Тьма, — и больше ничего - Стивен Кинг

Заряжая его теперь, она чувствовала себя лучше — увереннее — с каждым отправленным в магазин патроном. Тесс положила пистолет на кухонный стол и проверила автоответчик. Там оказалось лишь одно сообщение. Оно было от соседки Пэтси Макклейн: «Заметила, что у тебя вечером не горел свет. Решила, что ты могла остаться на ночь в Чикопи. Или все-таки поехала в Бостон? Ладно, я брала ключ за почтовым ящиком, чтобы покормить Фрицика. Да, а почту положила тебе на столик — там одна реклама. Позвони завтра до работы, если вернешься. Просто хочу знать, что все в порядке».

— Эй, Фриц, — сказала Тесс, наклоняясь погладить кота, — похоже, ты получил сегодня двойную порцию. Ну ты и хитер…

У нее в глазах потемнело и, не успей она ухватиться за кухонный стол, точно растянулась бы на покрытом линолеумом полу. От неожиданности она слабо охнула — голос прозвучал словно из небытия. Поведя ушками назад, Фрицик на всякий случай покосился в ее сторону, словно определяя, не упадет ли она (и если да, то не на него ли), и вновь сосредоточился на своем втором ужине.

Опираясь на всякий случай о стол, Тесс медленно выпрямилась и открыла холодильник. Салата с тунцом там не нашлось, зато был творожок с клубничным джемом. Она с жадностью набросилась на него, выскребая ложкой из пластиковой посудинки все до последней капли — прохладный и нежный творожок успокоил ее саднящее горло. Она вряд ли смогла бы есть что-то другое, даже тунца в консервах.

Яблочный сок она попила прямо из бутылки, затем поплелась в ванную. Пистолет она прихватила с собой, сжимая пальцы вокруг предохранительной скобы спускового крючка, как учили.

На полке над раковиной стояло овальное увеличительное зеркало — рождественский подарок брата из Нью-Мексико. Над ним золотистыми буквами значилось: «ХОРОШУШКА». Прежняя Тесс пользовалась им, когда выщипывала брови и подправляла макияж. Нынешняя внимательно рассмотрела глаза. Они были, разумеется, воспалены, но зрачки казались одинаковыми. Выключив в ванной свет, она досчитала до двадцати, опять включила свет и последила за реакцией зрачков. Все вновь оказалось в норме. Похоже, обошлось без черепных трещин. Может, только небольшое сотрясение, легкое… правда…

Я что — специалист? Я получила «бакалавра искусств» в Коннектикутском университете, имею ученую степень в области изучения пожилых детективов-любительниц, обменивающихся на протяжении четверти каждой книги рецептами, которые я таскаю из Интернета, а потом слегка изменяю, чтобы меня не обвинили в плагиате. Да, я могу ночью впасть в кому или умереть от кровоизлияния в мозг. А Пэтси обнаружит меня, лишь когда в следующий раз придет кормить кота. Тебе надо к врачу, Тесса Джин. И ты сама это прекрасно знаешь.

Но она прекрасно знала и то, что если пойти к врачу, ее несчастье может стать достоянием общественности. Врачи гарантировали конфиденциальность — это являлось частью данной ими клятвы, и некая абстрактная дама, работающая юристом, уборщицей или агентом по продаже недвижимости, вероятно, могла бы на это рассчитывать. И возможно, очень даже возможно, на это могла бы рассчитывать и Тесс — всякое бывает. Однако посмотрите-ка, в кого превратилась актриса Фарра Фосетт, стоило раскрыть рот кому-то из медперсонала, — стала героиней бульварной прессы. Тесс самолично слышала о психиатрических злоключениях некоего писателя, который одно время был широко известен своими рассказиками пикантного свойства. Самые смачные подробности не более двух месяцев назад ей за обедом рассказала ее литагент… и Тесс все выслушала.

Более того, думала она, глядя на свое вызывающее жалость отражение в увеличенном варианте, я при первой же возможности растрепала это еще кому-то.

Даже если медперсонал во главе с доктором и не разболтают о том, что автор дамских детективов была избита, изнасилована и ограблена по дороге домой после своего публичного выступления, как насчет других пациентов, которые могут увидеть ее в приемной врача? Кое-кто наверняка догадается, что она не просто «некая женщина с расквашенным носом, которую явно избили», а писательница из Стоук-Виллиджа — та самая авторша книг о пожилых детективах-любительницах, про которых год-два назад по каналу «Лайфтайм» крутили фильм: «Боже мой, видели бы вы ее!»

Нос Тесс все же оказался цел. Трудно поверить, что он мог так болеть, хотя его Громила не сломал. Однако это было именно так. Нос распух (а как же — бедненький), разболелся, но дышать Тесс могла, а имевшийся у нее наверху викодин должен был на ночь унять боль. Имелись у нее и пара цветастых фингалов, подбитая распухшая щека и круг из синяков на шее. Он-то и был хуже всего: такого рода «ожерелье» можно приобрести лишь единственным способом. Шишки, синяки и ссадины красовались и в других местах — на спине, на ногах и на заднице. Но Тесс надеялась, что самое страшное все же скроется под одеждой.

Отлично. Сочиняю на ходу. Хоть стихи пиши.

— Горло, горло… Можно надеть водолазку…

Точно. Октябрьская погода располагает к вещам с высоким воротом. А Пэтси можно сказать, что ночью упала и ударилась. Например…

— Мне показалось, я уловила какой-то шум. Пошла вниз посмотреть, а тут Фрицик попался под ноги.

Фрицик, услышав свое имя, мяукнул возле двери ванной.

— Или, например, ударилась головой о стойку перил внизу. Или даже…

Может, сделать на стойке маленькую вмятину? Конечно! Лучше всего, наверное, с помощью молотка для отбивания мяса, который лежит у нее в кухонном ящике. Особенно усердствовать не стоит — лишь чуть-чуть повредить краску. Разумеется, врача (или проницательную даму-детектива типа Дорин Маркис, возглавляющую Клуб любительниц вязания) так не проведешь, а вот милую Пэтси-Макси можно. Муж, поди, ни разу за двадцать лет совместной жизни не поднял на нее руку.

— Нет, я вовсе не стыжусь, — прошептала она женщине в зеркале. Той, другой женщине с кривым носом и распухшими губами. — Не в том дело. — Однако окажись это достоянием общественности, все выглядело бы именно так. Ее выставили бы нагой. Беззащитной жертвой.

А как же те женщины, Тесса Джин? Те, что в трубе?

Надо будет об этом подумать, но только не сегодня. Сейчас она жутко устала, измучена болью и истерзана до глубины души.

Но где-то внутри (в глубине своей истерзанной души) она чувствовала тлеющие угольки ярости по отношению к человеку, виноватому в этом. К человеку, вогнавшему ее в нынешнее состояние. Она взглянула на лежавший на раковине пистолет и осознала, что применила бы его без малейших колебаний, окажись этот человек сейчас здесь. Неожиданное открытие немного смутило ее. Но вместе с тем и чуточку придало ей душевных сил.