Кляча в белых тапочках - Елена Логунова

Устроившись на поваленном дереве под дубом имени пионеров отечественного желудеделия – пенсионерки Анна Петровны и ее верной мартышки Манюни, я подрагивающими от волнения руками открыла фирменный конверт ателье, достала укрупненную фотографию и вперила в нее пристальный взгляд.

Могла бы особенно и не вперивать! И без того видно, что глаза у покойной бабы Капы на снимке темные. Карие, а вовсе не голубые!

Каюсь, я довольно долго сидела под дубом, силясь сообразить, что к чему. Паззлы в моей голове никак не хотели складываться в отчетливую картинку. Я нервно ерзала на влажном шершавом бревне, и безответные вопросы кружились в моем мозгу, как опадающие с дерева листья. Почему на фото глаза у Капитолины Митрофановны карие, если на старушкиных именинах я лично, своими собственными (кстати говоря, тоже карими) очами, видела, что они голубые? Правда, я смотрела на бабушку в профиль, поэтому, если говорить предельно точно, мне был виден только один ее глаз, но он был голубым, это точно! Не менее голубым, чем сценический образ известного певца Мориса Борисеева!

Мимоходом я отметила, что Настя Летучкина мне, оказывается, не врала и ничего не путала, говоря, что у нее и у покойной бабы Капы глаза разного цвета. Дальше этого промежуточного вывода мои рассуждения не пошли. Застопорилась я на разнице в цвете очей Капитолины Митрофановны и ее внучки! И буксовала до тех пор, пока мне на макушку не упал элитный желудь – граммов на пятьдесят, не меньше, просто мечта желудевода! Очевидно, дубовый плод удачно попал точнехонько в то место, где под черепной коробкой застряла игла моего граммофона, и одним ударом выбил ее на музыкальную дорожку.

«Черноглазая, понял сразу я: ты мечта моя, черноглазая!» – сама собой зазвучала у меня в мозгу песня, которую, по словам очевидцев, распевал на бабкиных именинах Генка Конопкин, демонстративно флиртуя с юбиляршей. И все стало на свои места!

Супержелудь, отскочивший от моей головы, еще не завершил свой успешный полет мягким приземлением в кучу опавших дубовых листьев, а я уже точно знала, что произошло в день старушкиных именин. А также до и после того памятного дня.

Череда событий, одним из которых стала гибель моего приятеля Генки, виделась мне так же отчетливо, как гирлянда флажков, натянутых на веревке высоко над парковой аллеей.

Но! Представление о случившемся у меня было, а доказательства моей правоты отсутствовали!

– Это дело поправимое! – сказала я сама себе, доставая из сумки сотовый телефон и набирая знакомый номер. – Алле, Иришка, ты уже едешь? Я выйду из парка тебе навстречу, не будем задерживаться, покатим сразу в Приозерный!

План дальнейших действий уже выкристаллизовался в моей голове.

Просто не голова, а алмазный прииск!

– Ага, алмазный! Кимберлитовая трубка! – хмыкнула Ирка, выслушав мой план. – Даже не трубка, а труба, сквозная! И сквозит в нее со страшной силой, прямо мозги выдувает!

– Спокойствие, только спокойствие! – Я хладнокровно отмела обидные нападки. – Не беспокойся, с моими мозгами все будет в полном порядке!

– Я не про твои, а про свои мозги говорю! У меня от тебя и твоих безумных планов в голове полная каша! – пожаловалась Ирка.

– Сорока-ворона кашу варила, деток кормила, этому дала, этому дала, а этому не дала, – не нарочно, вовсе не издеваясь, пробормотала я.

Ирка зарычала и схватилась за голову:

– Прекрати! Я с тобой с ума сойду!

– А без меня ты спятишь от скуки!

Я ласково погладила подругу по могучей спине и тихонько подтолкнула ее к машине. Ирка послушно сделала несколько шагов, уселась в «шестерку», и мы покатили в недоброй памяти Приозерный, на ходу обсуждая детали моего гениального плана.

В половине четвертого суровая Ирка, не таясь, подкатила свою «шестерку» к забору спиногрызовского домовладения и остановила машину в трех метрах от ворот.

– Сюда? – односложно спросила меня подруга.

Я подняла голову с заднего сиденья, на котором конспирации ради лежала уже минут пятнадцать, с того самого момента, как мы съехали с шоссе, и осторожно выглянула в окошко:

– Ага.

– Ладно, я пошла, – Ирка вылезла из машины и решительно одернула на себе куртку.

Потом она заглянула в салон и строгим голосом сказала:

– Лежи и не высовывайся! Я позвоню, когда будет пора!

– Ага, – повторила я.

