При дворе последнего императора - Александр Мосолов

Добавлю, что в случае посещения театральных представлений Их Величествами мне приходилось по должности присутствовать в зале, — долг легкий, но все же отнимающий много времени.

Я не скоро познакомился со всеми тонкостями своей должности. Первым моим учителем был мой предшественник Рыдзевский, обучавший меня в течение нескольких месяцев. Но и после него возникали вопросы, требовавшие знания прецедентов нашего двора, не всем известных.

Даю пример традиции, о которой, впрочем, я был извещен заблаговременно.

4 июня 1901 года государь дал знать Фредериксу, жившему в Петергофе, что к ночи или к следующему утру ожидается разрешение императрицы от бремени. Министр, в свою очередь, вызвал меня к вечеру в Александрию с указанием иметь при себе манифесты о рождении нового члена императорской фамилии.

Эти манифесты составлялись в пяти экземплярах: один — по случаю рождения сына, другой — дочери, затем — на случай рождения двойни — для двух сыновей, для двух дочерей, и, наконец, для сына и дочери, хотя случая рождения двойни в какой-либо владетельной семье я не упомню.

Я выехал с вечерним поездом и прибыл прямо в Александрию, где нашел в приемной дворца графа. После нескольких часов ожидания император прислал за Фредериксом.

По закону министр двора должен присутствовать при рождении царских детей, но это, конечно, в точности не исполнялось. Министр ожидал в одной из комнат недалеко от опочивальни императрицы, где государь показывал ему новорожденного.

После долгих часов Фредерикс послал ко мне за манифестом о рождении дочери. Вскоре после того он вернулся с подписанным государем манифестом, в котором собственною Его Величества рукою было внесено имя Анастасия.

Ушел я в Румынию не по своему желанию и не по желанию графа, который был недоволен этим моим назначением. Государь в утешение ему приписал в указе Сенату: «С оставлением начальником канцелярии».

Я смотрел на это назначение как на указание судьбы и сам не противился этому. При усилении болезни Фредерикса мне де-факто приходилось управлять министерством, не имея на то законных полномочий. Я справлялся со своей задачей, опираясь на годами приобретенный авторитет, который, однако, при долговременном недомогании моего начальника и с назначением Воейкова дворцовым комендантом начал умаляться.

В декабре 1916 года я приехал из Румынии и имел разговор с императрицею, вызвавший во мне раздумье и сомнение, не должен ли я остаться в Петрограде. Ее Величество правильно сказала мне:

— Критикуют все, на помощь никто не решается.

Я тогда же думал о том, что мне делать. Тошнило при мысли опуститься в грязный омут распутинского управления. Думалось, что только замараюсь и не помогу. Я чувствовал, что бессилен помочь и графу. Болезнь ощутительно сократила его волю, и он поддался самым разнообразным влияниям. Простое и здоровое чувство самосохранения говорило мне: «Беги от того, чему помочь не можешь».

И я бежал в Яссы.

Ближайшая свита государя состояла из лиц, занимавших небольшое, определенное число должностей.

В первую очередь помяну гофмаршала графа П. К. Бенкендорфа, возведенного в конце царствования в обер-гофмаршалы. Службу он начал в Конном полку. Александром III был взят в ближайшую свиту во время коронации и еще совсем молодым был назначен исправлять должность гофмаршала. Его управление длилось в течение двух царствований.

Человек умный, всесторонне образованный, весьма хладнокровный, он исполнял свое нелегкое дело незаметно для посторонних, но всегда с ровною добросовестностью. Граф держался определенных принципов и имел большой и заслуженный вес в министерстве двора. Политикою не занимался и о ней никогда не говорил.

Церемониальная часть, хотя Бенкендорфу не подчиненная, всегда советовалась с ним. Он был в мое время арбитром всех вопросов, касавшихся традиций русского двора. Государь и императрица относились к нему с большим доверием и дружбою. Все бывшие в России высочайшие особы и главы государств хорошо знали и ценили нашего гофмаршала.

Бенкендорф не последовал за государем в изгнание, как этого хотел, лишь по совершенно расстроенному здоровью. Большевики его долго не выпускали из России, а когда наконец выпустили, то граф только успел переехать границу, как скончался от разрыва сердца.

Его преемник по должности и пасынок князь Василий Долгоруков, тоже конногвардеец, был еще слишком молод, чтобы стать советником Его Величества во время пребывания в ставке, где он заведовал гофмаршальскою частью. Вернувшись с императором в Царское Село, он с ним же последовал в изгнание, где был убит большевиками.

Перейдем к дворцовому коменданту, ведавшему личною безопасностью государя. Их сменилось много за мое время. После Гессе был Д. Ф. Трепов, о котором я говорил в главах, описывавших двор в 1905–1906 годах. Предпоследним комендантом был генерал-адъютант Дедюлин, который во время пребывания Их Величеств в Ливадии, как помнится, в 1912 году, совершенно неожиданно заболел и через 10 дней скончался.

Пред его смертью явился вопрос, кем его заменить. Когда Фредерикс спросил об этом государя, то Его Величество ответил, что ничего еще не решил, но что у Александры Федоровны, кажется, уже имеется свой кандидат.

Чуть ли не за день до смерти Дедюлина появился в Ялте Воейков с женою, дочерью графа Фредерикса. Он пояснил, что приехал с докладом по вопросу о физическом воспитании юношества, которым усердно занимался еще в бытность командиром гусарского полка.

Зная близость Вырубовой с Воейковым, я понял причину его приезда. И действительно, чуть ли не в день похорон Дедюлина царица заговорила с Фредериксом о его зяте.

Министр не скрыл от императрицы, что не сочувствует этому назначению, так как характеры его и Воейкова настолько разнятся, что вряд ли совместная служба даст хорошие результаты. Прошло несколько дней, и назначение состоялось.

Генерал Воейков — человек, безусловно, талантливый, не лишен светской любезности и юмора, равно как и придворной ловкости. Сперва мне казалось, что я с ним на служебной почве, как с человеком умным, сойдусь. Но вышло не так. Он как-то в самом начале дал Фредериксу во всеподданнейший доклад какое-то совершенно неисполнимое прошение. Министр вернулся от государя совершенно сконфуженным. С этого дня граф не ставил резолюций на докладах Воейкова, не показав их мне. Хотя это держалось в секрете. Воейков в конце концов все же об этом узнал, и, конечно, это не послужило облегчению нашей совместной работы при дворе.