Щит героя - Анатолий Маркуша

- Вот, держи - весь парад! Если галстук наденешь, давай поглажу, пока утюг теплый.

- Спасибо, - сказал Игорь, - только ты зря... беспокоилась. Не пойду я на этот вечер.

- Почему?

- Неохота торчать и все снова слушать.

- Напрасно, Игорь. Хорошие или плохие у тебя сложились отношения в школе, не так важно, ты перед школой тоже виноват...

- Вот и не хочу выяснять отношений...

- Школа - коллектив, Игорь, и не дело противопоставлять себя коллективу. Неужели ты не понимаешь - уважать коллектив надо. Что ты докажешь, не явившись на вечер? Кому?

- Докажу? А я и не собираюсь ничего доказывать... Ты думаешь, кто-нибудь заметит, что меня нет? А приду - начнут подковыривать: с твоими способностями, да при желании мог бы "хорошистом" стать. Нет, не пойду.

- Дело твое, но я не одобряю.

Позже Галина Михайловна возобновила этот разговор в присутствии Карича. Однако Валерий Васильевич от высказываний воздерживался до тех пор, пока Игорь не спросил напрямую:

- Скажи, Вавасич, а ты бы на моем месте пошел?

- На твоем - не знаю.

- А на своем?

- На своем? Не пошел бы, но это было бы неправильно.

- Вот видишь, мам, Вавасич тоже не пошел бы...

- Но он признает, что это было бы неправильно...

- Ладно - я тоже признаю: неправильно, но не пойду.

Игорь пошел в школу только на другой день, после обеда. И, конечно, не в парадном костюме, а в отцовской кожаной куртке и поношенных брюках, отдаленно напоминавших настоящие джинсы.

В школе было пустынно и непривычно тихо. Только неистребимый запах сырого мела напоминал, что это тихое, просвеченное солнечными лучами здание - школа. Игорь зашел в канцелярию, поздоровался с пожилой женщиной-делопроизводителем и, радуясь, что не встретил никого из педагогов, сказал:

- Мне бы свидетельство получить. - И, встретив недоумевающий взгляд, пояснил: - Петелин я, вчера меня не было...

Наконец женщина поняла, о чем он просит:

- Восьмой закончил? Свидетельство у Беллы Борисовны. Зайди к ней.

Идти к завучу Игорю не хотелось, но, с другой стороны, - он так мечтал навсегда покончить со школой, что решил пойти. Игорь поднялся на второй этаж и постучал в дверь.

- Пришел, - сказала Белла Борисовна, - вчера не выбрал времени, но сегодня изволил?

- Вчера я не хотел портить вам настроение. Сегодня праздник кончился... Хочу получить причитающееся...

- Что именно ты считаешь "причитающимся"?

- Бумажку об окончании.

- И все? А поговорить на прощание тебе не хочется? Высказать что ты думаешь о школе, не хочется?

- Нет.

- Странно, - будто рассуждая вслух, произнесла Белла Борисовна, почти все выдающиеся люди, вспоминая свою жизнь, находили хотя бы несколько добрых слов в адрес учителей и воспитателей. Толстой, Пушкин, академик Крылов или Юрий Гагарин... Неужели ты не испытываешь никакого чувства благодарности ни к кому из нас?

- Если вы очень хотите, я попробую ответить, но стоит ли?

- Отчего ж. Мы тоже люди и как все живые существа на свете совершаем ошибки, и нам совсем не безразлично, как к нам относятся те, кому мы добровольно отдаем себя на растерзание.

- Может быть, мы относимся к учителям не так хорошо, как великие люди, потому, что мы не великие. Это - один вариант. А другой... Может быть, великим больше везло на учителей, чем нам?

Белла Борисовна сделала усилие, чтобы не вспыхнуть, и, подбирая слово к слову, сказала:

- Хочу верить, Петелин, что наивного простодушия в тебе больше, чем нахальства. Поэтому не обижаюсь. Вот твое свидетельство. Желаю, чтобы в дальнейшем все у тебя сложилось лучше, и пусть тебе повезет на учителей...

Какую-то часть речи он пропустил, она это заметила и, повысив голос, сказала:

- Мне все-таки хочется верить, что с годами ты не просто изменишься к лучшему, а станешь жить более глубокой духовной жизнью и научишься отличать не только черное от белого, но и ценить все оттенки богатейшей палитры человеческих отношений.

Игорь принял из рук завуча свидетельство об окончании восьми классов, выдержал ее вопросительный взгляд - а взгляд этот красноречиво говорил: ну, хоть одно слово благодарности, хоть простое спасибо скажи, - молча повернулся и пошел к двери. На пороге, словно споткнувшись, он остановился и, сам не понимая, на что обиделся, сказал:

- Вот вы напоследок объяснили, какой я примитивный - с трудом черное от белого отличаю. Допустим, вы правы. По-вашему, я - нахал. Я нахал - за правду, а не за вранье. Вы от меня спасибо хотите? Я, конечно, могу не хуже Райки Бабуровой толкнуть речь: "Дорогие учителя! Расставаясь со школой, мы хотим от всей души поблагодарить вас за все-все, что вы нам дали... Мы понимаем, как трудно с нами, сколько неприятностей мы вам доставили за минувшие годы... И мы обещаем всю жизнь помнить нашу школу и вас, наши дорогие воспитатели..." Нравится?

