Андерсен-Кафе - Дина Бакулина

У Евгения одна комната — зато большая и почти свободная от мебели; обои серенькие, пол паркетный, — кстати, очень чистый. Есть в комнате одностворчатый шкаф, а в нём несколько рубашек, брюк и футболок. Дверца шкафа раскрыта настежь, потому и видно, всё, что там висит. Ещё имеется небольшой комод и письменный стол.

Вдоль стен комнаты несколько стеллажей с книгами. Энциклопедии, словари, книги по истории, но больше всего детективов. Детективов у Евгения хоть пруд пруди. Он их читает днём и ночью, вернее, — до и после работы. Евгений, как я уже говорила, работает в библиотеке. Он библиотекарь. Ещё в комнате есть телевизор и ноутбук.

Евгений угостил меня кукурузой: кто-то привёз ему целый мешок из тёплых краев. Кукуруза сочная, душистая — просто восхитительная!

— Я написал о вашем коте Люба. Только… у меня получился детектив. Почитаете?

— С удовольствием!

Наевшись кукурузы, я с интересом погрузилась в чтение. Детектив назывался «Андерсен против Рыбака». Краткое его содержание примерно таково. Каждый день, в одно и то же время на Фонтанке ловил рыбу некий человек. Кот Андерсен его заприметил, потому что Рыбак выбрасывал мелкую рыбешку, а Андерсен забирал её себе. Ему нравился вкус свежей рыбы. А потом проницательный кот заметил кое-что подозрительное и принялся наблюдать целенаправленно. Оказывается, к Рыбаку нередко подходил странный человек с большими усами и приносил ему наполненные чем-то пакеты. Но он не отдавал их прямо в руки, а оставлял рядом с урной, которая была в двух шагах от того места, где сидел Рыбак. Когда Усатый исчезал из виду, Рыбак тотчас направлялся к урне, слегка приподнимал её и что-то под неё закладывал, а оставленный пакет забирал и прятал в свой рюкзак.

Выслеживая Рыбака, Андерсен старался оставаться незаметным. Потом он привлек для слежки местных котов. Кончилось всё тем, что Андерсен и его помощники выявили и обезвредили преступников. Оказывается этот несчастный Рыбак был скупщиком краденного, а Усатый — его поставщиком, а добычу таскали им подростки-беспризорники. Чем-то это всё напоминало «Оливера Твиста»: Усатый был вылитым громилой Биллом Сайксом, а Рыбак — жадным Фейгином. Андерсен и его ребята-котята поработали на славу: обезвредили негодяев и спасли от тюрьмы беспризорников. Вот такой странный детектив получился у Евгения.

— Ну, хорошо, — сказала я, — для конкурса вполне подойдёт. Стиль грамотный, читается легко, сюжет увлекательный.

Лицо Евгения засветилось от счастья.

— Может, ещё кукурузы, Люба? — предложил он радостно.

— Спасибо, Евгений, я итак по-моему за всю свою жизнь не съела столько кукурузы, сколько сегодня у вас. Спасибо!

— А хотите кино посмотрим! А? «Петербургские тайны» хотите?

— Да нет, спасибо, я этот сериал уже смотрела.

— Ну, тогда одну серию про Эркюля Пуаро! Хотите?

— Да нет, спасибо. Я всё-таки, наверное, пойду.

— Ну, я прошу вас, Люба, посидите ещё немного! А варенья из алычи хотите?

— Из алычи? — заинтересовалась я.

— Да. Мне бывшая жена две баночки привезла. Кстати, кукурузу тоже она прислала.

— Жена? Бывшая?

— Ну да. Она ушла от меня пять лет назад к шофёру-дальнобойщику. И сын Алёшка теперь с ними живёт. Хотите, фотографию покажу?

— Жены?

— Нет, Алёшки.

— Покажите, — вежливо согласилась я. Евгений очень обрадовался и суетливо вытащил из какой-то книжки измочаленную цветную фотографию. На ней были изображены стройная женщина с красивыми вьющимися волосами и мальчик лет десяти.

— Вот это мой сын Алёшка, а это жена — Стелла.

— Какое красивое имя! — удивилась я.

— Да она и сама очень красивая! Хотя на фотографии этого, может быть, и не видно…

— Да нет, отчего же… — кивнула я.

— Я, когда она от меня ушла, очень страдал. Очень. А сейчас ничего — привык. Она меня, правда, не забывает. Наведывается иногда, то блинов принесёт, то котлет.

— А сын Алёша тоже, наверное, заходит?

— Да нет, редко. Я ему… не нравлюсь.

— Не нравитесь?

— Да. Он мне так и говорит: «Ты, папа, какой-то немужественный, мне за тебя перед друзьями стыдно. Вот дядя Сеня (это новый муж Стеллы) — он мужественный, а ты нет».

— Неужели так и говорит? — с сочувствием переспросила я.

— Да. Но я на него не обижаюсь, — ведь это правда: я такой и есть. Такой уж уродился.

