Белая перчатка - Майн Рид

«Вот как бы я была рада!» — подумала Бетси. Она едва удержалась, чтобы не сказать этого отцу, но, так как знала, что это приведет его в бешенство, ничего не ответила на его слова.

— Я уже тебе сказал, дочка, что встретил Уилла Уэлфорда вчера ночью. Ну, мы с ним маленько поговорили о том о сем, и я так понял, что он собирается прийти сюда и ему надо сказать тебе что-то очень важное.

По омрачившемуся лицу Бетси нетрудно было угадать, что она прекрасно понимает, в чем будет заключаться этот «важный» разговор.

— Ну, а теперь, Бет, — сказал лесник, отодвигая тарелку с обглоданными костями и осушая кружку, — дай-ка мне старую шляпу да мою ореховую дубинку. Придется мне идти в Балку пешком — бедная скотина еле жива после нынешней ночи. Может, мастер Голтспер сам придет сюда… Я ведь должен был зайти к нему пораньше, а проспал. Он так и говорил, что, может, сам заедет. Так вот, коли заедет, ты скажи, что я тут же и вернусь, если не застану его дома или не встречу по дороге.

С этими наставлениями великан-лесник протиснулся в узкую дверь своей лачуги и направился густой чащей Вепсейского леса в сторону Каменной Балки.

Едва только он скрылся из виду, Бет быстро юркнула в маленькую комнатку и, схватив щетку, стала поспешно приглаживать свои длинные волосы.

В осколке зеркала, величиной с тарелку, отражалось красивое лицо девушки, в котором самый придирчивый знаток женской красоты вряд ли нашел бы какой-нибудь недостаток. Это было лицо настоящего цыганского типа — нос с горбинкой, пронзительные очи, смуглая золотистая кожа и густые волосы цвета воронова крыла; высокая, мускулистая фигура, похожая на фигуру юноши, с сильно развитыми руками и ногами, отличалась стройностью и гибкостью. Ничего нет удивительного в том, что Марион Уэд сочла ее достойной любви Генри Голтспера, а Генри Голтспер считал Уилла Уэлфорда недостойным обладать ею.

— Вот бы он пришел, а на мне это заношенное платье и волосы висят космами, как хвост у отцовской клячи! Да я бы не знала, куда деваться от стыда! Я думаю, что успею немножко принарядиться. Ох, уж эти волосы! Никак с ними не справишься — этакая гущина! Чтобы их заплести, нужно столько же времени, сколько на моток пряжи!.. Ну, вот так! Сиди, где я тебя воткнула, противная гребенка! Это подарок Уилла — не жаль, если и сломается! Теперь воскресное платье, воротничок, манжеты! Конечно, они не так нарядны, как у мисс Марион Уэд, а все-таки они мне к лицу. Вот если бы еще можно было носить перчатки, такие маленькие, красивые белые перчатки, какие я видела у нее на руках! Но куда мне! Мои бедные руки — вон они какие грубые, красные! Им приходится работать и ткать, а ее ручки, я думаю, никогда и не прикоснулись к станку. Ах, если бы я только могла носить перчатки, чтобы спрятать под ними мои безобразные руки! Но разве я решусь! Деревенские девушки меня засмеют… пожалуй, еще прозовут так, что лучше и не произносить. Когда он придет, я спрячу руки под фартуком, так что он даже и кончика пальца не увидит.

Так разговаривала Бет Дэнси сама с собой, прихорашиваясь перед осколком зеркала.

Она прихорашивалась не для Уилла Уэлфорда и не для кирасира, который заходил дважды. Ни для кого из них черноволосая красавица не стала бы наряжаться в свои лучшие наряды. Ей хотелось завлечь в свои сети другую дичь, получше: она мечтала пленить Генри Голтспера.

— Только бы отец не встретил его на дороге! А то непременно воротит его обратно, потому что отцу больше нравится ходить в Каменную Балку, чем видеть его у нас. К счастью, туда ведут две тропинки, и отец всегда ходит по той, что покороче, а он по ней никогда не ездит… Ой, собака лает! Кто-то идет! Господи помилуй, вдруг, это он, а я еще не совсем оделась! Противная гребенка! Никак не держится, у нее слишком короткие зубцы. Уилл ничего не понимает в гребенках, а то, наверно, купил бы что-нибудь получше… Ну, кажется, так ничего, — закончила она, разглядывая себя, в последний раз в зеркале. — Может быть, я и не так красива, как мисс Марион Уэд, но думаю, что я ничуть не хуже мисс Дороти Дэйрелл… Опять собака! Наверно, кто-нибудь идет! Надеюсь, что это…

Не назвав имени, Бетси бросилась в кухню и, распахнув дверь, остановилась на крыльце.

Собака лаяла, хотя никого не было видно. Но Бетси знала, что собака редко ошибается, — несомненно, кто-то приближается к хижине.

Ей недолго пришлось оставаться в неведении, и она уже теперь не надеялась, что это Голтспер: собака лаяла, повернувшись на юг, а тропинка к Каменной Балке вела к северу от хижины. Если бы это был Генри Голтспер, он должен был бы появиться с этой стороны.

Тень разочарования скользнула по ее лицу, когда она подумала, кто это может быть. В той стороне жил Уилл Уэлфорд, и как раз в эту минуту он вышел из-за деревьев и показался на тропинке. Лицо Бетси еще более омрачилось.

— Ах, какая досада! — прошептала она. — А я так надеялась увидеть его! А теперь, если он придет даже по делу к отцу, Уилл, конечно, затеет скандал. Он не перестает меня ревновать с тех самых пор, как я поднесла цветы мастеру Голтсперу. Он, конечно, прав в том, что касается меня, но насчет мастера Голтспера он — увы! — ошибается. Я бы хотела, чтобы для этого был хоть какой-нибудь повод, — тогда пусть Уилл ревновал бы меня сколько угодно, меня это нисколько не трогало бы. Да и его тоже, я в этом уверена. О, если бы он только любил меня, мне больше ничего не надо было бы, ничего на свете!

Увидев подходившего Уилла, Бетси сделала шаг к двери и остановилась на пороге, устремив на незваного гостя равнодушный и скучающий взгляд.

— Здравствуй, Бет! — коротко и угрюмо поздоровался ее поклонник, на что Бет отвечала так же коротко. — Что это ты стоишь в дверях, точно поджидаешь кого? Не думаю, что меня!

— Конечно, нет, — отвечала Бетси, даже не стараясь скрыть свое огорчение. — Я тебя не ждала и ничуть не радуюсь твоему приходу. Я уж тебе говорила это, когда ты был здесь в последний раз, и теперь повторяю.

— Много ты о себе думаешь! — грубо возразил парень, стараясь казаться равнодушным. — Почему ты думаешь, что