Сумерки героя - Дэвид Геммел

— Я могла бы открыть проход и увести их в безопасное место.

— Право же, я рассержусь, — проговорил он, ласково поглаживая ее по голове. — Нет среди живых ни одного, кто не хотел бы изменить хоть что-то в прошлом, чтобы избежать неудачи или трагедии. Мы все совершаем ошибки — в этом и состоит мрачная игра, именуемая «жизнь». Твои друзья пошли за тобой потому, что любили тебя и верили тебе. Вы хотели помешать осуществиться великому Злу. Да, они умерли за тебя, но сделали это добровольно. От тебя зависит, чтобы их жертва оказалась не напрасной — ведь они хотели, чтобы ты жила. Слышишь?

— Слышу, Серый Человек. Но победа не на нашей стороне. Врата откроются, а зло Куан-Хадора вернется в мир.

— Может, вернется, а может, и нет. Мы ведь пока еще живы. У меня в жизни было много врагов, Устарте, могучих врагов. Одни управляли целыми странами, другие армиями, третьи демонами. Однако они все мертвы, а я жив. И пока я жив, я не признаю себя побежденным.

Устарте закрыла глаза, стараясь не противиться боли. Серый Человек, откинув одеяло, осмотрел ее раны.

— Ты хорошо поправляешься. Почему превращение, о котором ты говоришь, так опасно для тебя?

— Я увеличусь, и швы разойдутся. Увидев, что это началось, ты должен будешь... убить меня. Изменившись, я перестану быть Устарте, и то, чем я стану, в муках агонии умертвит тебя. Понимаешь?

— Да. Теперь отдохни.

Для человека это было бы хорошим советом, но Устарте. знала, что, если она не останется в полном сознании, судороги начнутся снова и она преобразится. Она лежала очень тихо. Мысли ее блуждали, и пару раз она чуть не уплыла в забытье. Ей снова виделся питомник, она вновь испытывала жгучий страх, который познала там. Ее, девочку-калеку, забрали из дома и бросили в подземелье, в неизбывный кошмар питомника. Острые ножи кромсали ее тело, в горло вливались отвратительные снадобья. Когда она извергала что-то из себя, жидкость вливали снова. Над ней произносились заклинания — острее ножей, жарче огня, холоднее льда.

Затем пришел тот страшный день, когда ее хилое тело соединили с телом зверя. В ужасе и ярости она чувствовала, как это тело смешивается с ее человеческой оболочкой. Боль была неописуема: каждый ее мускул разбухал, сводимый судорогами. Море тьмы затопило ее, но она держалась за свое «я», несмотря на рев зверя в мозгу — и зверь, чувствуя ее присутствие, успокоился.

Вслед за этим пришли странные сны. Она бегала на четвереньках, и мощные лапы несли ее через равнину с ужасающей скоростью. Потом она прыгала на шею оленя, запускала клыки ему в шею, и теплая кровь наполняла ее рот. Испытываемое при этом наслаждение захлестывало ее, но она продолжала держаться за ту крохотную искорку, которая называлась «Устарте».

Однажды она услышала голоса. «Этот новый кралот плохо приспосабливается, господин. Спит по двадцать часов, а когда просыпается, ничего не соображает. В задних лапах наблюдаются дрожь и спазмы». — «Ну так убей его», — резко и холодно велел другой голос. — «Слушаюсь».

Страх смерти вызвал в Устарте прилив энергии, и ее дух заполнил темные полости звериного тела. Она вновь ощутила зов плоти, мощь четырех своих лап. Ее глаза открылись, она вскочила и хотела заговорить, но из горла вырвалось рычание, а лапы уперлись в железные прутья клетки. Человек в зеленой одежде просунул сквозь прутья длинную палку. На конце ее что-то ярко вспыхнуло, и Устарте ожгло огнем.

Сама не зная почему, она поняла, что ей ввели яд. Для нее и по сей день оставалось тайной, как она сумела справиться с ним. Она предполагала, что смешение открыло в ней неожиданный дар, усилив ее лимфатическую систему так, что та смогла перебороть яд, впитав и преобразовав его.

