Львовская гастроль Джимми Хендрикса - Андрей Курков

Алик опустил взгляд на ключ, поднес его поближе к глазам. Резковатый запах машинной смазки ударил в нос. Взяв со стола бумажную салфетку, он стал оттирать ключ. Плоский стальной кругляш очистился довольно легко. А вот бороздки язычка не хотели освобождаться от заполнившей их темно-коричневой жирной субстанции. Да и малоприятный механический ее запах, казалось, стал сильнее, словно из-за стараний Алика смазка, освобождая от себя ключ, уходила в воздух, испарялась.

Алик чихнул, удивленно понюхал ключ и снова чихнул, удостоверившись в интенсивности запаха, более подходящего для какой-нибудь автомастерской.

Бросив черную от смазки салфетку в корзину для мусора, Алик опустил ключ на край печки и прилег на диван. Отдохнув несколько минут, снова уселся и уставился задумчивым взглядом на ключ. Запах смазки показался Алику еще сильнее. Некий полусерьезный, игривый азарт овладел Аликом, и он, решительно поднявшись, вышел во двор. Постучал в дверь к соседу — владельцу старого «москвича». Попросил у него керосина. Сосед-пенсионер, человек приветливый и всегда готовый помочь, выдал вечному хиппи поллитровую банку желтоватой жидкости.

Вернувшись домой, Алик оторвал кусок половой тряпки и, вымочив ее в керосине, снова принялся за ключ. Минут через пять тот блестел, бороздки на нем тоже блестели, очищенные от смазки, запаха которой больше не чувствовалось. Правда, теперь в воздухе царствовал запах керосина. Оставив ключ в покое, Алик открыл настежь дверь и две форточки. Однако неподвижность воздуха на дворе не способствовала проветриванию жилья. И теперь уже керосин, точнее, его запах, стал раздражать хозяина комнаты. Он вынес закрытую капроновой крышкой банку с керосином на улицу. Постоял там, поглядывая с надеждой на серое осеннее небо. Потом вернулся, но тут же снова вышел на свежий воздух. На губах — саркастическая улыбка. Теперь ему казалась смешной его закончившаяся странной победой борьба с запахом смазки.

Запах керосина уже превратился во вкус керосина на кончике языка. И это раздражало Алика сильнее, чем запах обильно смазанного ключа.

Этот вкус керосина и подсказал вечному хиппи дальнейшие действия — захотелось выпить кофе.

Он насыпал молотого кофе в джезву, наполнил ее водой и поставил на железный круг печки, под которым вырывался из газовой трубки синеватый огонь.

Как только вода нагрелась, запах кофе дотянулся до стоящего у плиты хозяина комнаты. И он, уставившись на джезву, стал ждать, когда же кофейная пена покажется у краев, знаменуя готовность напитка к употреблению. Кофейный аромат парил над печкой, уже и пена стала подниматься в джезве, но Алик, наблюдая за приготовлением своего главного наркотика бодрости, замер, задумавшись. Кофе, сбежав, зашипел на раскаленных кругах конфорки. И снизу вверх понеслась целая волна горячего кофейного воздуха. Алик, как зачарованный, следил за выкипанием кофе и убрал джезву с конфорки только тогда, когда в ней не осталось ни одной капли напитка. Комната теперь наполнилась приятным ароматом, который проник и на язык Алика. Керосин был побежден, победил кофе, а Алик почувствовал себя двойным победителем.

— Что у тебя тут такое? — услышал он дрожащий голос мачехи.

Она заглянула в открытые двери, нашла его взглядом.

— Тебе нельзя столько кофе пить, сердце не выдержит!

Снова прилегший на диван Алик поднял голову. Их взгляды встретились.

— Аличек, ты мне не поможешь? — спросила она, внезапно поменяв тон с вопросительного на просительный. — Я хочу шкаф передвинуть.

В просторной главной комнате дома, где обитала его мачеха, было чисто.

— Куда его? — спросил Алик, остановившись у высокого старомодного платяного шкафа.

— Вот сюда, — показала жестом мачеха. — Помнишь, как он стоял пять лет назад?

— Так что, на старое место? — уточнил Алик.

— Да! Как раз сегодня пять лет, как мы его переставили. Мы тогда еще и кровать мою передвинули от окна, помнишь?

— Помню.

— Давай и ее переставим.

— Тоже на старое место?

— Нет, под стену, на место стола. А стол ближе к окну.

— Так вы решили всю обстановку поменять местами! — удивился Алик.

— В моем возрасте это полезно. Возникает ощущение новизны. Да и пол можно под шкафом вымыть. Там столько пыли! А от пыли можно заразиться раком легких!

— От пыли? — озадаченно повторил Алик. — Кто это вам такое сказал?

— По телевизору! В программе «Исцели себя сам».

Алик пожал плечами.

Справившись за пятнадцать-двадцать минут с заданием, он выпил с мачехой чая и вернулся к себе.

Странное дело, вернулся он, наполненным какой-то чужеродной энергией. Возникло желание и в своей комнатке переставить мебель местами. Но как только обвел он свое жилище взглядом, это желание пропало. Старую кирпичную печку ведь не переставишь. Диван тоже стоит только там, где помещается. Умывальник в левом от окна углу, под окном журнальный столик, а между столиком и печкой втиснуто кресло. Какие тут могут возникнуть фантазии? Никаких! Ничего лишнего и всё на своём месте. Полный феншуй, как любит говорить о ситуациях, которые невозможно изменить, его знакомая гардеробщица из театра.

Алик, успокоив свои мысли, сварил кофе. На этот раз уже не комнате и ее воздуху, а себе. Потом позвонил Юрку Винничуку и, договорившись о встрече, отправился на остановку маршрутки. Идти пешком не было сил.

Глава 32

Встретились они с Винничуком в кафе на Армянской, где уже встречались и десять, и двадцать, и даже, кажется, тридцать лет назад.

— И зачем ты с этим гэбистом возишься? — удивлялся вслух Юрко Винничук, попивая кофе. — Он какой-то бред несет, а ты его слушаешь!

— Так ты думаешь, что это бред? — совершенно серьезно спросил Алик.

— Ну, если он не сумасшедший, то это не бред, а просто полнейшая чепуха! Я поспрашивал у нашего университетского геолога. Подниматься могут только грунтовые воды. Если земля отравлена стройками или удобрениями, то поднимающаяся вода может быть соленой, полной химии, но доисторическое Карпатское море тут ни при чем. А ты уверен, что он нормальный, твой знакомый?

— Не уверен, — Алик вздохнул. — Но ведь я не уверен, что и я — нормальный, и не уверен, что ты — нормальный. Что это такое вообще — норма? Девяносто — шестьдесят — девяносто? Или водка — пиво — таранка?

— Норма — это не комбинация водки и закуски. — Юрко посмотрел на старого приятеля преподавательским взглядом. — Норма — это ненарушение индивидуумом принятых обществом писаных и неписаных правил. Ты, кстати, никогда нормальным не был. Поэтому с тобой и боролись в советское время!