Проводник - Алексей Евгеньевич Михайлов

и ту у меня отняли. Как будто сценарист каждый день придумывает на мою долю все новые странные испытания, а гости в студии с интересом наблюдают, как же я из очередной передряги выберусь. Только не слышно, как зрители хлопают в ладоши.

Я еще хотел погонять какую-то мысль, но мой палец решил оборвать эту неуместную рефлексию и нажал на вызов. Что, собственно, я теряю? В крайнем случае, всегда можно послать кого бы там ни было лесом и отключить телефон. Гудок. Еще гудок.

— Алло, Илья? — услышал я голос, в котором не сразу узнал отца.

— Ага, — промямлил от неожиданности я.

— Слава Богу! Значит все хорошо! Как ты?

— Ну, так… Папа, что все это значит, почему ты не позвонил на мой телефон?

— Хм, ну, знаешь, для конспирации. Это мы с Вадимычем придумали. Помнишь Вадимыча? Одноклассник мой. В ментовке еще работал. Это он Андрюху в ГАИ пристроил!

— У вас все в порядке?

— Да у нас нормально! К нам оперативник приезжал из Владимира — Малаш. Хорошо, что на меня наткнулся, а не на мать. Она в гости уходила. К Андрею с Таней как раз. А то б она с ума, наверное, сошла!

— Ну, — начал мычать я, не зная, как реагировать на этот разговор.

— Короче, опер этот рассказал, что тебя в убийстве подозревают. Говорил, что ты Катю убил и сейчас в изоляторе сидишь…

— Никого я не убивал, — с возмущением отреагировал я.

— Я так и знал! — радостно воскликнул отец, — это очень хорошо! Я тебе верю, сынок! Когда опер этот стал меня о тебе расспрашивать, мол, какой ты, кто у тебя друзья, что ты любишь, куда ездишь, я сразу понял, что у них доказательств нет. В общем, я сразу к Вадимычу. Он кому-то там звякнул и узнал, что тебя на двое суток задержали. По подозрению. Что труп пока не нашли…

— Ну да, — сказал я, чтобы отметить свое присутствие в телефонном соединении.

— А потом ты матери позвонил, — продолжал отец, — в общем, мы с Вадимычем покумекали, и он сказал, что тебя, скорее всего, на прослушку поставили, может и следить будут. Похоже, других подозреваемых, кроме тебя, и нет. Вот мы и решили тебе телефон послать, симка на Вадимыча зарегистрирована. Точно не прослушивают.

— Но зачем? — спросил я, — мне скрывать нечего!

— Мало ли! — воскликнул отец, — вдруг начнут тебя под статью подводить, чтобы показатели не портить! Это для экстренной связи! Если что, ты сразу звони. Мы с Вадимычем подъедем и тебя схороним где-нибудь. Есть пара избушек в лесу. Никто не найдет!

— Пап, не надо! У меня все в порядке. Я Катю не убивал!

— Это на всякий случай! — упорствовал отец. — И еще кое-что. Не хочу, чтоб другие знали. Короче, когда Шура умерла, мы с матерью поехали в ее квартиру — порядок там навести и все-такое. Помнишь?

— Ну…

— Так вот, тетка письмо мне оставила. Прямо на кухонном столе. Ничего особенного. Так, мол, и так, осталось мне, дескать, немного, не обессудьте и всё-такое. Прощальное письмо, в общем. Прочитал, всплакнул и забыл. А тут, после того как оперативник по твою душу приходил, почему-то сразу о нем и вспомнил. И спать вот не могу теперь!

— И что же там такого?

— Да только одна только фраза. С первого взгляда ничего особенно, поэтому-то я на нее особого внимания и не обратил! А тут, понимаешь, вдруг понял, что ради нее, может быть, и письмо-то было написано!

— Ну! — в нетерпении воскликнул я.

— Короче, там было написано: «Илье скажи, чтоб печь не топил».

— И что?

— Как что! Это же прямой намек! В печи что-то спрятано! То, что может сгореть, понимаешь? Поэтому Шура и написала: «Не топи». Это же глупость — печь не топить. Она же для этого и собрана! Её нельзя топить, только если в ней что-то нарушено, но тогда так и говорят, что печь, мол, неисправна! Понимаешь?

— Ну не знаю… — сказал я неуверенно.

— Может, я и путаю чего, — воскликнул отец, — но Шура не обычную жизнь вела! Мало ли что там! Посмотри на всякий случай! Вдруг там деньги!

— Хорошо, — согласился я, — па?

— Да?

— А чем Шура занималась?

— Точно не знаю. Знахарством каким-то вроде. Или типа того.

— Ну ладно, это все?

— В общем да! Ты, главное, печь проверь! Во вьюшку загляни, в подпечье посмотри. И еще…

— Да?

— Про то, что тебя задерживали, матери не говори. Не надо ей это знать!

Вот и весь разговор. Причем тут печь? И тут я вспомнил Шурино письмо. Печь! Баба Шура не зря ведь про нее в том письме написала! Что она там написала? Что она древняя очень. Точнее, место это очень древнее. Может быть, Мариша как раз и хочет получить доступ к этой печи. Или к тому, что в ней спрятано! Вот тебе и ответ на один из вопросов!

Я, не одеваясь, прямо в трусах побежал в подвал. После обыска я в нем не убрался. Везде были следы работы криминалистов — остатки дактилоскопического порошка, обрезки липкой ленты, какие-то скомканные бумажки.

Не обращая на беспорядок внимания, я пробежал к печке, остановился на пару мгновений, перевел дыхание, оглядел ее, открыл вьюшку и заглянул внутрь. Ничего. Я засунул внутрь руку, так далеко, как только смог, и все прощупал. Ничего.

Так, мест, чтобы что-то спрятать в печке не так-то уж много, особенно когда есть угроза, что это сгорит. Не вытаскивая руку из вьюшки, я другой рукой вынул задвижку и, бац! Сразу же мне в ладонь упал сложенный лист бумаги. Вот оно!

Я с нетерпением вытащил лист. Да, это было письмо от Шуры. Несомненно, ее почерк. Причем оно, похоже, было продолжением того письма, которое мне в день нашего первого знакомства отдала Мариша. Я еще раз вздохнул, чтобы успокоиться, и не спеша направился наверх. Я решил прочитать послание целиком.

Первую часть послания я хранил в тумбочке в спальне. Я вымыл руки от сажи и снова залез в кровать, держа в руках обе части послания. Прочитав первую, я принялся за вторую. По смыслу все совпадало.

«Благодаря ей я могу помочь добрым странникам пройти их путь, обеспечить им возвращение домой. Она согревает их и дает надежду. В этом было мое призвание!

Тебе, как моему правнуку, суждено принять в наследство дом и заступить на службу