Она присела на задние лапы и стала ждать, когда отрава окончательно растворится в ее теле. После этого ей открылись мысли трех человек, бывших в помещении вместе с ней. Один спешил вернуться домой к своей семье, другой сожалел, что пропустил обед, третий замышлял убийство.

Уловив эту мысль, она почувствовала, что он закрыл от нее свой разум. Золотая струя магии проникла в клетку, хлестнув Устарте огненными бичами, и она скорчилась от этой новой боли.

В своем стремлении спастись от этой боли Устарте ушла глубоко в свое новое тело, позволив зверю возобладать над собой. Он стал метаться в клетке, сгибая лапами прутья, а боль между тем все росла. Устарте рванулась вон из звериного тела, когтями прокладывая путь к свободе.

В этот миг ей открылся путь к спасению.

Дух Устарте поборол зверя, и ее тело упало на пол клетки, корчась и преображаясь.

Очнувшись, она увидела, что лежит в постели. Ее тело больше не было ни вполне звериным, ни вполне человеческим. Плечи и торс покрылись густым полосатым мехом, из пальцев торчали когти, которые она могла выпускать или убирать.

«Ты для меня загадка, дитя», — произнес чей-то голос. Повернув голову, она увидела, что у ее кровати сидит тот, третий, — очень красивый, с золотыми волосами и небесно-голубыми глазами. Глаза доброго дядюшки, подумалось ей — но доброты в нем не было. — «Но со временем мы ее разгадаем».

Два дня спустя ее увезли в тюремный замок высоко в горах. Здесь, кроме нее, были и другие зверолюди, полученные в итоге неудавшихся опытов. Змею с детским личиком держали в сетчатой клетке-куполе и кормили живыми крысами. Змея не могла говорить, но по ночам издавала тонкие и пронзительные музыкальные звуки. Они надрывали Устарте душу все пять лет, что она провела в этом жутком месте.

С ее телом творили неописуемые веши, ее обучали убивать и есть живое мясо. Два года она отказывалась убить человека, и два года Дереш Карани, золотоволосый чародей, подвергал ее страшным мучениям. В конце концов пытки сломили ее сопротивление, и она научилась повиноваться. Ее первой жертвой стала молодая женщина, второй — сильный однорукий мужчина. Потом она приучила себя не запоминать убитых. Время от времени Дереш Карани превращал ее в зверя и натравливал на кого ему было желательно. Ее клыки и когти рвали плоть, крушили хрупкие кости.

Она была хорошим кралотом, надежным и послушным. Ни в одном своем обличье она ни разу не набрасывалась на своих тюремщиков. Она даже не рычала на них и незамедлительно исполняла их команды, а те взамен обращались с ней все более снисходительно. Они думали, что одолели ее — она читала это в их мыслях. Никогда с того первого дня в городе она не показывала им своей истинной силы и не открывала своего дара, но знала, что Дереш Карани подозревает о нем. Однажды он подошел к ней с кинжалом в руке, и она прочла: Сейчас я перережу тебе горло.

«Доброе утро, мой господин», — сказала она. «Доброе утро, Устарте. — Он сел рядом с ней. — Я очень тобой доволен». (Сейчас я убью тебя!) — «Благодарю вас, мой господин. Что от меня потребуется на этот раз?» Он улыбнулся и спрятал кинжал. «Вы все, живущие в этом месте, необыкновенные существа. Двойное воплощение — большая редкость. Что ты чувствуешь, переходя из одной формы в другую?» — «Это больно, господин». — «А которая из форм доставляет тебе больше удовольствия?» — «Удовольствия — ни одна, господин. В своем получеловеческом облике я могу учиться по книгам и любоваться красотой неба, в виде кралота упиваюсь своей мощью и вкусом кровавого мяса». — «Да, это верно, — кивнул он, — зверь не воспринимает абстрактных понятий. Как же ты с этим зверем справляешься?» — «Я не могу подчинить его себе целиком, господин. Он подчиняется мне, потому что знает, что я могу прекратить его существование, но все время ищет способы побороть меня». — «Значит, дух тигра жив?» — «Думаю, что да, господин». — «Это интересно. — Он пораздумал и заглянул ей в глаза. — В городе я почувствовал, что ты проникла в мои мысли — помнишь?»