Возвращение к себе - Вера Огнева

Сравнение тогда мелькнуло, да и кануло за ненадобностью.

- Я не очень тебя напугал? - осторожно спросил араб.

- Интересно, что бы ты сделал, сообщи какой доброхот, что тебя родила не женщина, а львица?

- Сожрал бы клеветника, - расхохотался Тафлар.

Теперь Роберт часто приходил сюда, чтобы, раскрыв том Овидия или псалтырь, вгрызаться в строчки, которые наступали на него как ряды неприятельского войска.

За первой фалангой надвигалась следующая, а там - еще и еще. Не раз и не два Роберта посещала здравая мысль: на кой дьявол ему, воину, оно надо? Он закрывал книгу, отодвигал кусок пергамента и калям. Некоторое время его грела мысль, что все кончено: войска неприятеля отброшены. Но за ней пряталось понимание, что отступил сам. И все повторялось: неравный бой, усталость, раздражение, потревоженный сон, куда как лазутчики проникли ряды черных жучков. Они маршировали, норовя затоптать бедного рыцаря.

Он сделал большой перерыв, заполненный упражнениями и поездками с Тафларом по окрестностям Эль Кайры. Чувство ущербности, - когда понимаешь каждое слово в отдельности, но общий смысл не дается, или доходит не сразу, и приходится перечитывать строчку, чтобы в конце понять, или не понять вовсе, - отступило.

Библиотека встретила тишиной, запахом старой кожи, пряных трав, чувством, что ты тут не один. Он открыл псалтырь, положил рядом листочек со словами на латыни, составленный для него Тафларом.

Знакомый текст сам бросился в глаза: '… царствие Твое… хлеб насущный… и остави долги наши…' Строчка вместила прохладу нефа, запах ладана и сырости, пыльный столб света, падающий из окон ротонды, голос, доносящийся с кафедры.

Он не стал читать дальше. Тоска по дому, которая так долго сидела, в своей норе, загнанная туда волей, вырвалась наружу и вцепилась как осьминог - давя и высасывая силу. Железная цепь СЛОВА вот-вот грозила порваться.

Завыть по волчьи, разнести тут все, перебить всех, кто попадется на пути и бежать, бежать на берег моря, за которым совсем рядом - вот она карта - дом.

- Какие вести от Селима?

- Ты стал часто спрашивать об этом. Будь уверен, как только что-либо станет известно, я тебе сообщу.

- Возможно, твой родственник забыл. Мало ли дел у высокого сановника.

- Он никогда ничего не забывает ни плохого, ни хорошего. И поверь, слово свое держать умеет. Но, ответь, неужели тебе здесь так плохо?

- Здесь - это в твоем дворце, в саду, с чашей вина в руке? Или здесь - в чужой стране, где даже камни норовят оттолкнуть чужеземца, трава колюча, а мед горек?

- Образование идет тебе на пользу, - в тоне Тафлара скользнула легкая натянутость.

- Прости, ты - добрый, умный человек. Я не хотел тебя обидеть. И всю жизнь буду помнить, что ты для меня сделал.

- Взаимно.

- Рабан, я вчера встретился с Измиром аль Сауфи. Он человек Селима. Его рассказ меня удивил и насторожил, но может быть все идет, как надо, просто я в силу недостаточного знания ваших обычаев, чего-то не понимаю.

Через венецианцев Селим отправил в Иерусалим предложение обменять тебя на выкуп.

Могу даже цену назвать: двадцать марок. Золотом, разумеется. Согласись - не такая уж высокая цена.

- Особенно если учесть, что простой рыцарь идет за пять серебром.

- Знаешь, во сколько Азиз оценил жизнь и свободу Боэмунда Гоенского?

- Вo сколько?

- В двадцать пять.

- Тафлар, наш разговор начинает походить на рыночную свару, но продолжай, прости, что перебил.

- Так вот: во-первых - долго не приходил ответ, а когда он пришел, выяснилось - твоя добыча и все деньги под присмотром барона Геннегау вывезена в Европу. В Иерусалиме, к тому же, очень удивились известию, что ты жив. Тебя там считали мертвым. Нашелся даже человек, который, якобы, тебя хоронил.

- Те два рыцаря, которых привез в Эль Кайру, Селим, еще здесь?

- Их только что обменяли. Считаешь, они могут подтвердить, что ты жив, и тебя перестанут считать самозванцем?

- Я с ними был знаком раньше. Здесь они меня видели. Скоро все должно разъяснится.

Можно бегать, прыгать, а потом махать мечом до изнеможения. Можно без конца разбирать мелкие черные значки, оживляя картины, прячущиеся за бледными тонкими страницами. Можно научиться по шагам узнавать всех обитателей дома. Можно до упаду гонять сына Фатимы, нового телохранителя Тафлара, и даже радоваться его успехам. Можно проводить жаркие ночи в объятиях красивых женщин, ласковых и податливых, совсем не похожих на своих северных сестер. Можно… но все равно, каждый прожитый миг будет потерей - ушедшей в песок водой, которую неосторожно пролил вместо того чтобы утолить смертельную жажду.

Когда Роберт ворочал неподъемные камни на руднике, когда потом сквозь слабость и дурноту гнал себя на арену для очередного боя, была цель - выжить. Сейчас, оставалось, просто ждать. Это ожидание, обволакивающее ленивое, иногда очень даже комфортное, выматывало его хуже любой гонки.

- Пойдешь отдыхать, или опять покатишь свой камень?

- Камень?

- Древние боги наказали одного наглеца: в аду он должен был катить огромный камень в гору, но как только достигал вершины, камень срывался вниз, и человеку приходилось все начинать сначала.

- Лучше надрываться, но хоть изредка смотреть на мир с высоты, чем сидеть под горой и киснуть со скуки.

- Ты споришь с богами, Рабан?

Уже во дворе, когда за спиной захлопнулись тяжелые окованные полосами железа створки, Абд Гасан спросил:

- Ты отрицаешь существование Бога?

- Разве?

Наверное, Тафлар продолжил бы разговор, но к ним, шаркая туфлями и припадая на ногу, торопился Джамал.

- Что случилось? - Тафлар, бросив поводья конюху, склонился к усохшему старику.

- Вас дожидается посланец Селим бея.

- Кто?

- Измир.

- С чем пожаловал?

- Сказал, что будет говорить о франке.

Роберт подобрался. Последние новости о переговорах были месяц назад. Он рассчитывал ждать еще столько же. Потому, ранняя пташка не обрадовала, скорее насторожила.

Измир аль Сауфи поднялся с подушек, сложенных недалеко от пылающей жаровни. В воздухе разливался запах горящего дерева, смолы, и чуть-чуть благовоний.

Подражая своему господину, аль Сауфи старался хранить черты маленького личика неподвижными, но мелкие черные глазки насторожено поблескивали, а губы сами собой складывались в трубочку. Он походил на лисицу, неизвестно за что отправленную волчьим представителем.

- Рад приветствовать посланника сиятельного Селима в своем доме. Да продлятся твои дни, и да будет твоя дорога выстлана розами и гиацинтами.