Прощай ХХ век (Память сердца) - Татьяна Андреева

Впоследствии нам стало известно, что он работает в Сорбонне, в Париже, что там он так же знаменит, как дома, живет в достатке и тоскует по Родине. Россия тогда потеряла еще одного своего прекрасного сына, необычайно талантливого ученого и истинного интеллигента.

Размышляя об участи интеллигентных людей в нашей стране, я позволю себе привести несколько цитат из книги, глубоко почитаемого мною Ю. М. Лотмана. Это книга «Воспитание души. Воспоминания, интервью, беседы о русской культуре (телевизионные лекции)», которую издали в 2005 году. В ней Юрий Михайлович писал: «Вообще мало людей одаренных, еще меньше людей высокоталантливых, а человек гениальный попадается редко». «Интеллигентный человек часто является самой первой жертвой разнообразных репрессий». Однако, именно «отдельный человек аккумулирует национальную культуру. Он выступает как бы как библиотеки и живые лаборатории, поэтому гибель (или изгнание) одного человека — это настоящая национальная трагедия, потому что он уносит с собой огромную часть культуры. Ибо все записать и передать нельзя». «Если сохранились книги, если их не уничтожили, то можно восстановить знания. Но передать культурную традицию может только интеллигент…, интеллигентность — это всегда связь культурных традиций, накопление материалов. Это живет в человеке и передается от человека к человеку». Поэтому «небрежение к интеллигентности — вещь весьма опасная, и перерыв, разрушение здесь — это такая же национальная катастрофа, как гибель библиотеки, — вот то, что произошло в Ленинграде в Академии наук» (пожар в библиотеке Академии наук в начале перестройки). (Курсив мой). Юрий Михайлович ставит знак равенства между гибелью библиотеки и Чернобыльской катастрофой. От себя добавлю, что после ухода из жизни Андрея Дмитриевича Сахарова, Дмитрия Сергеевича Лихачева, Натальи Петровны Бехтеревой, а теперь уже и Юрия Михайловича Лотмана, таких людей в России остались единицы. Горько сознавать, что вместе с этими невосполнимыми утратами, на фоне бурного развития науки и техники в конце XX века, в нашей стране начался катастрофический откат культуры, ее резкое обеднение. Многовековую российскую культуру вытесняет массовая культура с ее мелкими субкультурами, основанными на новых ценностях общества потребления. Сохраним ли мы то, что сквозь века оставили и завещали нам наши великие предки?

