Наше время. 30 уникальных интервью о том, кто, когда и как создавал нашу музыкальную сцену - Михаил Михайлович Марголис

– Это тебе кажется…

– А ты объясни мне, дураку, почему?

– Ну, какой же ты дурак, дурак – это я… Сложно объяснить, если ты чувствуешь иначе. В чем несвобода человека, поющего о своем небе? Будь я евреем или татарином, пел бы о небе евреев или татар.

– В «Стерхе» я слышал голос человека, мыслящего самостоятельно, а в «Небе славян» ограниченного этносом. Бескрайнее, общее небо делишь на «сектора»?

– Наверное, некоторой части аудитории, не попадающей под определение «славяне», обидно, что ее не включили в эту песню. Но это же моя песня! Я захотел написать так. Другие пусть послушают, например, нашу «Звезду по имени Рок», где есть строчки: «Помнить – небо одно на всех, а с небом ты не один».

– «Шестой лесничий» – альбом в некотором смысле мартирологический. В нем несколько посвящений твоим рано «сгоревшим» друзьям, в частности, Башлачеву…

– Да, песня «Солнце за нас» являлась еще одной безуспешной попыткой предостережения. Всегда же хочется песней достучаться до сердца и что-то в судьбе конкретного человека изменить. Но не послушал меня СашБаш. Все равно поступил по-своему. Хотя я призывал его выходить из депрессии и не идти на поводу у тех, о ком Саня писал: «А он сосал из меня жизнь глазами-слизняками…».

– А ты сам в тот период в каком состоянии пребывал?

– В абсолютно определенном. Я находился под следствием после конфликта с милицией на концерте в «Юбилейном» в ноябре 1987-го и почти не сомневался, что меня посадят лет на пять. Поэтому мне необходимо было успеть закончить этот альбом.

– За минувшие двадцать лет ты потерял нескольких близких людей: СашБаш, Чума, Крупнов, Рикошет… При этом сам прошел непростую личностную эволюцию и сумел удержать равновесие. Как ты думаешь, удалось тебе собственным примером вытащить кого-то из душевного тупика?

– Анализируя подобным образом свою жизнь, в основном ставишь себе минусы. А уж есть ли в ней плюсы – рассудит Господь. Надеюсь, что все-таки есть. Этой надеждой и живу.

2017 год

– Возможно ли сегодня отметить 25-летие проекта «Все это рок-н-ролл»?

– Думаю, вряд ли. У меня была робкая попытка сделать акцию «Рок-н-ролл – это мы!», но дальше совместной записи трека с известными коллегами-музыкантами дело не пошло. Каждый уже живет своей жизнью, идет своей дорогой.

– Какова твоя?

– Я остался в фазе шута. Не воин, не инок, а шут. И такая позиция меня устраивает. Хотя во мне есть чуточка воина и инока, но доминанта – шутовская. Если говорить о моих авторитетах, их трое: Паисий Святогорец, Кит Ричардс и Вася Бриллиант. Вот, собственно, и все. Три судьбы, которые меня потрясли.

– В прошлом году у тебя случился инфаркт. Ты испугался, принял это, как данность или что-то третье?

– Миш, если я скажу, что не чуточки не испугался, это прозвучит, гм… нескромно. Было больно. И хотелось, чтобы это боль ушла куда-нибудь. А в душе был покой, у меня во всяком случае.

Юрий Шевчук

В начале тысячелетия лидер «ДДТ» непроизвольно обрел реноме «старшего по русскому року». На эту тему одни по-доброму шутили, другие высказывались саркастично. А уж когда в 2002-м, в альбоме «Единочество. Часть I» появилась песня «Мама, это рок-н-ролл», припев которой Шевчук завершал утверждением – «Рок – это я!», резонанс усилился. Появилась даже фраза: «Шевчук – это Кобзон нашего рок-н-ролла». Я поинтересовался у Юры, слышал ли он ее. Оказалось – да.

2002 год

– И как ты такое сравнение воспринимаешь?

– Много подобного говорят. Ну что ответить? Вроде не похож. Кобзон служит, он рядом с властью, среди сильных мира сего. Раньше это были коммунисты. Теперь новые буржуа. Кобзон – исполнитель эстрадных песен, не имеющий своей художественной идеологии. Так неужели люди, сравнивающие нас, не чувствуют разницы?

«ДДТ» не мелькало ни в каких политических и рекламных кампаниях. У нас всегда свое мнение. Я – не бизнесмен и не официант. А эстрадный исполнитель – официант в искусстве. У вас свадьба – спою про свадьбу, похороны – спою про похороны. Можно про Ельцина, Путина, кого угодно. Главное, чтобы платили деньги и народ расслаблялся. Не хочу ничего плохого сказать про Кобзона, но мы с ним совершенно разные.

2007 год

– Юра, многим харизматичным русским поэтам прожить полвека не довелось. У тебя получилось. В чем разница между тобой и ними?

– Не думаю, что разница в темпераменте. Я тоже человек достаточно резкий, бескомпромиссный и тому, что меня не убили, скажем, на дуэли, сам удивляюсь. Но у каждого своя судьба. Юность, молодость – это поэзия. Это импрессионизм. Весь мир ты воспринимаешь в полном, космическом объеме. Получается громадье ощущений. Это испытывал тот же СашБаш, молодые Есенин, Пушкин, Пастернак. А зрелый возраст – период философии. Господь подарил мне возможность добраться и до этой ступени. Жизнь эмпирическая, чувственная, чуть отодвигается и наступает жизнь оценочная, аналитическая. Я этому рад. В России надо жить долго, чтобы ее понять. А мне понять необходимо еще очень многое.

– Стихийностью натуры, максимализмом, нервом, внутренним конфликтом со многими коллегами по цеху ты порой напоминаешь Маяковского…

– Маяковский старался подружиться с властью, а я нет. У меня, например, нет друзей в президентской администрации, как у некоторых наших рок-музыкантов. Я очень уважаю свою внутреннюю свободу и время от времени выпускаю ее на волю, как джина из бутылки. Начинается ветер. Не всем это нравится.

– Большой резонанс вызвала новая песня Кинчева «Власть». Особенно напряглась Украина, хотя тебя текст этой песни касается в не меньшей степени: «Адептов передела сольют за бугор / На пепле революций возродится террор / Оранжевые сопли – очкариков сны / В предчувствии гражданской войны». Согласен, что в последнее время Костя так или иначе тебе оппонирует? До «Власти» был его гимн «Рок-н-ролл – это мы», прямой ответ твоей теме «Рок-н-ролл – это я!»?

– Костя – странный человек. Когда я предлагал ему поехать в Чечню и взглянуть на все своими глазами, он отказался. Не поехал он и на тот же Майдан в свое время. Он сидит в своей избе и оттуда всех судит. Я бы посоветовал ему больше видеть своими глазами и слушать своими ушами. Он немножко легковерный, нежный человек. То, что Кинчев мне оппонирует, – нормально. В художественном мире так было всегда. Какой-то наш с ним милый спор происходит давно, и здесь нет ничего плохого. А насчет «оранжевой революции»: посыл был верный и точный. Как и у нас в 91-м, когда, кстати, Косте хватило сил и энергии на танке попеть. А то, что сейчас