Ирка захлопнула дверцу, и стало тихо и темно: небо, похоже, подумывало вновь разразиться ливнем. Я лежала, мысленно представляя, что сейчас делает подруга.

Вот она вошла в калитку, важно прошествовала по дорожке к дому, ступила на крыльцо и постучала в дверь.

– Хозяйка! – донесся до меня приглушенный расстоянием крик подруги. – Хозяйка!

Значит, на стук обитатели дома не среагировали, и Ирка орет нечеловеческим голосом, пытаясь привлечь их внимание хотя бы таким образом. Я насторожила уши, но ничего больше не услышала. Зато в ушах от напряженного внимания начало звенеть, и звенело все громче и громче, так что я не сразу поняла, что это затрезвонил мой сотовый. Торопливо вытащив трубку, я приложила ее к уху и услышала Иркин голос:

– Яков Лазаревич, вы просили напомнить: вам пора отправляться на встречу с японскими коллегами, – с нажимом сказала Ирка.

– «Яков Лазаревич», япона мать! – обиженно проворчала я. – Придумала же имечко, конспираторша! Хочешь сказать, что путь свободен, ты вывела их из дома, и я могу идти?

– Немедленно! Яков Лазаревич, бегом! У вас не более пятнадцати минут! – прикрикнула Ирка.

– Кто так разговаривает с начальством? – попеняла я ей, выбираясь из машины. – Яков Лазаревич за такую непочтительность послал бы тебя куда подальше!

– К сожалению, я не смогу к вам присоединиться, – как ни в чем не бывало, отозвалась подруга. – Как раз сейчас я занята поиском новых источников сырья в Приозерном.

– Ну, тогда привет приозерненским желудеводам, – сказала я, выключая сотовый.

И посмотрела на часы, засекая время: Ирка дала мне пятнадцать минут, нужно уложиться в срок!

Я поправила сбившийся набок рыжий парик и захлопнула дверцу машины, что прозвучало в точности, как сигнал стартового пистолета.

Настя Летучкина вошла в фотоателье, на ходу доставая из сумочки кошелек с молочью. Старомодный кошелечек «с ушками» завалился глубоко в недра сумки, пришлось покопаться– старательно, но осторожно, чтобы не разбить стеклянные ампулы в картонной коробке. Дипломированный, но непрактикующий врач, Настя то и дело лечила родственников и при необходимости лично делала своим пациентам необходимые уколы. Коробочка с парой ампул и одноразовые «двухкубовые» шприцы в герметичной упаковке залежались в Настиной сумке со времен последнего «медосмотра» тетушки Анны. Сильнодействующее средство, прописанное маразматичной старушке невропатологом, можно уже выбросить на помойку: не похоже, что пропавшая пациентка найдется, никто из родственников не сомневался, что бабушки Анны уже нет в живых.

С мелочью в кулаке Настя шагнула к стойке и смущенно улыбнулась молодому человеку, похожему на симпатичную мартышку из мультфильма «Сорок восемь попугаев».

– Извините, задолжала вам с прошлого раза! – сказала она, высыпая на стойку монеты. – Вот, возьмите, спасибо большое. Я пришла сказать, что мой заказ можно аннулировать. В смысле, уничтожить компьютерную копию обработанной фотографии. Она мне больше не понадобится.

– Опять вы? – весело удивился юноша.

– Опять я, – согласилась Настя.

– Уже съездили в свой Приозерный? – поинтересовался общительный малый. – Быстро вы!

– Куда?!

– Не ездили, значит? – Продолжая болтать, парень скрылся за стеночкой – отошел к компьютеру.

– В Приозерный? – шепотом повторила Настя, напряженно скосив глаза в сторону.

– Готово, – сообщил молодой человек, вновь возникая в окошке. – Наш компьютер вашего фото знать – не знает, помнить – не помнит!

– Не помнит, – шепотом повторила Настя.

Она встрепенулась, провела рукой по лбу и спросила:

– Откуда вы знаете, что я собиралась ехать в Приозерный?

– Слышал, как вы по телефону договаривались об этом с подругой, – признался юноша. – Я не подслушивал, но вы так громко говорили, что я не мог не услышать. А что, это тайна?

Он конспиративно понизил голос и даже подмигнул Насте, явно заигрывая с ней.

– Простите, я совсем забыла, – сказала она. – Когда это я при вас звонила по телефону?

– Да с полчаса назад, когда снимки получали! – Юноша снова подмигнул и хихикнул:

– Провалы в памяти? Рановато для склероза, вы такая молодая!

– Точно, – невпопад ответила Настя – не столько парню, сколько собственным мыслям.

Не простившись, она резко повернулась и вышла из ателье, оставив кокетливого юношу в полном недоумении.