Порочный Принц (ЛП) - Кент Рина

Я почти верю, что он этого не делал.

Но дело в том, что Эдуард ебаный лжец. Он так хорошо отточил это, оставаясь незамеченным в толпе. Он монстр, которого ты никогда не увидишь, пока он не вцепится в тебя своими когтями, готовый разорвать на части.

Возможно, это потому, что я уже видел его образ монстра, но Эдуард не обманывал меня с той ночи.

В его глазах есть эта болезненная искра, словно он вновь переживает насилие, наслаждается им, находит удовлетворение в воспоминаниях.

И только по этой причине я так близок к тому, чтобы вонзить нож в его уродское сердце — то есть, если бы оно у него было.

— Бирмингем, Эдуард. Проклятый Бирмингем. — я пинаю его в живот, заставляя его упасть.

Когда он пытается встать, я снова пинаю его, пока в воздухе не раздается хруст костей.

Он вопит:

— Ларс, ты гребаный идиот, останови его.

Через секунду Ларс появляется рядом со мной, и я тоже готов ударить его, если он попытается встать у меня на пути.

Ларс, однако, с нейтральным, снобистским выражением лица протягивает мне салфетку.

— У вас грязная кровь на руках, юный лорд.

— Л-Ларс! — Эдуард визжит, а потом все заканчивается громким воплем, когда я пинаю его в ребра.

— Это давно назрело. — Ларс отходит в сторону. — Я здесь, если вам понадобится какая-либо помощь.

— Х-хорошо, хорошо! Остановись! —Эдуард отползает от меня, прячась за стулом, как маленький ребенок с проблемами. — Единственными, к кому я прикасался в Бирмингеме, были чертово шлюхи. Они не имели значения.

— Шлюхи? — я повторяю. — В какой вселенной дети считаются шлюхами?

— Их мать продавала их. Кроме того, я не вступал в половую связь и не заставлял этого ребенка прикасаться ко мне, как с другими. Ей было легко — какого черта ты ноешь по этому поводу? Я не похищал и не насиловал ее. — он усмехается. — Я настоящий джентльмен.

Я поднимаю стул и опускаю его ему на голову, отчего доски разлетается на куски. Он безвольно падает на пол, кровь сочится из раны у него на затылке.

Я дышу так хрипло, что даже не могу понять, что я сделал.

Он мертв?

Я убил его?

В тот момент, когда он так заговорил о ней, я не смог остановиться. Вспыхнуло побуждение, а затем появился только один способ действий.

Ларс опускается на колени рядом с ним, проверяя его шею своими белыми перчатками.

— Он просто потерял сознание. Его пульс ровный.

Я сжимаю челюсти, и на мгновение у меня возникает желание прикончить его раз и навсегда, но, прежде чем я смогу это сделать, Тил должна узнать правду.

У нее не тот брат. Папа никогда не был преступником, даже если и приютил его у себя.

Я звоню ей, но она не берет трубку. Только не снова. Блядь.

Я ругаюсь себе под нос, но тут мой телефон вибрирует.

Нокс.

Никогда в жизни я не отвечал так быстро.

— Ты знаешь, куда уехала Тил?

— Нет. — он звучит взволнованно. — Но она взяла мою машину и оставила чертову записку, в которой говорится, что она любит меня и ей жаль. Тил так не говорит, дружище. Кроме того, Агнус только что сказал мне, что дал ей какой-то парализующий препарат.

Этот ублюдок.

— Она вела себя странно прошлой ночью, — продолжает он. — Я не должен был оставлять ее одну.

— Хорошо, хорошо, мы найдем ее. — я меряю шагами кухню. — Есть идеи, где она может быть?

— Нет, но у меня GPS-трекер на машине, или, скорее, у папы, чтобы он мог найти меня, когда захочет. Я пошлю тебе сигнал — он ближе к тебе.

Слава Богу.

— Что вы собираетесь с ним делать? Его кровь портит мою кухню, — спрашивает Ларс после того, как я вешаю трубку.

Он смотрит на Эдуарда сверху вниз, словно мысленно точит лучший нож в своей коллекции, чтобы вонзить его в грудь.

— У тебя есть веревка? — я спрашиваю.

Он улыбается.

— Конечно, сэр.

Надеюсь, я не слишком опоздал.

Не делай этого, Тил. Не совершай ошибку.

