Ганнибал - Лансель Серж

Согласно Титу Ливию, который в этом вопросе остается нашим единственным источником, несмотря на подкрепления, дела на Иберийском полуострове в период с 215 по 212 год шли для карфагенян все хуже и хуже. Правда, хронологические границы, сообщаемые римским историком, вызывают у специалистов серьезные сомнения, а его топографические указания грешат неточностью. Так, Тит Ливий рассказывает о двух попытках карфагенян отбить город Илитургис, предположительно располагавшийся в Андалусии, в районе современного Хаэна, предпринятых в 215 и 214 годах; обе оказались тщетными и сопровождались крупными потерями со стороны пунийцев (XXIII, 49, 5-11; XXIV 42, 8-10). Ученые подозревают, что за этим двукратным штурмом одного и того же города на самом деле кроется повествовательный повтор (G. De Sanctis, 1917, p. 247, прим. 76). Возможно, что в 214 году, как и пишет Тит Ливий, римлянам покорился Кастулон, находившийся в верхней Андалусии, близ нынешнего Линареса. Должно быть, пунийцы горько переживали его утрату, ведь город с давних пор считался надежным карфагенским союзником. Если читатель помнит, отсюда родом была и испанская супруга Ганнибала Имилька. Падуанский историк относит к этому же 214 году захват Сагунта, с которого, собственно говоря, и началась в 219 году война. И вот римляне смогли наконец отплатить Карфагену за перенесенное унижение. Однако тут же Тит Ливий добавляет (XXIV, 42, 9), что город пробыл под властью врага семь с лишним лет. Но это означает, что римляне повторно завладели Сагунтом не в 214-м, а в 212 году.

П. Корнелий Сципион к этому времени уже шестой год находился в Испании в качестве проконсула и с помощью брата Гнея не спеша, но методично «отгрызал» у карфагенян все новые и новые иберийские территории. Теперь ему противостояли сразу три карфагенских полководца: два брата Ганнибала, Гасдрубал и Магон, и еще один Гасдрубал, сын Гискона. Последнему предстоит провести в Испании около десяти лет, а затем продолжить ратные подвиги в Африке. К концу 212 года он вместе со своим войском влился в войско Магона, младшего брата Ганнибала. Сципионы решились разделить свою армию, которая с учетом 20 тысяч недавно навербованных кельтиберов представляла собой могучую силу. Две трети войска забрал Публий, намеревавшийся схватиться с объединенным войском Магона и Гасдрубала, сына Гискона; оставшуюся треть, включавшую кельтиберские отряды, Гней повел против Гасдрубала Барки (Тит Ливий, XXV, 32, 1–8).

Первым в поход выступил Публий Сципион, и случилось это в начале 211 года. По всей вероятности, он двинулся к югу и дошел до Кастулона (Аппиан, «Ибер.», 16), когда на него налетел отряд нумидийской конницы под водительством молодого командира, в первый раз принявшего непосредственное участие в римско-пунийском конфликте. Забегая вперед, скажем, что этого юношу ждали долгая жизнь и блестящее будущее. Правда, Тит Ливий ошибается, утверждая, что Масиниссе — а речь именно о нем — едва исполнилось тогда 17 лет. На самом деле ему было лет 25. По приказу своего отца Гайи, царствовавшего над нумидийским племенем массилиев, он уже успел повоевать и притом весьма успешно с еще одним нумидийским царьком, Сифаксом, который посмел направить свою армию, прошедшую обучение у римского инструктора, против карфагенян (Тит Ливий, XXIV, 48–49). Публий Сципион, видя, что его окружили всадники Масиниссы и зная, что к нумидийцу на подмогу движется во главе семи с половиной тысяч свессетан Индибилис, решил прорваться из окружения. В этой схватке проконсул и сложил свою голову, пронзенный копьем. У его брата Гнея дела в это время шли тоже не блестяще. Союзники-кельтиберы его бросили, и он решить отступить к северу. По пятам за ним гналась нумидийская конница, а следом за ней наступала объединенная армия всех трех карфагенских полководцев. В конце концов они загнали войско Гнея Сципиона на голый и каменистый холм, лишенный всяких естественных барьеров, и, пользуясь численным преимуществом, окружили его и разбили. Это случилось примерно месяц спустя после гибели Публия. Плиний Старший («Естественная история», III, 9) утверждает, что место, где погиб Гней Сципион, называлось Илорции. Возможно, он имел в виду современное селение Лорки, расположенное километрах в двадцати к северу от Мурсии (Н. Н. Scullard, 1930, pp. 50–51).

