Оружейникъ - Алексей Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Французы-то тут каким боком приплелись?»
И опять конкурсант узнал кое-что новое. До сего дня он наивно считал, что у истоков появления именно русского бездымного пороха стоял создатель периодической таблицы химических элементов, которую, между прочим, он в свое время еле-еле сдал на школьных экзаменах. Оказалось вроде и так… да не совсем. Если только можно так выразиться, истоков этих было два – одну разновидность действительно изобрел и как раз доводил до ума выдающийся химик-практик Менделеев, а вторую разработал именно Калачев Захар Владимирович. И была она по сути своей сильно и практически до неузнаваемости (дьявол ведь кроется в мелочах, не так ли?) усовершенствованной технологией пороха Вьеля. Вот и суетились французики, изо всех сил доказывая, что русским без них ну никак.
«М-да!!! О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух. А главное – неожиданных и неприятных. Я-то думал после конкурсных мероприятий к столпу русской химии рвануть, ан нет, выяснилось, что надо в Охту завернуть, на пороховой заводик. Наверняка еще так просто туда не пустят, значит, надо… К Чагину, наверное? Или прямо сразу к Ванновскому. Чем не повод для беседы?»
– Александр Яковлевич?
Князь так глубоко погрузился в свои мысли, что самым позорным образом прошляпил приближение своего соперника-соавтора и делового партнера в одном лице. То есть, конечно, заметил, но, как бы это сказать, слегка проигнорировал. Мосин же, наоборот, еще издали заметил отставного штаб-ротмистра (еще бы не заметить, единственный в цивильном костюме на фоне высокопоставленных офицеров), но подойти не торопился – в отличие от своего знакомого он по-прежнему находился на службе, то есть на уровне инстинктов избегал повышенного внимания вышестоящих. Одно дело, разговор с хорошо знакомым генералом, которого ты уже изучил вдоль и поперек и вполне представляешь, чего от него можно ждать. И совсем другое – когда генералов пять, в оправе из небольшой толпы слабо знакомых гвардейцев. Так что ну его, лучше от начальства подальше, а к мастерским поближе.
– Сергей Иванович, прошу меня извинить за…
– Да ничего страшного, князь. Признаюсь вам как на духу – я тоже волнуюсь, словно гимназист перед экзаменами.
Александр, собиравшийся было объяснить истинную причину своей невнимательности, тут же передумал – к чему рушить доверительность разговора?
– Между прочим, князь, вы пользуетесь изрядной популярностью.
– Н-да? И у кого, позвольте осведомиться? Прекрасных дам в округе что-то незаметно.
– До них ли сейчас. Нет, Александр Яковлевич, у репортеров. И французского военного атташе.
«Одуреть!»
Переспросив для верности – правильно ли он понял, что на финальные испытания двух (Нагана за соперника уже никто из них не считал) новейших винтовок допустили журналистов и иностранного разведчика? Конкурсант получил недоуменный взгляд и подтверждающие слова.
«Вроде должен был бы уже привыкнуть к нынешним реалиям и людям, но нет, у них всегда найдется чем меня удивить. На сей раз весьма своеобразным пониманием секретности».
– И чем же я обязан повышенному вниманию акул пера?
– Акул пера? – Мосин не выдержал и рассмеялся. – Право же, это надо будет запомнить. Секрет прост, Александр Яковлевич, это ваша сделка с Аргентиной. На моей памяти еще никто не продавал столько оружия кому-то ЗА границу Российской империи. Вот наоборот случалось очень часто, вернее будет сказать, только так и случалось. Наше военное ведомство всегда любило иностранных производителей в ущерб отечественным. Так что все хотят подробностей или хотя бы просто достоверных сведений, а не предположений и слухов. Ну и гадают насчет победителя в конкурсе – это уж само собой, можно сказать, дежурная тема для салонных пересудов.
Договаривая эту фразу, капитан от гвардейской артиллерии вопросительно поглядел на своего собеседника, и тому ничего не оставалось, как коротко пересказать ход переговоров и самую суть контракта. Последние слова он проговаривал, глядя, как к ним подтягивается незнакомый ему господин откровенно журналистской наружности. Не успел Сергей Иванович представить ему корреспондента из «Военного обозревателя» и похлопотать о небольшом репортаже, как буквально через пару минут к первому писаке присоединился еще один собрат по чернильнице, только от «Русского инвалида»[9]. Отчетливо поняв, что с живого с него не слезут и так или иначе будут изводить своими предложениями и просьбами (а также отметив очень нездоровую тенденцию к увеличению количества собеседников), Александр согласился немного поболтать на разные темы. Но! Не стоя в весенней грязи посреди поля, а за уютным столиком в теплой офицерской столовой. При этом он не забыл перечислить те вопросы, на которые ни ответов, ни даже внятных комментариев не будет, однако подсластил пилюлю обещанием эксклюзивности их общения, а заодно одним махом решил проблему со всеми, кто в ближайшее время будет к нему приставать насчет большого или не очень интервью. Как говорится, кто успел, того и тапки – то есть извините, господа, но вон те журналюги успели первыми. И такими матерыми профессионалами оказались, ну просто жуть! Выспросили все, что только пожелали. А повторять такую исповедь, сами понимаете, как-то оно и не хочется.
«К сожалению, подействует такая отговорка явно не на всех. Ну да ладно, будем решать проблемы по мере накопления или поступления. А вообще, «прикормленные» работники таких солидных изданий лишними точно не будут. Я всем применение найду, на пользу моего дела».
Хоть и не терпелось корреспондентам приступить к вежливому и тактичному допросу самого молодого оружейного магната империи, пришлось им проявить терпеливость и вежливость и даже – неплохой аппетит, разделив с капитаном и князем вполне недурственный обед. Действительно, раз уж пришли в столовую, так чего голодными сидеть? В результате как-то оно все само так получилось, что интервью у слегка размякшей от сытости прессы вышло больше похожим на дружескую беседу, то есть перемежалось невинными шутками и стандартными по содержанию сплетнями из жизни великосветского общества (с поправкой на близость столицы). Александр разливался соловьем, время от времени ловя на себе озадаченно-удивленный взгляд оружейника Мосина: то, что слышали уши Сергея Ивановича, несомненно было правдой. Но какой-то не такой. В изложении князя Агренева все их конструкторские работы и творческие муки выглядели как-то несерьезно, зато неоднократно отмечалось, какую неоценимую поддержку оказали конкурсантам генералы Нотбек, Ридигер, Бестужев-Рюмин и особенно Чагин, какими ценными… Да что там, даже бесценными были все их мудрые указания и советы. Их превосходительства на заседаниях Комиссии трудились просто на износ, недоедая и недопивая, – все голову ломали, чем бы таким еще подсобить таким родным и милым изобретателям. А военный министр империи Петр Семенович Ванновский? Он не только сидел, по примеру своих генералов, на жесткой диете, он еще и недосыпал вдобавок, мучимый мыслями о благе отечества. И вообще, он такая душка! Под его руководством Российская императорская армия ну просто цветет и пахнет, год от года наливаясь грозной силой и мощью, на страх врагам и радость союзникам. От такой словесной патоки журналисты размякли и почти не задавали неудобных вопросов, с пониманием пропуская нежелательные для их собеседника темы. А спустя полчаса и вовсе объявили, что полностью удовлетворены тем, как прошла их встреча. Старательно (а иногда и через силу) молчавший все это время Мосин, едва дождался, пока они с соавтором останутся одни.