- К сожалению, ты умный и нахал и циник, Петелин. Можешь не продолжать, - сказала Белла Борисовна и горестно покачала головой.

Последних слов Беллы Борисовны Игорь не слышал, хлопнув дверью, он выскочил на улицу. Он шел, наступая на причудливые тени деревьев, перечеркнувших тротуар, и, постепенно успокаиваясь, думал: "Наверное, зря я... А вообще-то все равно. Пусть!"

ВЫСОКО - НЕ НИЗКО, ДАЛЕКО - НЕ БЛИЗКО...

В середине августа я очутился в горах, в местах заброшенных, диких, далеких от туристических маршрутов и альпинистских троп. Здесь под самыми облаками жили метеорологи. Год за годом, день за днем вели они наблюдения за погодой и передавали по рации сведения о давлении, влажности воздуха, направлении и силе ветра, состоянии и характере облаков... Это был незаметный и необходимый труд.

Возможность побывать в горах, пожить на высоте и собственными глазами увидеть, как "делается" погода, открылась внезапно, и я, не задумываясь, принял предложение поехать в горы.

Нигде и никогда прежде я не видел таких праздничных восходов, как здесь - на высоте трех с половиной тысяч метров; нигде и никогда я не дышал таким прозрачным воздухом; нигде и никогда не наблюдал столь дружной, спокойно-деловитой обстановки. Внизу был один мир, здесь совершенно иной... К новой жизни надо было привыкнуть, и удалось это не сразу. Отправляясь в дорогу, можно ограничить свой багаж, но как избавиться от мыслей, вчера еще владевших тобой? Вот так взять и выскочить из круговорота событий не в твоей власти.

Поэтому, удалившись от земли и приблизясь на три с половиной тысячи метров к солнцу, я все еще как бы участвовал в жизни Игоря Петелина решится он или не решится поступить под начало Балыкова? Думал об Анатолии Михайловиче - за время нашего знакомства я прикипел душой к этому славному человеку. Пытался представить себе, что делает Белла Борисовна - женщина добрых намерений, не рожденная руководить людьми. Вновь и вновь вспоминал Карича - его жизнь давно уже была мне не безразлична, мне симпатичны люди с твердыми убеждениями. Мне недоставало моей взбалмошной Таньки, дочка не только доставляет своему отцу хлопоты и переживания, но еще заражает меня избытком жизненной энергии...

Словом, на акклиматизацию, и, если можно так сказать, отрешение от всего земного потребовалось время. И болезнь одного из наблюдателей, эвакуированного на вертолете, заметно ускорила этот процесс - я принял на себя часть забот временно выбывшего из строя товарища: записывал показания приборов, таскал воду из горного ручейка, что был метрах в ста от нашего домика, отважился попробовать свои силы в кулинарном искусстве - на станции не было штатного повара, и эти обязанности по очереди исполняли все.

А потом случилось непредвиденное - разбушевавшийся горный поток, снес единственный мост на единственной связывающей дороге, и возможность спуститься с гор отодвинулась для нас на неопределенное время...

Незаметно минул сентябрь. На вершинах выпал ранний снег. Похолодало. По утрам трава покрывалась льдистым беловатым налетом. Все чаще исчезали в темных клубящихся облаках вершины. Выходя ночью на площадку, где в решетчатых шкафчиках жили наши приборы, приходилось натягивать меховую куртку: ветер пробирал до костей...

В октябре прошел обвальный снегопад. Двое суток мы авралили, откапывая домик, площадку, подсобные помещения. Добывать воду в эти дни стало чистым мучением - до ручья не добраться, а чтобы натаять снега на всю ораву, приходилось трудиться пять часов...

Но сведения о погоде все равно уходили вовремя.

В ноябре на точку прилетел вертолет, привез аварийное питание для рации, баллоны с газом, продукты и почту. А вот замены эвакуированному наблюдателю не было.

Вертолетчики отчаянно торопились: погода портилась.

Выгрузили баллоны, загрузили аккумуляторы, оставались только ящики с продуктами... Взмыленный начальник метеостанции сказал:

- Если летишь, собирайся, ребята ждать не будут.

Вертолет улетел. Я остался...

Когда-то, теперь уже черт знает как давно, я спросил у одного человека, какая, на его взгляд, работа может считаться хорошей, а какая плохой? Мне было тогда лет четырнадцать и я учился в школе, ему - сорок, и он служил механиком.