подобного не было. Более того, я уверен, что Кьерсти вообще мужчину не знала.

Заводчик помолчал.

— Я тебе верю, — ответил он чуть погодя. — Верю полностью и безоговорочно и очень рад твоим словам. Рённев особо и не надо было помрачаться рассудком, как ты называешь, чтобы ревновать и ненавидеть Кьерсти. Вспомни, она на пять-шесть лет тебя старше. Ты мужчина, на которого женщины заглядываются. А Кьерсти стала взрослой женщиной. И еще одно, Рённев четыре года провела на Заводе. За эти годы я ее узнал и скажу тебе вот что: сама она брала от жизни все, что хотела. И если она по той или иной причине считала, что Кьерсти хочет получить от жизни тебя, то ничего удивительного, если она считала также, что девчонка… как бы это сказать… пустит в ход любые средства, чтобы только завладеть тобой.