Глава 34

Тил

Мои пальцы зависают на кнопке двигателя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я не могу.

Нет, я могу.

Это то, ради чего я прожила всю свою жизнь. Это моя миссия в жизни, причина, по которой я существую.

Тень девочки на моем плече умоляет меня идти дальше, сильнее давить на газ. Я должна, я должна...

— Шар... Лотта.. Ронан... — бормочет Эдрик рядом со мной.

Его нога дергается вперед, но вскоре падает.

— Заткнись. — я отпускаю руль и хватаюсь за иглу. — Ты не можешь играть со мной в игру жертвы. Ты не можешь использовать Шарлотту или Ронана.

Он смотрит на меня, но в его глазах нет страха или безумия, как я ожидала. Во всяком случае, он выглядит печальным, даже подавленным.

— ...н-напиши что-нибудь е-ей...

— Зачем прощаться? Мы с Ноксом не попрощались. Мы не могли. Нам пришлось убежать, чтобы ты больше никогда не подходил ко мне.

— Н-нет... не я...

— Ты даже не признаешься в этом? — мой голос повышается. — Занавеси упали, Эдрик. Нет никого, кто мог бы спасти тебя.

Или меня.

Я уже выбрала свой путь. Я не могу передумать.

Раздается стук в дверь, и я вздрагиваю. Дерьмо. Никто не должен заходить так далеко.

Я включаю зажигание и начинаю действовать.

— Тил! — голос Ронана доносится из окна, приглушенный, но сильный.

Мои лопатки сводит вместе.

Что он здесь делает? Как он нашел меня? Он не должен был меня найти.

Не смотри на него.

Не смей смотреть на него.

Я медленно закрываю глаза. Если я посмотрю на него, я не смогу пройти через это.

Если я посмотрю на него, у меня возникнет искушение бросить все и броситься в его объятия, но это только уничтожит меня в долгосрочной перспективе.

— Тил! — он стучит в окно. — Открой.

Я этого не делаю.

Я не открою.

— Ma belle — Моя красавица... пожалуйста, посмотри на меня. — его голос смягчается, и что-то внутри меня ломается.

Это ломается от его прозвища для меня и от того, как он называет меня своей красавицей.

Слезы текут по щекам. Я не смогла бы остановить их, даже если бы захотела. Я так долго держала их в заложниках, а теперь они вырываются.

Я нажимаю на кнопку, и звук опускающегося окна эхом отдается в тишине утра. Однако я не смотрю на него. Чувствую, что если я посмотрю, то разрыдаюсь, а я не могу этого допустить.

— Тил, — уговаривает Ронан. — Ты можешь заглушить двигатель?

— Нет. — мой голос дрожит при этом слове.

— Эй.. я знаю, как тебе больно. Не буду притворяться, что понимаю все это, но кое-что я понимаю. Однако ты совершаешь огромную ошибку, Тил. Это не мой отец.

На этот раз я действительно смотрю на него, мои вены чуть не выскакивают из шеи от напряжения.

Как он смеет говорить, что это ошибка?

То, что это его отец, не значит, что он этого не делал.

Я сожалею, что сразу подняла голову. Ронан держит на руках полубессознательного Эдуарда, его лицо почти неузнаваемо. Кровь стекает по его вискам, подбородку и уродливому костюму.

— Это был этот ублюдок. — челюсть Ронана сжимается. — Он единственный педофил в нашей семье.

У меня отвисает челюсть, когда Ронан рассказывает мне историю о том, как его дядя ездил в Бирмингем и как Шарлотта в то время болела, поэтому Эдрик не отходил от нее ни на минуту.

Я не могу сосредоточиться. На секунду дольше, чем нужно, я просто смотрю вперед, пока кусочки складываются вместе.

Вот почему Эдуард показался мне знакомым, когда разговаривал с Ронаном в его комнате в тот день... Тембр его голоса, его спина. Я ахаю, когда до меня доходят остальные слова Ронана.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Единственный педофил в нашей семье.

Это тот человек приставал к Ронану, не так ли?

Почему я думала, что секрет в том, что Эдуард был биологическим отцом Ронана? Он не мог; сходство между Эдриком и Ронаном неоспоримо. Я всего лишь пыталась любым возможным способом перестать связывать источник моей боли с источником моего счастья.