Евгений тяжело вздохнул и некоторое время не раскрывал рта.

— Не знаю… Ведь он ваш сын, всё-таки… — задумчиво проговорила я. — К тому же ребёнок! Ведь ещё совсем не известно, что из него самого-то выйдет. А разве Стелла его не одергивает, когда он такую «правду» вам преподносит?

— По-моему, ей это всё равно. Стелла считает, что меня уже не переделаешь. Она утверждает, что я стал таким, потому что меня мама и бабушка воспитывали. Говорит: «Ты, Евгений, не виноват, что такой непутёвый уродился. Это твои мать с бабушкой виноваты: вырастили из тебя мямлю и зателёпу с тряпичным сердцем. Не понимаю только, где же мои глаза раньше были? Как меня угораздило за тебя выйти?!» Стелла это всё без злобы говорит, с рассуждением. Она, пожалуй, только в одном и ошибается: сердце у меня, кажется, не совсем тряпичное. Было бы тряпочное, не болело бы так, правда? А вообще Стелла — добрая очень, только некоторые вещи она по-своему видит… А Алёшка… Что ж, это даже хорошо, что он теперь со своим дядей Сеней общается: лишь бы вырос непохожим на меня. Пусть будет мужественным.

— Мужественным, говорите? А мне кажется, что если ваш Алёшка не научится любить и жалеть вас, то его сердце как раз и станет тряпичным. И не выйдет из него ничего путного, несмотря ни на какого дядю Сеню.

— Так думаете, я ему всё-таки нужен? Хоть для чего-нибудь? Правда?

— Нужен. Хотя бы для того, чтобы он пустым, глухим и никчёмным не вырос!

— Но чем же я, Люба, могу его… заинтересовать? Чем? Я ведь и правда, такой… такой…

— Не мужественный? Да?

— Да… — Евгений опустил голову.

— Но у вас же хватает мужества добровольно отказаться от сына, желая ему добра (хотя это и ложное решение, по-моему). У вас же хватает мужества любить женщину, которая вас бросила, и никого не винить в том, что с вами происходит. Это вполне мужественно, вообще-то! Знаете, Евгений, мне почему-то кажется, что ваша главная беда только в том и состоит, что вы себя так прочно и безнадёжно закомплексовали. Прямо-таки крест на себе поставили.

— А что же делать? Люба? Что же делать?

Я задумалась. В самом деле: откуда же я знаю, что делать? Но мне не хотелось сдаваться. Я сказала:

— Для начала, например, купите стиральную машину, а потом холодильник. Или наоборот: сначала холодильник, а потом стиральную машину.

— Думаете, это поможет? — с сомнением спросил Евгений.

— Поможет. Всё равно, надо же с чего-то начинать. Купите собаку или кота, если, конечно, любите животных и готовы нести за них ответственность. Это будет второй шаг…

Кажется, моя небогатая сокровищница мудрых идей начинала иссякать. Я задумалась.

— Ну, а на третье… На третье вам нужно попросить Стеллу перестать обзывать вас зателёпой и прочими обидными словами. Понемногу учитесь себя уважать. Не возноситься, а именно уважать, — хотя бы за то, что у вас хватило сил пять лет прожить в одиночестве. За то, что вы умеете стирать вручную и прочитали так много разных детективов. И даже написали один!

— А сын, Алёшка?

— А вот с сыном пока сложнее. Здесь, мне кажется, вам нужны вера и терпение. И не знаю даже, чего больше — веры или терпения…

— А вот говорят, Люба, что есть какая-то икона чудотворная… Помолишься перед ней, и все проблемы решатся… Где-то рядом она, вроде бы даже у нас, в Петербурге? Не слышали?

— А вы разве в Бога верите, Евгений?

— Да как вам сказать… в церковь я не хожу… но то, что Бог есть, знаю, чувствую.

— Если так, тогда… Вот что я думаю: чудотворных образов у нас в Петербурге много, — в этом смысле наш город особенный. Вот, например, Казанский образ Божией Матери. Знаете, где он находится?

— В Казанском Соборе? Да? И что же я должен делать?

— Просто верить, что Она может помочь и просить о помощи, — постоянно, неотступно. Но только и самому нужно потихоньку начинать бороться со своими химерами: кто сам над собой работает, тому и Бог помогает. Впрочем, вы же всё знаете, Евгений! И вообще, никакой вы не зателёпа, по-моему, — просто приняли близко к сердцу все эти стеллины эпитеты, сжились, срослись с ними, как с собственной кожей. Разве я не права?

— Даже не знаю, Люба… Вы, кажется, первый человек, с которым я так запросто говорю о подобных вещах. Скажите, почему вы так отнеслись ко мне… так хорошо?

— Не знаю… Возможно, потому, что по-своему вы — очень необычный и интересный человек. Одни детективы чего стоят!.. А может, потому что вы до отвала накормили меня кукурузой! Я ведь, честно говоря, кукурузы уже сто лет не ела!