Однако вернемся к моим аспирантским будням. Для того чтобы не терять навыков владения разговорным английским языком, всем аспирантам со знанием иностранных языков вменялось посещение «Дома Дружбы», учреждения, в котором устраивались встречи с иностранными специалистами, политиками, молодежью, дружественно настроенными по отношению к нашей стране. Нас использовали в качестве бесплатных переводчиков. Однако это было достаточно интересно, и в самом деле служило прекрасной практикой современного разговорного языка. Одной из самых примечательных была наша первая встреча с молодыми американскими конгрессменами. Уже во время торжественного заседания у нас завязался разговор с двумя молодыми людьми, сидевшими рядом. Их звали Джек и Харви, оба начинали карьеру в Конгрессе США, в Вашингтоне. Джек занимался образованием, а Харви был библиотекарем в Белом Доме. Их группа, числом около двадцати человек, к моменту нашей встречи, побывала в крупнейших городах СССР — они знакомились с нашей системой образования. Оба были удивлены дисциплинированностью наших учеников на уроках, образованностью учителей, основательностью получаемых в школах знаний. Особенно заинтересовала их система профессионально-технического образования. После официальной части они попросили нас с Тамарой показать им центр города. Мы с удовольствием откликнулись на эту просьбу. Что-что, а Невский Проспект показать иностранным гостям не стыдно! По дороге, более словоохотливый Джек рассказывал нам о своих ирландских корнях, обыкновенную для Америки историю. Его дед приехал в Америку в двадцатых годах и был простым рабочим. Отец уже служил в полиции и хорошо зарабатывал, поэтому Джек смог учиться в университете и найти престижную работу. Харви больше слушал, чем говорил, его семья жила в Америке уже несколько поколений, и он считал себя чистым американцем. Молодые люди сначала вели себя очень сдержанно, и все посматривали, как мы реагируем на те или иные слова. Удостоверившись, что мы открыты для общения и мало похожи на разведчиц, Джек вдруг спросил меня, боимся ли мы войны. В шестидесятые и в семидесятые годы эта тема была очень актуальной. Советский Союз и Америка, две сверхдержавы, противостояли друг другу на мировой политической арене и бурно развивали ядерные вооружения. Мир был так хрупок, что мог в любую минуту взорваться из-за недальновидности политиков с той или другой стороны. Во время правления Н. С. Хрущева несколько раз возникали такие ситуации, когда казалось, что новая мировая война неизбежна и вот-вот наступит. Конечно, эта тема волновала не только политиков, но всех простых людей во всем мире. В разговорах наших бабушек и мам то и дело звучала фраза «Лишь бы не было войны». Уж они-то знали, что говорят. Моей бабушке по маминой линии, Евдокии Максимовне, пришлось пережить революцию, первую мировую и гражданскую войны, а вместе с моей мамой еще и вторую мировую войну, во время которой без вести пропал ее младший сын Василий. Нет ни одной семьи в нашей стране, которой не коснулась бы последняя мировая война. В каких-то семьях погибли один-два человека, в других с войны не вернулись все мужчины, и с этого началось угасание их родов. В одном из своих последних интервью великий советский актер Михаил Ульянов рассказывал, как мужчины уходили на фронт Великой отечественной войны из сибирских деревень. (Он сам был сибиряком, и в начале войны ему было тринадцать лет). Сначала забрали всех самых крепких и здоровых молодых парней, начиная от двадцати лет, они составляли большую часть населения деревень. Очень плакали их матери и девушки. А они смеялись и говорили: «Не плачьте, мы за две недели отлупим немцев и вернемся домой». Никто из них не вернулся назад. Несколько месяцев спустя, мобилизовали всех, кто мог воевать. Вся колхозная работа и работа по хозяйству в семьях легла на плечи четырнадцатилетних и двенадцатилетних мальчишек, а также их матерей. В 1944 году этих подросших мальчишек тоже отправили на фронт. В 1946 году в большие сибирские деревни, из нескольких сотен мужчин в каждой, вернулись по два-три человека.

Конечно, я боялась войны, но ответила Джеку так, как меня учили наши школы, институты, политики, книги и фильмы, отражавшие только героическую сторону этих событий: «Не боимся, но и не хотим. Не боимся, потому что умеем воевать, а не хотим, потому что пострадали в этих войнах больше всех народов в мире». Мой ответ впечатлил Джека, заметившего: «Ну, если у вас девушки не боятся войны, значит вы очень сильная нация». Дальше мы уже не касались таких сложных вопросов, а болтали о жизни и об учебе. Я говорила о том, как трудно, а порой невозможно иметь свои книги на английском языке, о своей диссертации, о Хемингуэе и других современных американских авторах. Странно было слышать, что таких писателей, как Теодор Драйзер, Джек Лондон и Шервуд Андерсон в Америке уже никто не помнит. А в Советском Союзе эти имена знает почти каждый школьник, не говоря уже о студентах иностранных факультетов гуманитарных вузов всей страны, которые на произведениях этих авторов учились и сейчас продолжают учиться английскому языку. Я упоминаю здесь этих трех авторов, потому что они были в то время очень популярны в нашей стране, наряду с Э. Хемингуэем, Скоттом Фицджеральдом, У. Фолкнером, Э. Колдуэллом, Дж. Сэлинджером, Д. Апдайком и другими. Замечательно, что свою популярность Т. Драйзер и Дж. Лондон получили в нашей стране благодаря тому, что их произведения перевели на русский язык гораздо более талантливые и образованные люди, чем они сами. (Честь и слава российской школе перевода!)