Захар - Алексей Колобродов

Об Атлантиде известно прежде всего по диалогам Платона, самый, пожалуй, популярный из которых – «Пир». Фабула – пьянка с разговорами. Надо сказать, «Советская Атландида» – по концепции, структуре (довольно сумбурной, хотя на сей счёт имеются оговорки в предисловии), тональности, набору авторов, персонажей и сквозных сюжетов – чрезвычайно напоминает такую литературную пьянку. Пир с деликатесами, к которым равно может быть отнесена и чёрная икра, и кабачковая.

…Советская литература больше всего достойна не только академических разборов, но и народного жанра – пьянки с разговорами. Предполагается скорое похмелье – явление в плане литературной стратегии весьма плодотворное, ибо требует продолжения с осмыслением.

Похмелье вокруг советской литературы – это вам не поминки по ней, когда-то, совсем преждевременно, объявленные.

Антиприлепин-2: почта полевая

Дивились, – откуда у него, у дьявола, берётся сила. Другой бы, и зрелее его годами и силой, давно бы ноги протянул». (Алексей Толстой, «Пётр Первый»)

Я, признаться, иногда поражаюсь интенсивности жизни своего героя – не гастрольному графику, воплотившему грёзу Игоря Северянина «из Москвы – в Нагасаки». Не, тоже буквальному, попаданию в идиому «и швец, и жнец, и на дуде игрец» (немножечко шьёт в кино, «дуда» – рок и рэп; жатва войны и политики). Кстати, русский патриот Прилепин – artist именно в западном понимании, когда проявляющий себя в смежных искусствах художник отнюдь не провоцирует иронических реплик «он у вас ещё и танцует».

Поражает другое – регулярность и сила надолго определяющих культурную и политическую повестку высказываний, стахановский темп добычи смыслов и поводов.

Иному литератору – даже в нынешней информационно сверхплотной реальности – хватило бы на весь творческий век, долгое эхо Москвы и увесистый том мемуаров одной полемики с олигархом Авеном, ныне уже подзабытой, кажется, и самим Захаром.

Но другой оглушительный инфоповод – взорвавшее, расколовшее, обнажившее и т. п. – «Письмо товарищу Сталину», уместно вспомнить как раз в контексте «антиприлепина» – ибо, как сказано выше, групповые опыты прочтения «Обители» под известным углом «Письмом» во многом и обусловлены.

Даже не так. «Тыча в меня натруженными указательными: “Не наш!”» (Бродский) – всё это сопровождало Захара с момента первого литературного успеха; «Письмо товарищу Сталину» – стало апофеозом, праздником – у определённой части публики…

Весь объём печатных откликов на «Письмо» составит отдельный увесистый том; ограничусь монтажом из нескольких цитат и – комментарием.

«Письмо товарищу Сталину от имени либеральной общественности. Даже не письмо, а памфлет я его называю. Написано, во-первых, в силу того, что могучая антисоветская, в том числе антисталинская пропаганда заключает в себе не столько желание смешать с грязью те времена, сколько легитимизировать, дать узаконенность нынешнему порядку вещей. Людям пытаются доказать, что, сколько бы сегодня не воровали, сколько бы сегодня не происходило мерзости и подлости, вот иначе будет ГУЛАГ, так что сидите тихонько и терпите. …Во-вторых, у меня есть личные причины, мне 37 лет исполнилось в этом году. И была необходимость перезагрузки, что называется. Перезагрузка отношения к себе. У меня всю жизнь всё получалось легко, просто, удачливо. Я много трудился, но и много за это получал. И мне захотелось что-то такое совершить… прилюдное харакири. В 37 лет, как известно, писателей иногда убивают, иногда они сами в себя стреляют».[27]

Захар неоднократно комментировал свой «жребий брошен»; в последовавшей за письмом заметке «Стесняться своих отцов» объяснил мировоззренческие, социальные мотивы появления бомбы и её начинок. РСНовский комментарий интересен открытой демонстрацией экзистенциальной подоплёки. Прилепин понимал, сколько теряет, идя на открытый конфликт с либеральной тусовкой, по-прежнему много определяющей в литературной, издательской и медийной политике. Помимо прочего (чтобы не повторять громких оборотов вроде «прилюдного харакири») это был чётко обозначенный момент взросления, всадник окончательно и навсегда определился со своим направлением на русском распутье.

Многие назвали письмо Захара троллингом либералов. Ничего дурного, троллинг – вполне себе литературный приём. Всю историю русской общественной мысли двух веков можно обозвать взаимным троллингом. Результаты выдающиеся.

Письмо это, конечно, не манифест, но тест.

