«Сивый мерин» - Андрей Мягков

Он вернулся на своё место. Голос звучал очень расстроенно.

— Чумакин, мне сейчас сообщили — ты в розыске? И не Чумакин ты, и не Алексей Петрович. Это правда? Как тебе не ай-я-яй? Почему не пришёл с повинной? А-а-аа, ты небось, подумал — когда найдут — статья может потянуть на пожизненное? Подумал? Хорошо ещё — вышку отменили, хотя неизвестно, что лучше. Не согласен?

Он, не мигая, смотрел на своего визави.

Тот, напрягшись бугристым телом, мучительно силился понять причину столь разительного изменения настроения ненавистного мента. Казалось, ещё немного — и пудовые гири его безмятежно покоящихся на коленях кулаков найдут себе достойное применение.

Трусс, звериным чутьём уловив, что его ни на чём не основанный, спонтанно родившийся блеф счастливо угодил в хорошо унавоженную почву, продолжал ковать горячее железо.

— И потом — что значит — найдут? Тебя уже нашли: вот он ты. Верно? И искать не надо: заходи и бери под белы руки. Человек ты опытный, тёртый, в мокроте по колено, пугать тебя — не запугаешь, всего повидал. Бить — можно, конечно, никто за это не осудит, ты наши законы знаешь: их нет. Но и это себе дороже: убьёшь, а толку — ноль. Я тебе вот что предлагаю.

Он надолго замолчал.

На кону была слишком большая ставка, чтобы, не продумав до мелочей все возможные варианты развития событий, поддавшись магии свалившейся с потолка удачи, лететь на волнах куража.

— Я тебе вот что предлагаю, — повторил он, переходя на шёпот и всеми доступными способами демонстрируя посетителю переживаемую им мучительную борьбу между долгом и совестью. — Помоги мне! Век по свободе ходить будешь — лично прослежу. На. — Он положил перед посетителем трубку мобильника. — Звони и гуляй. Прямо сейчас. И чтоб я тебя, Алексей Петрович Чумакин, до конца света больше не видел.

Тот сидел неподвижно.

Трусс ловким щелчком придвинул к нему помятый паспорт.

— Прячь ксиву свою, никому не показывай больше и испорти е…ник тому, кто её делал.

— Куда?

— На кудыкину гору, куда. Шефу. Ничего не надо — только как есть: вышел с Петровки, ментура колонула Бальмонта. Всё! И домой баиньки. Ну?

Трусс смотрел на «Чумакина» красными от напряжения глазами. Тот, набычив шею, внимательно разглядывал грязные половицы муровского кабинета. Сказал негромко:

— Тебе, начальник, в яслях сраки от говна чистить, а не в уголовке работать. Х…вит контора. Раньше умнее мазали. — И, отвернувшись к окну, добавил: — Я всё сказал.

Светлана Нежина, казалось, совершенно искренне силилась понять, чего от неё требует этот перекошенный волнением молодой человек.

Она попеременно то нервно сводила брови к переносице, то очаровательно расширяла глаза, выявляя на лбу незаметные дотоле морщинки.

— Клянусь вам, я ума не приложу — где он может быть. Я только вчера узнала, что он жив — ваша знакомая, Катя по-моему, сказала и я была уверена, что милиции всё известно. Это ужасно. У него не так много друзей, я их практически всех знаю, всех обзвонила — никто ничего. А ведь к шапошному знакомому не пойдёшь, правда? Ужасно! Вы хотите, чтобы я что — помогала вам искать Диму? Я готова, но как? — И поскольку Мерин молчал, она повторила. — Научите — как?

— А Нестерова?!

— Что Нестерова? Она недавно только звонила — тоже в ужасе.

— Светлана, сейчас зазвонит мой телефон, я включил динамик. Внимательно послушайте — постарайтесь узнать голос говорящего. Вы наверняка знаете голос этого человека.

— Почему вы думаете?

— У меня есть основания так думать.

Они стояли посреди просторной прихожей: Нежина, скрестив ноги и целомудренно поправляя на груди отвороты ярко-зелёного с розовыми разводами халата; Мерин, сжимая в вытянутой перед собой руке мобильник, не отводил напряжённого взгляда от её лица.

Несколько минут прошли в молчании.

— А кто должен позвонить?

— Сейчас услышите.

— Если хотите, я пока могу сварить кофе.

— Не надо!

Ответ прозвучал излишне резко, но пожалеть об этом Мерин не успел — в то же мгновение телефон, как бы исправляя его оплошность, заявил о себе мелодичной трелью.

— Пожалуйста, Светлана, послушайте внимательно. Для Кораблёва это очень важно. Очень!

