Второй шанс. Снайпер - Виктор Мишин

Наградой в этот раз для меня стал отпуск по ранению, ну и – «Красное Знамя». Сам обалдел. В аккурат на Новый год наградили. Новый, тысяча девятьсот сорок третий, год я встречал вместе со всей своей дружной семьей. А куда мне было девать всех моих оглоедов, прибыли, как раны затягиваться начали, еще и Деда с собой приволокли. Тот еще очень слаб, но все идет хорошо.

Петрович тоже приехал в Ленинград вместе с ребятами. Отпустили на три дня – побывать с семьей. Привез вести от командования. Оказывается, решили наконец избавиться от чехарды со званиями. Согласно приказу, нас причислили к ОСНАЗу НКВД. С десятого января сорок третьего года я официально буду носить звание капитана. Звания выровняли. Мое, лейтенанта НКВД, стало равно общеармейскому – капитана. Приятно, черт возьми. А каково парням? Тот же Саня Зимин должен был сгинуть в болотах под Лугой, как и все остальные мои ребята, ан нет. Ходит вон, подбородок не опуская, тоже капитаном стал. Толю Круглова подравняли под нас с Зиминым. Три капитана теперь в нашей группе. Вано, тот здоровый Вано, что в очередной раз вытянул меня к жизни, получил «Красную Звезду», медаль «За Отвагу» и лейтенантские погоны. Наверное, за то, что спас своего командира – по крайней мере, я очень об этом просил Истомина.

В середине января нам выдали новую форму. С красивыми, но неброскими погонами и со звездами на них. По случаю отъезда на Центральный фронт товарища Жукова в Смольном устроили банкет. Нас тоже всех пригласили, ребята с удовольствием нацепили все награды. Истомин заявил, что «форма одежды – парадная». И баста. Конечно, чего скрывать, безумно приятно было надеть на себя тяжелый от наград мундир. Иконостас-то у меня впечатляющий, один Орден Красного Знамени в трех экземплярах чего стоит. «Красная Звезда», «боевик», «За Отвагу», «Невский», но главный, конечно, особенно дорог – «Орден Ленина». У Петровича, кстати, вообще «космос» на груди. Ему уже второй «Суворова» перепал, на этот раз – первой степени, а главное – он теперь комиссар третьего ранга, вот. Гэбэшные звания офицеров старшего комсостава остались как и прежде.

Светланка, увидев меня при полном параде, только глаза распахнула.

– Милый, когда мы с тобой встретились, там, в полевом госпитале, ты не говорил, где ты служишь и что делаешь. Я понимаю и не спрашивала, хотя, видя следы твоих ранений, представляла, что ты далеко не в штабе воюешь. Но я не представляла, что ты ТАК рискуешь! Ты и сейчас не можешь мне рассказать, ЧЕМ ты занимаешься на фронте? – Видя, что я открыл рот чтобы ответить, Светланка поспешила меня остановить.

– Нет, нет. Если нельзя – не говори!

– Любимая, все нормально. Да, не скрою, мне чертовски приятно носить награды, но не надо тебе знать большего. Нет в моей службе ничего хорошего, честного и романтичного. Ты просто… Жди меня, когда я уезжаю, и люби!

– Буду, всегда! – Мы обнялись, я поцеловал любимую женщину в губы и вышел.

Придя во дворец, в дверях встретились с Александром Петровичем. Тот сиял новыми парадными генеральскими погонами и кучей наград. У меня и остальных наших – тоже уже не мало, грех жаловаться.

Банкет прошел как-то буднично. На фронтах хоть и были достигнуты серьезные успехи, но расслабляться рано. И все это знали. С алкоголем люди не перебарщивали, больше разговаривали. Редко удается встретиться друзьям и просто хорошим людям. Что меня удивило, так это – присутствующие на банкете солдаты. Пусть немного, но то, что позвали простых рабочих войны – мне понравилось. Были офицеры всех рангов и политработники. Почти в самом начале взял слово Георгий Константинович. Он встал, поднял фужер с вином – ну, не водка же была, наверное, в такой таре – и сказал:

– Товарищи командиры, бойцы и просто граждане. На фронте наконец-то наступил долгожданный перелом. Мы наступаем по всем направлениям, противник огрызается, но это – уже не тот вермахт, что лез сюда же в сорок первом. Наша победа – вопрос времени. Главной задачей сейчас является уменьшить потери в людях. И так потеряли очень, очень много.

Среди присутствующих я вижу человека, которого не имел возможности поблагодарить ранее. Пользуясь случаем, хочу исправить эту ситуацию. Товарищи, вы все – очень достойные люди, так или иначе проявили себя в борьбе с фашистским отродьем, но этот человек – он сделал кое-что лично для меня… – Жуков на секунду замялся, а все с нетерпением ждали продолжения: – Если бы не этот человек, меня бы тут с вами не было! – выдохнул Георгий Константинович, «подводя черту» под выступлением.

Все сидевшие за столами обводили зал глазами, пытаясь понять, о ком маршал говорит. Мне вдруг сделалось стыдно, я думал – маршал уже забыл про меня, ан нет.

– Капитан Новиков, Сергей, – вдруг донеслось до меня, и я вскочил как ужаленный.