Как видим, судьба братьев Сципионов сложилась в Испании трагически. Семь лет они с успехом воевали на этой земле, чтобы погибнуть почти одновременно, да еще в тот момент, когда в самой Италии удача снова начала улыбаться Риму. Римские солдаты очень пострадали после гибели обоих своих полководцев. Отброшенные за Эбро, они первым делом собрались на военные комиции и избрали себе нового полководца, которым против ожиданий стал не ближайший помощник Публия Сципиона Тиберий Фонтей, человек, к слову сказать, достойный во всех отношениях, а римский всадник Луций Марций Септим, обладавший совершенно исключительной харизмой [90]. Он сумел так «завести» все войско, что римские солдаты в скором времени организовали дерзкое нападение на карфагенский лагерь и нанесли врагу жестокий урон (Тит Ливий, XXV, 39). Несколькими неделями позже Луций Марций рапортовал о своих успехах в Рим и, подписывая донесение, именовал себя «пропретором». Сенаторов эта бумага заставила скривиться от досады: они не привыкли, чтобы римские солдаты сами выбирали себе командиров [91], — это вам не Карфаген (Тит Ливий, XXVI, 2, 1–2)! Но в конце концов Луцию Марцию простили его дерзость. В карфагенском лагере он взял богатую добычу, в том числе огромный серебряный щит — у Плиния Старшего превратившийся в золотой («Естественная история», XXXV, 14), — украшенный портретом Гасдрубала Барки и весивший 37 фунтов. В память о победе трофей назвали «щитом Марция» и поместили в храм Капитолия, где он благополучно довисел до 83 года до н. э., когда в храме вспыхнул пожар, уничтоживший реликвию.

Назначение молодого Сципиона на должность командующего испанской армией

Весной 211 года, как мы помним, Капуя сдалась, следовательно, держать вокруг города многочисленное войско сделалось бессмысленным. По приказу сената его командующий претор Г. Клавдий Нерон с несколькими тысячами пеших и тысячей конных воинов погрузился в Путеолах на корабли, высадился в Тарраконе и немедленно двинулся маршем к реке Эбро, чтобы соединиться с силами Тиберия Фонтея и Луция Марция и принять объединенное командование на себя. Вскоре ему повезло. В ущелье, которое местные жители — авсетаны — именовали ущельем Черных Камней, что заставляет предположить, что располагалось оно на южном берегу Эбро (J. F. Lazenby, 1978, р. 132), у него появилась возможность запереть Гасдрубала Барку. Трудно сказать, что заставило Гасдрубала совершить столь рискованную вылазку в пиренейские предгорья, расположенные на землях Каталонии (W. Huss, 1985, р. 375), но факт остается фактом — он попался. Сознавая всю безвыходность своего положения, Гасдрубал якобы пообещал Клавдию Нерону немедленно убраться вон из Испании, если римляне позволят ему без потерь вывести свое войско. Римский военачальник назначил ему точный день вывода войск, но когда этот день наступил, Гасдрубал начал тянуть, прикрываясь какими-то путаными религиозными запретами. В конце концов он дождался, когда выдался особенно туманный день, и попросту скрылся, оставив злополучного претора размышлять о пунийском вероломстве (fraus punica) (Тит Ливий, XXVI, 17).

После захвата Капуи и постепенного вытеснения Ганнибала на юг Италии Рим сосредоточил пристальное внимание на иберийском фронте. Испанской армии требовался полководец, который не только сумел бы оказаться на высоте поставленных перед ним стратегических задач, но и олицетворял бы память об обоих погибших великих военачальниках. Что бы ни утверждал Тит Ливий, слишком часто путающийся в хронологии, представляется более чем вероятным, что Нерону дали дослужить до конца 211 года; во всяком случае, сам он никаких прошений о досрочной отставке не подавал. Так же очевидно, что процедура назначения нового главнокомандующего испанской армией отличалась совершенной исключительностью. Действующие консулы Гн. Фульвий Центимал и П. Сульпиций Гальба созвали комиции по центуриям, представлявшие собой основной электоральный инструмент, и вопреки обычному течению процедуры добились назначения на должность главнокомандующего человека, облеченного всей полнотой власти, соответствующей рангу проконсула. Не менее исключительной оказалась и кандидатура избранника, ибо им стал молодой П. Корнелий Сципион.

Читатель, конечно, помнит, при каких обстоятельствах будущий Сципион Африканский впервые появился на страницах нашего повествования. Тогда, в конце ноября 218 года, юный воин спас своего отца, получившего в битве при Тицине тяжелое ранение и едва не попавшего в плен. Два года спустя юноша, которому едва исполнилось 20 лет, уже занимал должность военного трибуна и, если верить Титу Ливию (XXII, 53), в этом качестве командовал одним из легионов. После разгрома при Каннах он возглавил небольшой отряд оставшихся в живых командиров, таких же молодых, как он сам, и на фоне царивших пораженческих настроений вместе с ними принес клятву ни за что и никогда не изменять интересам Республики. Ни у кого более не оставалось сомнений, комментирует историк, что сама судьба назначила его на роль вождя в этой войне. Таким образом, мы видим совершенно отчетливую попытку создания «задним числом» легенды о «детстве вождя», якобы отмеченного особыми знаками избранничества [92].