Он нажал кнопку соединения.

— Да, я вас слушаю.

На противоположном конце молчали, затем раздалось негромкое:

— Это я слушаю.

— Повторите ваши условия. Что я должен сообщить?

— Не тяни, я ждать не буду.

Повисла долгая, показавшаяся Мерину бесконечной, пауза. На какое-то время он растерялся — ему было важно во что бы то ни стало заставить анонима говорить. Самое верное — отключить связь: шантаж — не способ общения с милицией. Видимо, заинтересованность в Кораблёве настолько сильна, что вынудила кого-то пренебречь этой прописной истиной, и повторные звонки не должны заставить себя ждать слишком долго — неизвестному не останется ничего другого, как ещё раз озвучить условия выдачи заложницы. И тогда Светлана сможет…

А если нет? Не позвонит?

Этого он себе никогда не простит.

Молчание катастрофически затягивалось. Тупые удары в виски эхом отдавались на противоположном конце связи.

Он решился.

— Вы говорите с сотрудником уголовного розыска. Мерин моя фамилия, Всеволод Игоревич. — Он безуспешно силился придать голосу равнодушную интонацию. — По первому вашему звонку, если я правильно понял, вы предлагаете мне на определённых условиях передать вам разыскиваемого нами Дмитрия Кораблёва? Я прав?

В трубке молчали.

— Но я должен быть уверен…

— Да!!

По тому, как прозвучал ответ, Мерин понял, что диалога не получится: звонивший был, очевидно, слишком опытен и осторожен. Он взглянул на Светлану — та пожала плечами и отрицательно мотнула головой.

Действительно, по коротким междометиям узнать голос говорившего было практически невозможно. Но другого выхода, кроме как продолжать разговор, у Мерина не было.

— Какие гарантии, что после выполнения ваших условий заложница будет на свободе?

Опять долгое молчание.

И жёсткий, громкий, почти выкрик: «Никаких!!»

Интуиция подсказывала, что это именно тот момент, когда для сохранения инициативы за собой необходимо рисковать и выходить из переговоров: шантажист, по всей вероятности, находясь на грани нервного срыва, выставлял непомерные требования, ничего не предлагая взамен. Другого такого случая может не представиться.

Умом он это понимал.

Но бесчинствующая в мозгу фраза «Через десять минут она исчезнет» парализовала волю и он, почти уже бессознательно надеясь на чудо, не мог сопротивляться цепким объятиям инерции.

— Но Кораблёв опасный преступник, на нём не одно убийство, я рискую слишком и должен быть уверен…

И в этот момент случилось то, чего Мерин опасался больше всего: его опередили. Он проиграл. В трубке раздались короткие гудки отбоя.

Подобную непрекращающуюся дрожь во всём теле Всеволод Мерин испытывал только в самом раннем детстве, когда перепуганная бабушка укутывала его всеми имеющимися в доме подручными средствами, одеялами, пальто и даже подушками, а он продолжал подпрыгивать на своём диванчике и зубы азбукой Морзе отбивали тире и точки. Тогда у него случилась фолликулярная ангина с температурой сорок градусов и нарывами в горле.

Теперь же никакой температуры не было — его просто трясло и он ничего не мог с этим поделать.

С момента звонка на Петровку прошло сорок семь минут. Ещё тринадцать и закончится это мучительное ожидание — а в успехе труссовских методов добывания необходимой информации Мерин не сомневался ни на один миг. Бывали случаи, когда он внутренне осуждал своего старшего товарища, даже иногда во всеуслышание выражал несогласие с его способами воздействия на подследственного — недалеко ходить: разговорчивость Бальмонта была достигнута путём не вполне праведным, но в данный момент он безоговорочно склонял голову перед мужеством, мудростью и кулаками Анатолия Борисовича Трусса, только так можно и нужно разговаривать с бандитами и дай ему Бог преуспеть и на этот раз.

Иначе быть не должно.

И всё же…

Он заметил, что встречные прохожие обходят его стороной — тряска продолжалась, как будто тело обмотали оголёнными электрическими проводами.

Чтобы отогнать дурные мысли и хоть как-то справиться с нервами, Мерин призвал на помощь воображение — говорил же поэт: «Живописцы, окуните ваши кисти…» Часы на петровском фасаде показывают без нескольких минут три — конвоиры выносят из кабинета Трусса почти бездыханное тело заказчика дезинформации.

3.00 — усталый, но счастливый Трусс докладывает Скоробогатову об успешно проделанной работе;

3.00 — Скоробогатов не в силах скрыть благодарной улыбки, старательно морщит лоб;