Княжка-кошка - Анна Гринь

Пляж казался пустынным. Ничто не нарушало неизменность шума волн. Даже чайки не покрикивали визгливо где-то в отдалении. Рэнд долго всматривался в этот умиротворяющий пейзаж, пока его взгляд не привлекла движущаяся точка в тени скал, испещренных мелкими прожилками оранжево-красного и бледно-желтого.

Точка медленно увеличивалась в размерах, постепенно приближаясь. И в какой-то момент стало понятно, что по пляжу, у самой кромки набегающей волны, идет девушка. Она выглядела очень странно. Тяжелые многочисленные юбки были небрежно прижаты к бокам узким ремешком, так чтобы не замочить их в воде. Чулки и высокие ботинки на шнуровке девушка несла в руке, по широкой дуге расплескивая вокруг себя сверкающие соленые брызги, поддевая воду босыми ногами. Воротничок строгого бледно-желтого дневного платья фривольно расстегнут до середины груди, обнажая кружево нижней рубашки. Темные, блестящие на солнце волосы девушка собрала в неаккуратный пучок на затылке, позволив ветру свободно трепать несколько выбившихся прядей у висков и на шее.

В этой странной, чуть отстраненной, счастливо улыбающейся и что-то напевающей себе под нос девушке легард не сразу узнал Вирену. Она была иная сейчас, совсем не похожая на ту усмехающуюся девчонку, какой он увидел ее в первый раз. И даже на ту спокойную уверенную особу, какой Вира была все время их первого визита в княжество. Ну, и уж вовсе не походила она на перепуганный комочек страхов, боли, отчаяния и обиды, что Рэнд видел в прошлом видении.

Сейчас перед ним была свободная и ненавязчиво милая девчонка, которой все равно, если кто-то увидит эти ее блуждания по пляжу. Оставшись один на один с собой и собственными мыслями, Вира вся целиком, без остатка, отдавалась покою и легкой неге солнечного осеннего дня у моря, остро и горько пахнущего водорослями.

У легарда не было сомнений, что это видение так же, как и прошлое, всего-навсего воспоминание. Но в этот раз он не чувствовал эмоций девушки, так же как и не слышал ее мыслей, но подобное и не требовалось — искреннее счастье сияло на хрупком, еще совсем детском личике.

А потом все пропало, и Рэндалл проснулся. Все еще была ночь, и лунный свет привольно расстелил свое покрывало на широком цветастом ковре, выхватывая бледным свечением красное и зеленое. Первое, если присмотреться, было розами, неестественно большими, похожими на кочаны капусты, а второе — листьями, размером со щит солдата.

Полежав несколько минут неподвижно, легард перевернулся на бок. В его мыслях не было черноты и жара красного пламени, лишь только прохладный бриз чужих воспоминаний.

— … зверюгу в кровать приперли! Вот нет в вас ни капли воспитания, леди! — В сон вклинился чей-то неприятный, брюзжащий, но очень знакомый голос. — Приличная юная особа должна спать чистенькая и свеженькая, а не в обнимку с огромной, страшной и блохастой животиной!

— Ой, Мара, да я уж говорила леди, что такое поведение ее не красит. — На фразе, произнесенной другим голосом, я проснулась, быстро оценив обстановку.

Так и заснув на кровати малышки, проспала на мягких простынях до самого утра. Снился мне один из дней, проведенных в Ленисине. То время во многом было счастливым. В суматохе торжеств и сборов все как-то забыли обо мне. Ночь перед свадебной церемонией Эвила проплакала, ни на секунду не отпуская нас с Ольмой от себя. Я даже удивилась расстройству сестры, случившемуся из-за нежелания покидать родной замок. Всегда сильная и язвительная, Эв рыдала, обнимая подушку. Мы просидели с ней до рассвета, отпаивая сестру отваром из трав. Никто кроме нас так и не узнал об этом мелком инциденте. Для всех, присутствовавших на свадьбе, Эвила выглядела счастливой и даже излишне веселой.

Как мне хотелось сейчас оказаться на той свадьбе или вновь посетить Ленисин. Стать прежней. В мыслях витал туман: с одной стороны мне необходимо было что-то предпринять, но с другой — кто его знает, что лучше.

Рассказанная Клантом история, пусть и преподнесенная с легкостью выдумки, немного меня напугала. Думать о прошлом Рэнда не хотелось, но, похоже, теперь это самым прямым образом касается моего будущего.

Ни одна причина не оправдывает его действия. Видимо, разозлившись, Рэндалл хладнокровно расправился с той парочкой. По лицу легарда я не заметила, чтобы он очень сильно расстроился, услышав пересказ блондина. Рэнд был зол и мрачен, но ни на мгновение в его глазах не промелькнуло раскаяние.

Что-то подсказывает, что для меня общение с ним тоже однажды может обернуться подобным «наказанием». Никто ведь не гарантирует, что Рэнд не разозлится на меня за что-нибудь, как в день нашего знакомства. Тогда мне было страшно, казалось, он вот-вот меня ударит. Или может я уже преувеличиваю?

Но по всему видно, что мне совсем не выгодно возвращать человеческий облик. Зверем можно и подольше побыть.

— Няня, — проныла Эмма, отодвигая от себя поднос с кашей, выдернув меня из задумчивости. — Мара! Что вы вот! Это ж не абы какая кошечка, а легардовская! У нее блох нет.

— А это вовсе не показатель, — прошипела Мара в своей привычной манере, которую я знала с детства.

Меня немилосердно спихнули на пол, разве что ногой не наподдав, никак не отреагировав на недовольное шипение и устрашающий оскал.

— Няня! — простонала Эмма. — Я не буду кашу!

— Все воспитанные леди на завтрак едят кашу, — наставительно провоковала Мара. — А вы ведь хотите быть воспитанной?

— Неа! — весело воскликнула малышка. — Я буду грозной волшебницей и на завтрак есть шоколадные конфеты. Во-о-от такую кучу каждый день!

Я не видела сестру, но, зная Эмму, предположила бы, что в этот миг девочка показывала руками необъятную гору сладостей.

— А животик у вас болеть не будет? — хитро уточнила моя горничная.

— Не будет! Я же великая волшебница и всемогущая чародейка буду! — очень серьезно фыркнула малышка.

— Хорошо, пока вы еще не волшебница, — хмыкнула няня, — поэтому ешьте!

Печально хрюкнув, Эмма в несколько секунд проглотила ненавистную серую массу из плошки. Запивая кашу компотом, девочка громко командовала служанками, пока они вынимали из шкафа платья.

— Нет, не это! — провыла девочка. — Синее! Там же было!

— Оно слишком темное, — насторожилась Мара. — Надели бы что-то светленькое, летнее. Синее на свадьбу вашей сестры шилось, мало может быть, да и теплое слишком.

— Зато красивое! — сказала, как отрезала Эмма.

В итоге ее обрядили в тяжелое бархатное платьице, стянутое по бокам шнуровкой. Золотые ленты девочка прикалывать отказалась. Как и поясок с длинными кистями.