В тени Золушки - Анна Яфор

– М-м-м. Какая прелесть… – с сожалением взглянула на слишком быстро опустевший стакан. – Еще… можно?

Мишка захихикал, махнув рукой в сторону окна, где под подоконником обнаружилась целая коробка апельсинов.

– Папа сказал, что в нем можно будет даже купаться, если ты захочешь.

Женя рассмеялась.

– Заманчиво… Но я, пожалуй, предпочту просто пить. Только объясните, как вы умудрились сделать сок.

Мальчик засопел, понимая, что интересное зрелище в виде купающейся в апельсиновом соке мамы ему не светит, однако охотно пояснил.

– А мы взяли у Светы соковыжималку!

Женя растерянно уставилась на сына. Перевела взгляд на часы, а затем – в смеющиеся глаза мужчины, в глубине которых ей в очередной раз захотелось утонуть.

– Антош, сейчас ведь только начало восьмого! У тебя совесть есть?

– Она была не против!

– Совесть?

– Твоя подруга.

Уронила лицо в ладони, не зная, плакать ей или смеяться.

– То есть ты хочешь убедить меня, что Светлана была счастлива, когда вы вломились к ней в такую рань?

– Ну… она выглядела вполне довольной, – Антон склонился почти вплотную, скрывая слова от любопытных детских ушей. – Не такой довольной, конечно, как ты… – засмеялся, видя, как Женино лицо заливается румянцем. – Но в целом полностью согласилась с тем, что ее беременной подруге обязательно придется по вкусу стакан апельсинового сока…

– Ты… – Женя заморгала, пытаясь возмутиться, но ничего не выходило.

– Да?

– Бессовестный…

– Но ведь я угадал твое желание…

– Болтливый…

– И все равно тебе нравлюсь…

– Самоуверенный…

– Же-не-еч-ка… Хочешь еще сока?

Она кивнула, прижимаясь к его плечу, теплому и родному. Потянула на колени довольного Мишку, пропахшего сладким тестом от оладьев и взрослым одеколоном. Прошептала, наслаждаясь вкусом этого слова:

– Люблю…

И тут же засмеялась в ответ на вопрос, сорвавшийся одновременно с губ ее двух самых дорогих людей:

– Кого?

– Вас…

Кто бы мог подумать, что крохотная ладошка, сжимающая его руку, поможет справиться с накатившим волнением? Антон в очередной раз прокручивал в голове приготовленные слова и понимал, что произнести их вслух не сможет, поскольку они ни на толику не отражают на самом деле скопившееся в душе.

– Ты боишься? – в Мишиных глазах мелькнуло недоумение. – Дедушка добрый.

Мужчина поперхнулся комом, внезапно перекрывшим горло. А ведь и в самом деле боялся. До какой-то странной дрожи в животе, которой не испытывал с самого детства, страшился оказаться перед взором отца. Всегда мечтал видеть в его глазах лишь гордость за свои поступки, а теперь стыд давил на сердце, трепля и без того натянутые нервы. А каждый шаг ощущался так, будто приходилось идти по раскаленным углям, хотя благодаря заботливым Жениным рукам жгучая боль в пояснице и ногах заметно притихла. Но он и так затянул с этим разговором, сначала из-за событий с Кристиной, потом – из-за аварии, а в последние дни просто не мог оторваться от Жени и Мишки. Малыш и сегодня в очередной раз выпросил разрешения пропустить сад, чтобы отправиться с папой на работу. Как только было объяснить ему, что работы пока никакой нет, а шикарный офис, поразивший детское воображение, – всего лишь прошлое?

Сам же об утрате этого прошлого почти не сожалел. Легкой грустью отдавалась в сознании мысль о том, что он потерял не только мертвые стены здания, где располагался офис компании, но и людей, несколько лет трудившихся рядом. Кто-то займет его место в кабинете, воспользуется тем, что он вкладывал в своих сотрудников, и новый успех, который неизбежно придет, уже будет принадлежать другому. Но, даже понимая все это, не выбрал бы иной путь. Выбившие из-под ног твердую почву действия отца вместе с нестерпимой болью принесли облегчение, словно вскрывая гнилостный нарыв, отравляющий жизнь.

Он вдруг вспомнил свое заявление о том, что вернет Женю любой ценой, и усмехнулся, понимая, что эти слова оказались в какой-то мере пророческими. Цену действительно пришлось заплатить, причем такую, о которой и помыслить было невозможно, но рука собственного сына, доверчиво сжимающая его пальцы, устраивала гораздо больше, чем капиталы, которые теперь требовалось зарабатывать вновь. Для этого мальчика, для Женьки и … еще для кого-то, пока не знакомого, но уже такого дорогого, что при одной мысли об этом на лицо сползала улыбка и хотелось закричать всему миру, что любимая женщина снова носит его ребенка. И вернуться к ней, в уют небольшой квартирки, за краткое время сделавшейся гораздо более родной, чем оставленные Кристине роскошные апартаменты. Но, прежде чем вернуться, предстояло решить еще один важнейший вопрос.

При его появлении в приемной отца секретарша приветливо заулыбалась, поднимаясь навстречу, но, увидев Мишу, растерялась так, что забыла поздороваться. Застыла, ошеломленно переводя взгляд с одного на другого. Пришедшие ей в голову выводы были очевидны, и Антон невольно рассмеялся: слишком уж нелепо та выглядела.

– Наташа, это значит именно то, что Вы подумали. Мой сын – Михаил Антонович, прошу любить и жаловать.

Девушка потрясенно выдохнула, не сводя глаз с ребенка.

– Я не знала, что у Вас… Простите…

– Теперь знаешь, – кивнул на массивную дверь в кабинет отца. – У себя?

– Да. Только у него собеседование. У нас несколько дней назад уволился старший менеджер, и никак не можем найти подходящий вариант.

Пришедшая в голову шаловливая идея заставила прикусить губу, чтобы снова не засмеяться. Вдруг ощутил себя мальчишкой, беззаботным, бесшабашным, готовым сорваться вперед, принимаясь за то, чем не занимался никогда прежде. Ребенок не боится ошибиться, в своей наивной доверчивости открывая сердце целому миру. И его, еще недавно замирающего от волнения перед предстоящей встречей с отцом, внезапно оставила тревога. Разве есть чего бояться? Теперь?

Мужчина, встретивший их в кабинете, выглядел утомленным, но не повседневными делами, от которых легко лечат сон и покой. В темных глазах таилась печаль, а переходящие в морщины тени отражали боль, скрытую глубоко внутри. Но лицо мгновенно озарилось радостью, стоило увидеть мальчика, который, что-то восторженно пропищав, пронесся через весь кабинет, запрыгивая к нему на колени. Но даже это не перекрыло тревогу, наполнившую взгляд, скрестившийся со взглядом остановившегося у дверей сына.

Антон шагнул вперед, ближе, сокращая расстояние не до стола – то, что сам и воздвиг по отношению к родному отцу.

– Я его не украл, пап. Мне честно доверили воспитательный процесс. Или, скорее, развлекательный, это пока получается лучше…