Пути неисповедимых - Алёна Реброва

— Ах, это… Это Дейк меня заставил, — морщусь. Еще и это припомнил, сволочь… — Но после поцелуя ты очнулся и объяснил мне, что нужно делать. Так что, может, это было не так уж и бесполезно.

— Что ты имеешь ввиду?

— Это же легенда о королевском поцелуе. Снятие многих заклятий, огромная сила и все такое… Неужели ты об этом не слышал?

— Первый раз, — удивленно посмотрел на меня Кудеяр.

— Дейк мне сказал, что это поможет тебе проснуться, а другого выхода у нас нет. Я просто попробовала… — оправдываюсь.

— Хм. Так вот, в чем было дело, — фыркнул царевич, едва сдержав очередной чих. — Я ведь очень удивился, когда проснулся. Первые несколько секунд я понимал только то, что вокруг темно и ты зачем-то меня целуешь… Не очень люблю разочаровывать женщин, но это уже переходило всякие границы, приставать ко мне, пока я сплю! Помню, я пытался тебя отстранить и сильно толкнул, ты чуть не упала на пол… Думаю, с учетом обстоятельств, стоит извиниться за это.

— Да ладно, ерунда. — улыбаюсь. — Главное, все живы. Кроме бедняги Лешего. Жалко его, хороший был конь…

— Никогда, — раздался прямо надо мной злобный голос рыцаря. От страшной интонации я невольно вжала голову в плечи. — Никогда не упоминай его при мне больше!

— Ах… ты проснулся? — смотрю вверх. Дейк стоял прямо надо мной.

— Да, — зевнул рыцарь. — Я проснулся. Смотрю, и наша спящая красавица очухалась. Ну как ты, девица? — посмотрел на Кудеяра.

— На твоем месте я бы не стал так говорить, — многозначительно посмотрел на него царевич, угрожающе прищурившись и прижав уши к голове. — Я не вспыльчив, но… Аааа… — Кудеяр неожиданно задергал носом, сморщился… но все же не чихнул, только сбил все впечатление. — Черт!… Ааапчхиии!!!… - от громоподобного чиха и сильного потока воздуха пламя костерка прижалось к земле, а мы с Дейком вздрогнули. Царевич утер нос платком, посмотрел на нас красными глазами и продолжил голосом несчастного простуженного, у которого насмерть забит нос. — … Но оскорблений не потерплю!

Конечно, мы с Дейком покатились со смеху, чем еще больше оскорбили царевича. Он расстроено опустил задрожавшие от обиды уши и отвернулся.

— Не обижайтесь на наш смех, ваше величество, — усмехнулся рыцарь, садясь рядом со мной.

— Я не обижаюсь, — раздраженно буркнул Кудеяр, вновь прижавшись носом к платку. — Я жалок, и мне самому от себя противно! Думаю, на вашем месте я смеялся бы так же громко.

— Ты не жалкий, ты просто очень смешной… — улыбаюсь, едва не покатываясь со смеху. — Особенно твои чудесные ушки… они так дергаются, я не могу!… Ха-ха-ха!…

— Бэйр, хватит ржать! — одернул меня Дейк, который сам из последних сил держался. — Лучше положи мне этого омлета… В свою тарелку, чтобы не мыть потом лишнее!

— Эх, ладно… хе-хе-хе…

Ничего особенного дальше не происходило, обычная утренняя болтовня и завтрак.

Вскоре, правда, проснулся Леопольд, и все спокойствие ушло в небытие.

Увидев относительно здорового Кудеяра, оборотень на радостях полез его обнимать. Тот, увидев оголтелые глаза Леопольда, шарахнулся от него так, как будто он покусать собирался его величество! Зрелище было еще веселее прежнего, и пока Кудеяр в ужасе отползал от Леопольда, пытаясь ему объяснить, почему на Охмараге объятия между мужчинами не приняты, мы с Дейком до слез ржали над этими двумя, чуть ли не хватаясь за животы…

6. Дикари

После развеселого завтрака настроение у всех было соответствующее. Быстро собравшись, мы пустились в путь, попеременно ехидничая друг над другом и отпуская разные шуточки…. так было до того, пока жара нас всех не заткнула, высушив глотки. Тогда наш путь вновь стал прежним, то есть невыносимо однообразным и мучительным. Мы вернулись в мирок невыносимой духоты, палящего солнца и пейзажей, которые не менялись с новыми километрами. Все встало на свои места, как будто ничего страшного не произошло с нами вчера.

Вообще, путешествие по жаре, среди этих красных песков, холмов и колючей травы делало что-то невероятное с моей памятью. Я как будто проваливалась в яму во времени: минуты растягивались в часы, а часы — в недели. И к вечеру мне уже казалось, что все произошедшее с нами, с царевичем, с Лешим… все это было несколько месяцев назад, никак не меньше.

Так проходили и все следующие дни.

Завтрак, путь, привал, ужин и милая дружеская болтовня перед сном, когда воздух и земля остывали настолько, что мы вновь могли чувствовать себя живыми.

В такие вечера Леопольд развлекал нас игрой на своей флейте. Кудеяр, который хорошо разбирался еще и в музыке, научил оборотня нескольким мелодиям, так что теперь наш флейтист чувствовал себя как минимум бродячим менестрелем, у которого огромный талант, только, увы, пока непризнанный публикой.

Я, к слову, тоже не сталась без внимания царевича. Обучая меня основам магии, он вошел во вкус и решил натаскать меня хотя бы до среднего уровня. Кудеяр старался выжать из тех немногих часов занятий все, что только можно было… Мне даже сложно сказать, рада я этому или нет. Конечно, мне всегда нравилось совершенствовать свои навыки, но раньше это походило на игру, а теперь стало тяжелой работой, приходилось выкладываться по полной, чего я раньше никогда не делала… точнее, думала, что делала, но теперь поняла, что это не так, и изматывать меня можно гораздо дольше и с большими изощрениями.

Впрочем, старания Кудеяра не прошли даром. Я очень многому научилась, в своих глазах так вообще перешла на новый уровень и взглянула на магию другими глазами. Только вот ушастый учитель уверил меня, что только теперь я с гордостью могу называть себя магом средней руки, а до настоящего искусства мне еще по-прежнему очень далеко… Звучало это немного обидно, но, с другой стороны, заставляло с большим рвением тянуться к знаниям.

Сам Кудеяр, поездив пару дней без верхней одежды, то есть под прямыми лучами нещадно палящего солнца, вскоре пропекся насквозь и избавился от своей простуды. Кроме того, это чудо загорело и теперь было похоже на какого-то диковиного араба. Иссиня черные волосы, коричневый загар и яркие светло-голубые глаза… Да уж, это надо было видеть! Даже внешность Леопольда теперь казалась вполне себе заурядной по сравнению с видом царевича. Впрочем, с Кудеяром никто не мог сравниться в необычности, это было очевидно. За время пути я только больше убедилось в этом. Чем больше я узнавала царевича Охмараги, тем больше понимала, что он — самое противоречивое создание из всех тех, которых я встречала и, возможно, встречу. Все его странные принципы порой даже взаимоисключали друг друга, но каким-то образом все же существовали вместе. Понять царевича было невозможно ни мне, ни Дейку. Разве что Леопольд благодаря гибкости своего мышления мог перестроиться не только на разум животного, но и на разум этого полусенари.