Берия. Преступления, которых не было - Елена Прудникова

— Это материалы на Харитона… Убеждают меня, что английский шпион… Что скажешь?

Не берусь точно утверждать, кто именно возглавлял тогда госбезопасность — Абакумов или Игнатьев, — но «дело» было состряпано в этом ведомстве. Материалы на Харитона были собраны и представлены Сталину. А коль ядерный проект курировал отец, Сталин вызвал его.

Отец хорошо помнил предыдущие попытки «убрать» Харитона и не особенно удивился, что вновь зашел разговор о его работе на английскую разведку

— Все люди, которые работают над этим проектом, — сказал отец, — отобраны лично мною. Я готов отвечать за действия каждого из них. Не за симпатии и антипатии к советскому строю, а за действия. Эти люди работают и будут честно работать над проектом, который нам поручен.

Разговор происходил в кабинете Сталина, дело на академика Харитона лежало на столе Иосифа Виссарионовича, и можно только догадываться, что там было написано.

— А насчет Харитона могу сказать следующее, — доложил отец. — Человек это абсолютно честный, абсолютно преданный тому делу, над которым работает, и на подлость, уверен, никогда не пойдет.

Отец изложил свое мнение в письменной форме и отдал бумагу Сталину Иосиф Виссарионович положил ее в сейф:

— Вот и хорошо, будешь отвечать, если что…

— Я головой отвечаю за весь проект, а не только за Харитона, — ответил отец.

Бумага, написанная отцом, так и осталась у Сталина». Этот случай был не единственным. Таким вот способом создавалась «зона, свободная от арестов». Кстати, по поводу репрессий: когда речь шла о людях, занимающих достаточно высокие посты, то на их арест требовалось согласие вышестоящего начальника. Если бы все наркомы вели себя, как Берия, то никаких «шарашек» бы не понадобилось…

Академик Андроник Петросьянц оставил воспоминания, где подробно характеризовал Берия как руководителя проекта.

«Среди всех членов Политбюро и других высших руководителей страны Берия оказался наиболее подготовленным в вопросах технической политики и техники. Все это я знал не понаслышке, а по личным контактам с ним, по многим техническим вопросам, касавшихся танкостроительной и ядерной тематики. В интересах исторической справедливости нельзя не сказать, что Берия, этот страшный человек, руководитель карательного органа нашей страны, сумел полностью оправдать доверие Сталина, использовав весь научный потенциал ученых ядерной науки и техники, имевшийся в нашей стране. Он придал всем работам по ядерной проблеме необходимые размах, широту действий и динамизм.

Он обладал огромной энергией и работоспособностью, был организатором, умеющим доводить всякое начатое им дело до конца. Часто выезжал на объекты, знакомился с ходом и результатами работ, всегда оказывал необходимую помощь и в то же время резко и строго расправлялся с нерадивыми исполнителями, невзирая на их чины и положение. В процессе создания первой советской ядерной бомбы его роль в полном смысле была неизмеримой…».

После уничтожения Берия Спецкомитет был ликвидирован уже 26 июня 1953 года, а его аппарат передан во вновь образованное министерство среднего машиностроения СССР. Казалось бы — какая разница? Но разница была — и существенная. Дело в том, что к тому времени отношение Берия к своему ведомству несколько изменилось. Об этом рассказал на памятном июльском Пленуме ЦК член комитета, а ныне замминистра среднего машиностроения А. П. Завенягин.

«Берия слыл организатором, а в действительности был отчаянным бюрократом… Американцы строят новые большие заводы по производству взрывчатых атомных веществ. Тратят на это огромные средства. Когда мы ставили вопрос о новом строительстве, Берия нам говорил:

«К черту, вы тратите много денег, укладывайтесь в пятилетку». Мы не могли с этим мириться, государство не может мириться. Берия же повторял нам: «К черту, укладывайтесь в утвержденные цифры»».

Что означал этот выпад? А означал он очень простую вещь. В самом начале работы над бомбой, когда шла невероятная гонка, для ПГУ Спецкомитета был установлен особый финансовый режим — неограниченное финансирование, оплата всех смет «по произведенным затратам». Но задача была выполнена, гонка на выживание закончилась, а строители и все прочие по-прежнему хотели тратить деньги, не считая. Берия же этому воспротивился. ЦК пресек его «вражескую деятельность», так что оборонка, как и раньше, могла тратить столько денег, сколько хочет. Люди старшего поколения хорошо помнят результат — оборонная промышленность становилась все более раздутой и неэффективной, пока не превратилась в чудовищную «черную дыру», куда со свистом улетали миллиарды. В этой ситуации американцы приняли совершенно грамотное решение и стали изматывать СССР гонкой вооружений. И измотали.