– Этот лихой капитан прикрыл меня собой от пули. Не дал фашистским прихвостням сделать свое черное дело. В общем, – Жуков подошел ко мне, – спасибо, сынок.

Георгий Константинович крепко пожал мне руку и вручил новенький, блестящий от смазки наградной пистолет. Новый модернизированный ТТ с «анатомической» рукоятью и увеличенным на три патрона магазином. На рукояти была гравировка: «За доблесть и отвагу от маршала Жукова» – во как! Я убрал пистолет обратно в кобуру, из которой его ранее достал маршал, пожал протянутую вновь руку и гаркнул:

– Служу Советскому Союзу! – и, после легкого кивка Георгия Константиновича, уселся на свое место.

Дальше пошли поздравления – мне было крайне неловко, но деваться некуда. Я был очень удивлен этим жестом Жукова, никогда не думал, что тот запомнит. Сам-то уж забыл, как-то не до этого было. В самом начале – да, было дело, обдумывал произошедшее. Истомин меня тогда предупредил, что у Жукова хорошая память, но чтобы так отблагодарить. Если честно, эта награда – дороже всех орденов. Человек подарил от чистого сердца, это было видно по глазам.

Вечером после банкета подогнал под себя ремни кобуры с новым пистолетом. Пока занимался подгонкой, жена уложила детей спать, и мы решили прогуляться. Старшая у нас – уже помощница что надо. На нее маленькую оставить – не вопрос.

Как же хорошо пройтись по городу, когда не думаешь о бомбежке и обстрелах. Когда ничего не угрожает тебе и твоим родным. Да, скорее бы уж война закончилась, так хочется пожить в мире в этом времени. Рядом с нашим домом, на набережной, было тихо. Вокруг все белымбело. Мы с любимой бродили вдоль реки и с наслаждением дышали чистым, морозным воздухом. Где-то еще гремят взрывы, с неба валятся бомбы и снаряды, льется кровь тысяч людей, но это – где-то далеко, а мы – здесь и сейчас.

– Как назовем? – задала резонный вопрос Светланка, когда мы заговорили о беременности.

– А кого называть-то? Ведь не знаем, кто будет, – растерялся я от преждевременности вопроса.

– Как бы ты мальчика назвал? – вполне серьезно продолжала Света.

– Сашкой! – я кивнул сам себе.

– Это в честь которого: Зимина или Александра Петровича?

– И в их честь тоже, конечно, но…

– А что, есть еще кто-то? – удивленно распахнула глаза любимая.

– Был, – я задумчиво повесил голову, а Света, поняв, что я расстроился, попробовала поддержать:

– Милый, если больно говорить – не надо. Потом, как-нибудь.

– Да нет, не страшно. У меня младший брат был, умер он, – хотелось бы заплакать сейчас, но на войне я очерствел. Жалость и сострадание уступили место жесткости и безразличию. Не полностью, конечно, иначе в «дурку» пора было бы ложиться. Но все-таки я стал очень черствым. Мы с братом росли без матери и были очень близки. Когда мамы не стало, ему было всего десять, в общем, вместе мы были всегда.

– А девочку? – продолжила Светланка после моих коротких объяснений.

– Как ты захочешь, я буду любить нашего ребенка с любым именем, все равно – мальчика или девочку, – это была правда, я очень люблю детей. Пока у тебя нет своих детей, этого не понять.

– Мне хотелось бы Марией назвать, – как-то тихо, скорее для себя, сказала супруга.

– Хорошее имя, мне всегда нравилось. Так и назовем, если девчонка будет, – добавил я.

С супругой мы гуляли почти каждый день до поздней ночи, утром спали подолгу. У Светланки уже начал вырисовываться животик, и я с удовольствием прикладывал ухо, пытаясь услышать биение двух любимых сердец.

Второго февраля был обычный день. В тылу мы уже давно, ребята помаленьку все оклемались. Тренировки возобновились, но Истомин постоянно накручивал меня на предмет подготовки Зимина. Саню упорно прочили на место командира группы, меня же Петрович хотел оставить при себе в штабе. Но пока не удавалось – разбивать нашу снайперскую связку с Муратом было нельзя.

Наступление по фронтам идет весьма шустро. В январе были освобождены и Ростов-на-Дону, и Воронеж, и – наконец-то – Харьков. Последний отбили очень удачно, не дав в этот раз эсэсманам Хауссера спокойно отступить. Отходящие в спешке дивизии СС гнали танками на земле и долбали самолетами с воздуха. Благо техники теперь хватало. Постоянными охватами войска нашей доблестной Красной Армии навязывали врагу непрерывное отступление. Немцам пришлось бросать обозы и скорым маршем двигать «костылями». В это же время на Левобережной Украине разгоралась «рельсовая война». Вермахт остался без снабжения и отступил за Днепр, правда, сохранив на Правобережье укрепленные плацдармы. Бойцы и командиры нашей армии, наглядевшись на отбитых территориях на творения этих упырей, рвались вперед порой даже без патронов. Наша проблема, как всегда, была в снабжении и планировании, плюс слякоть и разрушенные немцами дороги и мосты. Войска постепенно отрывались от тылов на десятки километров, из Ставки их одергивали, но получалось не всегда. Слишком долго люди ждали наступления, сил накопилось немало, и теперь их кинули в бой.