Его адресат, «Сталин» как культурно-исторический и мифологический феномен, – тоже инструмент, оселок, на котором сегодня легко определяется острота мысли, точность и умелость слова. Захар Прилепин понимает в пиаре и литературе, цвете знамён и симптомах болезни, как когда-то говорил почитаемый им рок-автор Борзыкин.

Если же рассматривать «Сталина» не как пиар-инструмент, а в качестве идеологемы, объединительного пафоса в письме гораздо больше, чем центробежных вихрей. Страх и разочарование, трагическое непонимание того, что дальше делать в стране и со страной, растерянность от физически ощущаемой исчерпанности исторических шансов – присуще в равной мере государственникам и либералам, да что там – народу и властям. В этом смысле «Письмо» – своеобразная интерпретация гамлетовского монолога о разорванной связи времён…

Правильно поняли онтологическую суть жеста немногие.

Из интервью «Комсомольской правде»:

«Меня предали анафеме за “Письмо товарищу Сталину”, Иртеньев меня вызывал на дуэль… И лишь покойный Эдуард Володарский позвонил мне и сказал: “Как еврейский человек, считаю, что ты сказал всю правд у!”»

Имя сценариста Володарского тут знаковое. Подвизавшийся в свои последние годы на ниве биографических сериалов (интересуют нас в данном контексте фильмы «Вольф Мессинг: видевший сквозь время» и «Сын отца народов»), Эдуард Яковлевич писал в них свою версию письма о Сталине. Пафос его сценариев с явной претензией на некую объективность в изображении вождя.

Относительно Иосифа Сталина и власть, и общество до сих пор не определились, но Володарский в своих рассчитанных на широкого зрителя телебиографиях делал аккуратный шажок вперёд, пытаясь преодолеть межеумочность на доступном массам уровне.

Нет, тиран здесь предстаёт, как правило, тираном и отчасти деспотом, но умеет, когда надо, одёрнуть Берию и Абакумова, собиравших расстрельные досье…

Дело, собственно, не в фактах, а в эмоциях. Актёры, играющие Сталина (в «Мессинге» – сам Алексей Петренко), показывают весьма обаятельного персонажа. Самой экспозицией, построением планов, – Сталин как будто неизменно находится в центре тогдашнего мира. Скупостью движений и фраз, парадоксальным мышлением, акцентом… Акцент вождя, кстати, равно притягателен для актёров и зрителей – после просмотра пары-тройки сериалов с густым присутствием Сталина голос его как будто поселяется в недрах зрительских квартир.

Теодицея вождя идёт и по линии боевых товарищей (сериал «Сын отца народов») – Семён Будённый и Климент Ворошилов, в отличие от интриганов из Политбюро (Берия, Маленков, Хрущёв), предстают недалёкими, но добрыми и совестливыми дядьками. Настоящий «дядька» в этом сериале – многолетний начальник сталинской охраны генерал Власик – эдакий Савельич сурового нового времени. В «Сыне отца народов» появляется и действует редко вспоминаемый приёмный сын Иосифа Сталина – Артём Сергеев, его отец – большевик Фёдор Сергеев погиб в 1921 году.

Положительный Артём – своеобразная семейная альтернатива бесшабашному Василию.

Самое удивительное, впрочем, не Сталин, а Хрущёв. Всё-таки Никита Сергеевич, творец «оттепели» и разоблачитель «культа», и сегодня – фигура в либеральных святцах не последняя.

Однако у Володарского мы сталкиваемся с последовательным антихрущёвским заговором, повсеместной и яростной никитофобией. Аппаратный волк с кровавой пастью, руки тоже по локоть, стремительно переобувшийся лгун и демагог, подлец и самодур. Даже визуально Хрущёв шаржирован разными актёрами словно под копирку – злобный лысый карлик, штаны высоко на сытом брюхе, жёваный пиджачок с чужеродной звездой Героя, скверный смешок, дрянной голосишко…

Но прогрессивно мыслящая интеллигенция байопиков по сценариям Володарского не смотрит (а если смотрит, то скрывает это). Зато читать и шумно обсуждать «скандальные» тексты Захара Прилепина – по-прежнему хороший тон.

Показательно, что Виктор Шендерович атрибутировал публикацию прилепинского письма газете «Завтра», хотя появилось оно на «Свободной прессе». («Завтра» они, да, читают, и, полагаю, больше из мазохизма, нежели следуя принципу «врага надо знать в лицо»). Но здесь замес ещё серьёзнее – до определённого времени считалось, что мысль патриотическая – что слева, что справа – заперта в резервациях под названиями «Завтра», «Наш современник», НБП и т. п.; бывают, конечно, досадные своим широким успехом партизанские вылазки вроде «Господина Гексогена», но в целом баланс сохраняется, и это великое благо.