Лиловый рассвет - Александр Быкадоров

на одной из планет Азура, хотя их насчитывалось не меньше двух сотен. Вероятнее всего, воевать пришлось бы с противником, твёрдо верующим в светлое будущие коммунизма, которое у них уже наступило, а у землян — будет, стоит им только сбросить себя ярмо капиталистических владык.

В отличие от Азура, дела с настроениями в Земных владениях обстояли не очень хорошо. Ещё недавно, около полумесяца назад, уже после первого азурского контакта, на планете U-12 вспыхнули рабочие волнения, которые пришлось разгонять силой. Обошлось без человеческих жертв, но Хозяин получал официальную ноту протеста от Азурских властей по этому поводу, хотя никак не отреагировал. В ответ на молчание земных властей Азур вывел несколько боевых кораблей в окрестности данной системы, однако боевых столкновений не последовало.

Ситуацию накаляло воззвание к землянам, которое распространил по всем частотам гиперпередачи азурский спутник, вклинившийся новостные каналы связи, каналы военных сил, и даже каналы гражданских звездолётов.

Его текст поверг Президента в шок:

«Земляне!!!

Колонисты!!!

Жажда власти затмила разум вашего властителя. Не желая расставаться с насиженным тёплым креслом, он призывает вас идти на войну, которая вам не нужна.

Мы призываем вас сопротивляться!

Откажитесь вступать в вооруженные силы Земных Владений, обретите братство с мирным народом Азура, который тоже не желает войны.

Любая война противоречит природе человека, а назревающая подготовит вечную конфронтацию двух планетарных цивилизаций.

МИР В КОСМОСЕ НУЖЕН КАК ВАМ, ТАК И НАМ!!!

Азурский Совет»

Погорельский был согласен с этими двумя посланиями, как никто другой. Конечно, он был обязан Хозяину своим генеральским чином, завидным положением, но никак не мог понять, для чего нужна эта бессмысленная бойня.

Больше всего его удивляла мысль о том, что если встреча с внеземным разумом всё же произойдёт, то она должна непременно закончиться войной цивилизаций. Эта мысль веками вдалбливалась в сознание человечества. А сейчас, подкрепленная пропагандой войны, она усилилась в десятки раз.

И хотя народ ждал войны — кто-то не просто ждал, жаждал — её можно было предотвратить всего лишь одним решением сверху, приняв условия ультиматума.

Именно с этой мыслью он вошёл в зал совещаний.

— О, Погорельский! — воскликнул Хансен, — Мы вас ждали.

Погорельский занял единственное место за длинным прямоугольным столом — прямо напротив Хозяина. Осмотрел собравшихся. Здесь были командующие всеми родами войск, командующие войсковыми космическими и планетарными районами, министр обороны, начальник верховного штаба.

Владыка, еле-еле сдерживая слащавую улыбку на лице, произнёс:

— Генерал, пока вы опаздывали, мы единогласно приняли решение о начале войны, — и уже совсем предвкушая согласие со стороны Погорельского, добавил:

— Вы как?

— Я «против».

Хансен немного побледнел, поднял одну бровь и спокойно переспросил:

— Что-то?

— Я против войны. Она нам не нужна.

Он твёрдо решил стоять на своём. Чего бы ему это не стоило.

— Вы уверены?

— Я всегда уверен в своих словах. Я уже высылал вам доклад по этому поводу: там приведена чёткая аргументация неизбежности мирного исхода.

По залу пробежал лёгкий гомон.

Хансен вопросительно посмотрел на министра обороны. Тот, наклонившись к главе, что-то шепнул на ухо. Видимо, доклад, который по собственной инициативе Погорельский отправил главе, не прошёл цензуру министра.

Но Хансен не мог поверить своим ушам. Человек, обязанный ему всем: положением в обществе, должностью и судьбой, теперь восстал против него. Какой там доклад! Он должен был согласен без всяких аргументов.

— Вы отдаёте себе отчёт, что идёте против воли народа и общегосударственного решения? — спросил Хозяин.

«Ну и риторика! — подумал Погорельский, — Ишь, как загнул. Воля народа… Массовая смерть — это, что ли, воля народа?»

Вслух же он сказал:

— Я отдаю себе отчёт, что иду вместе… с волей народа и против вашего личного решения… — он интонацией выделил слово «вместе», давая понять Хансену, что тот заблуждается.

Хансен ответил:

— Погорельский, одумайтесь, я даю вам последний шанс. Иначе, — он немного помолчал, — вы будете разжалованы.

«Разжалован — так разжалован! — решил Погорельский, — Лучше пусть моя смерть будет на вашей совести, чем смерть солдат — на моей»

— Я против войны. Она не нужна никому.

— Погорельский!!! — взревел Хозяин. Он покраснел и просто источал злость на десятки километров вокруг, — В таком случае ваша следующая командировка произойдёт в качестве рядового. И будьте уверены, я постараюсь, что бы вас убили в первом же бою. Погоны — на стол!

Погорельский взялся правой рукой левое плечо. Дернул первый раз — погон не поддавался, второй — и вырвал его «с мясом», метнул на стол прямо перед Хозяином. Он проехал по гладкой полированной поверхности столешницы и упёрся в ладони Хансена. Потом левой рукой сорвал правый погон — у него это получилось сразу, он бросил его наотмашь, и тот едва долетел до середины стола.

Бывший генерал встал из-за стола, небрежно откинув стул, и вышел из комнаты, так хлопнув дверью, что её едва не сорвало с петель. Затем он направился к выходу из замка.

Внизу, у спидера, его ждал водитель.

— Что с вами, командир, на вас лица нет! — забеспокоился он.

Заметив оборванные плечи своего теперь уже бывшего начальника, он воскликнул:

— Что такое? Где погоны? Что случилось?

— Всё в порядке, Симон. Я теперь такой же рядовой, как и ты. Я просто разжалован.

— И что теперь с вами будет?

— Да ничего не будет. Летим по домам. До начала командировки…

— Генерал, это — война?

— Война…

Погорельский хотел сесть на спидер, но прежде, чем сесть, но со злости пнул его ногой.

Это был самый короткий в его жизни военный совет…

2486 год. Транспортный корабль «Лоддо». Несколько часов до начала десантной операции.

Вперёд, к победе коммунизма!

Художник Л. Голованов, советский плакат, 1950 г.

Этот день решает всё.

Гай Юлий Цезарь, напутственная речь перед командирами в битве при Фарсале.

Ян Погорельский проснулся в холодном поту. Это казалось невероятным, но во сне он видел отца. Совсем отчетливо, как наяву. Словно незримый наблюдатель, он видел военный совет — последний в жизни отца, видел, как он срывал с себя погоны, видел прощальную сцену с матерью в осеннем парке. Наконец он вспомнил и её, а ведь она почти стёрлась из его памяти. Он видел даже момент смерти — взрыв «Гонца». В это мгновение он и проснулся.

Что ж, если то, что он видел во сне, было на самом деле, значит произошло то, чего боялись в Азуре, чего боялся и Максим Погорельский — вечной конфронтации двух цивилизаций. И пересматривать итоги прошлого Ян был уже не в силах.

Рядом с Яном лежала Сюзанна. Видимо, когда Ян уснул, уснула и она. Хотя он