Холодный ветер в августе - Бернет Воль

— Но…

— Я знаю, может быть, вы говорили ему. Но мальчик, он как… как Адам. Он уверен, что он первый. Уверен. И единственный. Он и в это тоже верит. Он ничего не знает о завтрашнем дне. Или о вчерашнем. Только о сегодняшнем. Об этой минуте. Поэтому когда он увидел вас, когда он увидел, что другие мужчины смотрят на вас, это… это было ужасно. Вы не можете понять, как это было ужасно. Простите. — Он развел руками.

Айрис долго молчала.

— Я не хотела, чтобы он видел меня, — сказала она. — Я думала, я как-то всегда знала, что может быть так, как случилось. Я догадывалась об этом, поэтому я никогда не говорила ему.

Алессандро пожал плечами.

— Даже если бы вы ему сказала — я не думаю, что это имело бы значение. Понимаете, здесь еще одна вещь. У него — у Вито — не было матери. Это моя вина. И теперь я это очень хорошо вижу. Я был слишком эгоистичным. Может быть, я сам слишком нуждался в нем, чтобы жениться на другой женщине после того, как моя жена умерла. Может быть, я боялся жениться на другой женщине… Я чувствовал… Я чувствую, что я обуза, хромой, понимаете. Может быть, были бы еще дети, а я не смог бы их содержать. Кто знает? Но это было бы плохо для мальчика — расти без матери. И я думаю… — Он замолчал и осторожно поставил свой бокал с пивом в центр пепельницы, чтобы не испачкать столешницу. — Я думаю, что он чувствовал к вам нечто такое, что он чувствовал бы по отношению к матери. Я не говорю, что он ребенок, вовсе нет. Но я думаю, что, возможно, к его чувствам примешалось и это, а потом, понимаете…

— Он видит, как его мать снимает одежду и трясет задницей в бурлеске — о, мой Боже! — Айрис закрыла лицо ладонями.

Алессандро терпеливо смотрел на нее.

— Мне правда очень жаль, — сказал он мягко. — И вас, и Вито. Может быть, это моя вина. Мне следовало бы попытаться прекратить это. Я теперь понимаю, что я мог бы прийти к вам. Только откуда мне было знать… Простите, я прошу вас простить меня, но я думал, что это хорошо для мальчика. Я не думал, что вы действительно будете так к нему относиться.

— О, я была так глупа, — сказала Айрис, — так глупа.

Алессандро улыбнулся.

— Не слишком вините себя. Он действительно славный мальчик. Красивый мальчик. И кроме того, это бы когда-нибудь кончилось, нет?

— Кончилось? Почему? Почему оно должно было кончиться?

Алессандро сделал беспомощный жест. Затем наклонился вперед.

— Конечно, вы шутите? Вы же не думаете, что все могло так продолжаться и дальше?

— Наверно, нет, — сказала Айрис тихо, — но знаете что? Я бы хотела, чтобы так продолжалось. Вы сказали — давайте поговорим открыто — хорошо, давайте. Может быть, я сошла с ума. Может быть, я совершаю криминальное преступление, развращение малолетнего или как там это называется, но единственное, чего я хочу больше всего на свете, это чтобы Вито вернулся. Прямо сейчас, сию минуту. Это истинная правда.

— Ну, я на самом деле не знаю, что сказать, — сказал Алессандро, с трудом поднимаясь на ноги.

— Вы постараетесь помешать этому?

— Простите?

— Вы постараетесь держать его подальше от меня?

Он долго думал, прежде чем ответить.

— Нет, — сказал он наконец. — Почему я должен это делать? Сколько уже было плохого, нет? Он влюбился, он — если вы позволите — упал с кровати и ударился лбом. Что еще может с ним случиться? Возможно, он может ожесточиться, но я так не думаю. Он другой мальчик. А что касается вас, дорогая леди, то что я могу вам сказать? Вы взрослая женщина. — Он широко развел руки.

— Спасибо. Это очень благородно с вашей стороны.

— Благородно? Это слово сродни слову «хорошо». Нечто, что человек должен делать. Поверьте мне, я делаю то единственное, что я могу сделать. Ничего. Кстати, чтобы переменить тему, ваш договор об аренде заканчивается через несколько недель, нет?

— Через три недели. Потом я уезжаю на Западное Побережье.

— Ах, ну вот, понимаете? Все равно бы все кончилось.

— Я хотела бы познакомиться с вами раньше, — сказала Айрис.

— Что! Со стариком, с хромым? — Алессандро засмеялся, — нет, серьезно, вы хорошая женщина. Я благодарен вам за своего сына. — И он быстро заковылял к двери.

Вито устроился на краю пожарного гидранта, стуча по асфальту палкой. Палка выводила быструю дробь, раскатывающуюся по улице деревянным звуком. Дни становятся холоднее, подумал он. Лето почти кончилось. Асфальт был совершенно твердым. Днем он будет мягче, но сейчас он как раз хорош для бейсбола — достаточно мягкий, чтобы обеспечивать хорошее сцепление, но не вязкий. Он с удовольствием огляделся вокруг. Хорошо бы поиграть в мяч с друзьями. Он уже какое-то время не делал этого — кажется, долгое время.

Здесь нет ничего трудного, ничего тайного. Сразу же появляется ярость, мгновенно вызванная мчащимся пятном мяча. Затем — бац! — он сделал мощный удар своей палкой — и ярость улеглась.

— Эй, Вито-оо. Герцог. Эй, Герцог, ты как раз следующий, — окликнул его какой-то парень. — Я собираюсь зверски убить тебя.

— Ты грезишь, — легко ответил он, улыбаясь. Было так приятно понимать с полуслова, отвечать так же естественно. — Я зашвырну его в реку. Ну, ложись.

— Кого ты хочешь обмануть?

— Хорошо, я предупреждаю тебя… — Собравшись ударить по мячу, он увидел отца, идущего по улице. Он улыбнулся в предвкушении и ударил по мячу так, что он упал неподалеку от того места, где шел отец.

— Ну что ты об этом скажешь? — закричал он ликующе и легко поскакал вниз по улице, к отцу.

— Эй, — сказал он, показывая рукой на бумажный пакет. — Он тяжелый, хочешь, я понесу?

— Нет. Я справлюсь, — сказал Алессандро. — Хороший денек, а? Сейчас начинается прохладная погода. Скоро школа, а? Когда?

— На следующей неделе, — сказал Вито. — В следующий понедельник.

— Тебе нужно купить новые брюки, — сказал Алессандро. — О, тебе звонили. Я хотел оставить тебе записку.

— О? — Лицо Вито стало напряженным.

— Она… Айрис. Она хочет, чтобы вечером ты поужинал с ней. Наверху. — Он показал рукой.

Вито нахмурился и сунул руки в карманы.

— Она звонила, да? — Он обдумывал это. — Что ты ей сказал?

Алессандро нетерпеливо пожал плечами.

— Что я ей сказал? Я сказал ей, что передам тебе. Е basta. — Он замолчал. — Ты пойдешь?

— Я… Я не знаю, сказал Вито. Он посмотрел на отца и покраснел. Он почувствовал, что напрягается, что в нем просыпается желание. В течение трех дней оно не появлялось, и сейчас он с испугом открыл, что он так уязвим. — Может быть, пойду, — добавил он. — Как ты думаешь, я должен идти?

Алессандро вздохнул.

— Что я думаю — это не то, что ты думаешь. Хочешь идти — иди. Я только хочу знать, если ты не будешь ужинать, то я не буду готовить на тебя. Все равно, тебе лучше ей позвонить.