И все же созданная Берия гигантская структура была настолько мощной, что продержалась до самого начала перестройки и выжила даже после ударов, нанесенных экономической реформой. Юрий Мухин пишет: «Чем бы ни занимался Берия, он всегда строил». И надо сказать, что не только строил, но и умел это делать…

ГЛАВА 6

СТО ДНЕЙ ЛАВРЕНТИЯ БЕРИЯ

«…Берия приехал на дачу Сталина утром 2 марта, как только ему сообщили о том, что у вождя случился инсульт. Сразу же, утром, появились врачи, к вечеру — еще одна бригада, светила медицины. Впрочем, с самого начала было ясно и приговор медиков не оставлял надежды — помочь было нельзя».

«Как только Сталин свалился, Берия в открытую стал пылать злобой против него. И ругал его, и издевался над ним. Просто невозможно было его слушать! Интересно впрочем, что как только Сталин пришел в чувство и дал понять, что может выздороветь, Берия бросился к нему, встал на колени, схватил его руку и начал ее целовать. Когда же Сталин опять потерял сознание и закрыл глаза, Берия поднялся на ноги и плюнул на пол». 

«Только один человек вел себя неприлично — это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его, и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были — честолюбие, жестокость, хитрость, власть, власть… Он так старался в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не недохитрить! И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного, — отец иногда открывал глаза… Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза, он желал и тут быть "самым верным, самым преданным " — каковым он изо всех сил старался казаться отцу и в чем, к сожалению, слишком долго преуспевал…»

«…Когда все было кончено, он первым выскочил в коридор и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывавший торжества:

«Хрусталев! Машину!»»

Ну, что касается Хрущева, тут все ясно. С мемуарами же Светланы Аллилуевой дело иметь непросто. В них слишком большое место занимает демонстрация ненависти к Берия, чтобы это было просто так. С другой стороны, должна же она была как-то оплатить свою безбедную жизнь после смерти отца и право выехать за границу.

А вот незаинтересованные свидетели — в первую очередь, врачи — рассказывают совсем иное.

Вспоминает профессор Мясников:

«Консилиум был прерван появлением Берия и Маленкова… Берия обратился к нам со словами о постигшем партию и наш народ несчастье и выразил уверенность, что мы сделаем все, что в силах медицины и т. д. „Имейте в виду, — сказал он, — что партия и правительство вам абсолютно доверяют, и все, что найдете нужным предпринимать, с нашей стороны не встретит ничего, кроме полного согласия и помощи“».

Другой врач, В. Неговский: «У меня не сложилось впечатления, что Берия был очень возбужден, как вспоминает Светлана Аллилуева. Да, начальствующий тон, но ничего другого сказать не могу. В отношении меня был корректен, вежлив, ничего мне не приказывал. Даже поддерживал: „Находите нужным, делайте!“»

И еще один момент, пронзительный и трагический, мелькнул в мемуарах Шепилова. Утром 4 марта Сталину вроде бы стало легче, и он даже начал приходить в себя.

И тогда, заметив проблески сознания, Берия опустился на колени и поцеловал руку Сталина.

Именно Берия прекратил реанимационные мероприятия, когда стало ясно, что Сталин мертв. Врач Г. Чеснокова вспоминала: «Мы делали массаж больше часа, когда стало ясно, что сердце завести уже не удастся. Искусственное дыхание делать было нельзя, при кровоизлиянии в мозг это строжайше запрещено. Наконец, ко мне подошел Берия, сказал: „Хватит!“ Глаза у Сталина были широко раскрыты. Мы видели, что он умер, что уже не дышит. И прекратили делать массаж».

Что же касается той облетевшей все издания фразы, которая даже стала названием фильма… Как-то раз я провела эксперимент: за столом, в большой компании рассказала эту историю и попросила дать психологическое обоснование: почему сразу после смерти самый близкий к умершему человек, который любил его и почитал, не говоря никому ни слова, выходит из комнаты, вызывает машину и уезжает. Версии были самые разные, но все согласились на той, которую высказала она из присутствующих женщин: «Может быть, он изо всех сил старается не заплакать?»