Злые чудеса - Александр Александрович Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна из сюжетных линий лучшего, на мой взгляд, приключенческого романа Луи Буссенара «Похитители бриллиантов» – как раз поразительное сходство главного отрицательного и главного положительного героев, не состоящих и в отдаленнейшем родстве: английского авантюриста Сэма Смита и благородного французского путешественника Александра Шони. Отсюда проистекают разнообразные коллизии, отнюдь не юмористические: Александра едва не повесили разоренные золотоискатели, которых Сэм недавно ограбил, а негритянский вождь принимает Смита за своего друга Александра и выдает ему заветную тайну: место, где спрятан алмазный клад, сокровища кафрских королей…
Месяца через два, когда сидели за пивом, Миша Успенский вяло матерился: он хотел всего-навсего пошутить, но розыгрыш зажил самостоятельной жизнью уже без ссылок на творца. История эта выплеснулась на страницы демоперестроечной прессы и получила самое широкое распространение уже как святая истина, очередной ком грязи на могилу Сталина. Вроде бы даже, уверяли иные, месяцев за девять до рождения Сосо Джугашвили Пржевальский проездом был в Грузии. Если даже и так, крайне сомнительно, чтобы где-то могли пересечься блестящий офицер Генерального штаба и не знавшая ни словечка по-русски грузинская прачка из бедняцкого квартала Гори. Будь она служанкой в каком-нибудь богатом доме, который Пржевальский посещал, еще можно было бы строить «версии», но подобных эпизодов в биографии матери Сталина история не зафиксировала. Ну а попутно родился еще один «железный аргумент»: при Сталине Пржевальского частенько и уважительно поминали в советской прессе, даже городок Каракол был переименован в Пржевальск. С чего бы такое почтение, товарищи?! Неспроста! Правда, в те же времена еще более уважительно поминали не менее славного своими научными путешествиями Семенова-Тян-Шанского, но ни одна живая душа не зачисляла его на этом основании в отцы Сталина…
Вот и я решил действовать тем же путем. Разве что объект выбрал другой – Лаврентия Павловича Берию. Тогда как раз гуляли о нем ужастики, живописно повествовавшие, как маршал часами колесил по Москве в зловещем черном лимузине, высматривая красивых девочек, особенное предпочтение отдавая созревшим старшеклассницам. Ну а потом его подручные, два зверообразных полковника, Саркисов и Надорая, хватали жертву и волокли в гнездо разврата. Адрес этого гнезда указывался точно – особняк Берии в Москве. Уже потом, когда схлынул угар перестройки, перекрасившийся в демократы военный политработник Сульянов эти ужастики творчески обогатил – по его авторитетному заявлению, Берия начинал с того, что прикусывал очередной пленнице непременно левую грудь. Откуда Сульянов, отроду не сидевший в шкафу в спальне Берии, этакие подробности знал, он благоразумно не сообщал. Но некоторые верили и так.
Ну что сказать? Особняк Берии в качестве гнезда разврата выбран откровенно неудачно. Дело в том, что в доме, помимо Берии, постоянно обитали его жена, сын с женой и дочкой, телохранители и работники узла спецсвязи. Совершенно не верится, что мимо всего этого многолюдства (и при наличии особенно ревнивой, как все грузинки, супруги) два зверя-полковника каждый вечер таскали в спальню Берии мешок, откуда торчали брыкающиеся ножки очередной визжащей пленницы. Да и домик довольно маленький, что легко проверить – не помню улицы и номера, но там сейчас посольство Туниса.
Одним словом, я в два счета сочинил великолепную байку, объяснявшую причины холодной войны, вспыхнувшей в 1946 году между СССР и Западом. Основанную исключительно на хорошем знании, сколь глупа и невежественна перестроечная интеллигенция. Ах, какая была сенсация! Весной 1946 года сексуальный маньяк Берия попытался изнасиловать прямо на столе своего лубянского кабинета приехавшую на Московский международный кинофестиваль кинозвезду Мерилин Монро. Мерилин, однако, отбилась, пешком, потеряв туфельки, добралась до американского посольства, а вернувшись домой, пожаловалась своему любовнику президенту Эйзенхауэру. Ну тот и осерчал – и объявил Сталину холодную войну. Короче, шерше ля фам.
Я бы привычной дорожкой отнес эту сенсацию в газеты, но уже не имел такой возможности – угодил в черный список победившей демократии. За пару-тройку статей стал персоной нон грата красноярской журналистики, каковую было велено гнать метлой с порога. И продолжалось это года три. А та самая бульварно-перестроечная газета, где я выдал сенсацию об астронавтах Третьего рейха, вдобавок взялась со мной бороться крайне оригинальным способом. Один из щелкоперов сочинил длиннющее безграмотное письмо запойного пэтэушника из райцентра, крайне неумело и коряво хвалившего мои книги. А потом бабахнул статью на целую газетную полосу, где язвительно разбирал это письмо по строчкам, патетически восклицая: «Люди добрые, посмотрите, кто Бушкова читает! Одна тупая гопота!» Главный юмор в том, что этот хрюндель сам стал эту историю рассказывать всем и каждому, приговаривая: «Вот как я Бушкова приложил!» Тут уж даже те, кто меня крепенько недолюбливал, брезгливо поморщились и сказали: «Дурик, ты не Бушкова приложил, ты себя приложил…»
(Забегая вперед, лет через пять я, человек, признаться, злопамятный, все же отомстил. К тому времени общество немного выздоровело, перестройку называли так, как она того заслуживала, и ни один из кавалеров медали «Защитнику свободной России» не рисковал появляться с этой регалией на людях, опасаясь вызвать насмешки, а то и получить по морде. Оная бульварная газета перестала существовать, не выдержав конкуренции с более молодыми и зубастыми сестричками, уже не снабжавшими свои желтые сенсации довесками вроде откровений Новодворской. Так вот, бывшая главная редакторша этой газеты, в свое время приказавшая на порог меня не пускать, непринужденно подошла ко мне в книжном магазине и, лучезарно улыбаясь, молвила:
– Здрасте, вы меня не узнаете?
Интеллигент всегда прощает окружающим все подлости, которые им сделал… Я, ничуть не растерявшись, рявкнул на весь магазин:
– Как-кой минет за сто баксов?! В зеркало на себя посмотри, кочерга старая! Тебе красная цена – стакан бормотухи у бичей!
Все, кто был в магазине, с любопытством уставились на экс-редакторшу, а та буквально оцепенела и потеряла дар речи: разевает рыбка рот, да не слышно, что поет… Я дружески ей улыбнулся, расплатился с кассиршей
