Дорогой длинною - Анастасия Дробина

– Ну вот, а я и рта-то открыть не успела… - Марья Васильевна придвинулась ближе, положила руку на кулак брата. - Ты не кричи, а меня послушай.

Думаешь, зря я у них цельный день просидела? Ихняя Прасковья меня, как квартальный, допрашивала: что там у Насти с князем было, да чем кончилось, да не желаем ли мы её выдавать… Федька Волков по нашей Настьке давно с ума сходит, отца с матерью замучил - сосватайте да сосватайте… То вроде бы князь дорогу загораживал, а тут вот как раз освободилось. И нам не в накладе, Волковы - цыгане богатые, Настька тут же брульянтами обвесится, на своих лошадях в ресторан приезжать будет. Да и "Яр" - не осетровский трактир всё-таки. Распроизвестнейшие господа бывают! Прасковья меня так впрямую и спросила - можно ли сватать приходить? Не откажем ли?

– Откажу, - хмуро сказал Яков.

– Почему?

– Да потому!

Он встал, отошёл к окну. Марья Васильевна взволнованно перебирала кисти шали. Тени брата и сестры скрестились в лунном пятне. Мотыльки летели всё гуще: у свечи уже толклась целая туча.

– Не знаю, Маша. Чёрт знает что… - Яков отвернулся от окна, начал ходить по комнате. - Коль уж так вам приспичило - что, на Живодёрке своих женихов мало? Так в хоре скоро совсем голосов не станет! Зинка уехала, Настьку - замуж, будет с мужем в "Яре" распевать, Илья спит и видит, как бы в табор обратно сбежать, и Варьку за собой утащит, бессовестный… Кто петь-то будет? И потом, ты же как-то говорила, что Илья на Настьку вроде…

– Илья таборный.

– Он бы из-за неё остался.

– Ну так сходи к нему, подсунь дочь! - вспылила Марья Васильевна. – Что-то я не слышала, чтобы Илья Настьку сватал! Ты же сам кричал на всех углах, что за голодранца дочь не выдашь - вот и радуйся теперь, что наши цыгане к ней и подходить боятся…

– Замолчи! - сердито оборвал сестру Яков. Остановился у стола, попытался отогнать от свечи мотыльков. Ничего не выходило: бабочки летели и летели, опаляя крылья, на бьющееся под сквозняком пламя.

– Ладно, Маша. Делайте, что хотите. Если Настя согласна - я спорить не стану. Пусть хоть за чёрта лысого выходит. Ты с ней не говорила?

– Нет ещё. - Марья Васильевна пошла к двери. - Если не спит - пришлю её к тебе.

Она толкнула дверь. Послышался звук удара, чье-то жалобное шипение.

– Так… - сказала Марья Васильевна, глядя на потирающую лоб Стешку. – Ты что же здесь делаешь?

– Сижу-у-у… - заныла Стешка. - Только-только мимо проходила…

– На четвереньках, что ли, проходила? Ну, ладно. Позови сюда Настю.

– Ромалэ! Эй! Слыхали, что у нас? Настю сватать пришли!

Пронзительный голос Алёнки Дмитриевой донёсся с улицы и разбудил Илью, отсыпающегося после ресторанной ночи. Ничего не поняв и ухватив только имя Насти, он поднялся на локте и крикнул в окно:

– Чяёри, зайди!

Через минуту Алёнка вбежала в комнату. Маленькая, растрёпанная, с блестящими глазами, она возбуждённо подпрыгивала на месте и была похожа на галчонка.

– Настьку сватать пришли! Волковы из Петровского! В Большом доме сидят!

– Брешешь! - не поверил Илья.

– Шавка брешет, - обиделась Алёнка, - а я чистую правду говорю! Василий Алексеич с женой и с сыном пришли, с Яковом Васильичем договариваются. Наши все уже там.

Илья медленно сел на постели.

– Такие богатые! Такие красивые! - тараторила Алёнка. - Золотое колье с яхонтами для невесты принесли! Вот будет дело, если Яков Васильич согласится… Будет наша Настя в "Яре" великим князьям романсы петь!

Дэвлалэ, и за что ей всегда счастье? Никому, только ей одной!

За спиной Алёнки Илья увидел Варьку. Сестра, бледная, с закушенной губой, теребила в пальцах край кофты.

– Беги, чяёри, - встретившись глазами с братом, сказала она. - Спасибо за новость. Мы тоже сейчас придём.

– Не пойду я туда, - сказал Илья, когда за Алёнкой захлопнулась дверь.

– Как хочешь, - отозвалась Варька, - а я схожу. Интересно всё-таки.

Илья зло, исподлобья взглянул на неё. Варька, не обращая на него внимания, надела серьги, бросила на плечи шаль и, поправив перед зеркалом волосы, вышла за дверь. Спустя минуту Илья поднялся тоже.

В Большой дом они вошли вместе. Зал уже был забит цыганами. Илья протолкался вперёд.

За столом сидели Волковы - старик Василий Алексеевич, его жена и сын Фёдор в новом синем костюме. Это был парень лет двадцати двух, широкий в плечах, со смугловатым, тонким, довольно красивым лицом. Среди московских цыган он был известен как неплохой баритон и ещё лучший гитарист. Его тёмно-карие глаза смотрели на новых родственников спокойно и весело, пушистые усы курчавились над губой, на пальцах поблёскивали золотые перстни. Напротив Волковых Илья увидел Якова Васильева. Марья Васильевна в своём лучшем платье сидела рядом, а за спиной у неё стоял Митро. Мужчины негромко разговаривали. Женщины молчали, дружелюбно улыбались друг другу.

– Ну, что тут? - шёпотом спросил Илья у стоящего рядом Ваньки Конакова.

– Уже сговорились, - прошептал в ответ тот. - Яков Васильич за Настькой пять тысяч даёт и всю обстановку, как положено. Свадебное платье ей жених подарит, брульянты там ещё, и венчаться здесь, в Грузинах будут.

– А где Настя?

– Уже послали вино гостям подавать, придёт сейчас. Да вот она!

Илья вздрогнул, обернулся. На пороге залы стояла Настя.

Она казалась спокойной, даже безмятежной. Чуть дрожали опущенные ресницы, на плотно сомкнутых губах не было улыбки. В руках Насти был большой поднос, на котором стояла бутылка вина и хрустальные стаканы.

– Ну-ка, дочь, подай вина дорогим гостям, - с улыбкой сказал Яков Васильев.

Настя подошла к столу, разлила вино по стаканам. Она не подняла глаз даже тогда, когда подавала стакан жениху. Федька немного смущённо улыбнулся ей. Настя поклонилась, не взглянув, положила перед ним, как и перед другими, чистую полотняную салфетку и отошла за спину отца.

"Только б не выпили… Господи, дорогой, сделай, чтоб не выпили…" - молился Илья, по-дурацки надеясь, что сейчас произойдёт что-то такое, что не даст Якову Васильевичу выпить с Волковыми. Что угодно, господи… Гром грянет, дом развалится, Настя ударит отца по руке и велит не пить со сватами, скажет, что не хочет замуж… Ведь не может же, не может она выйти за этого Федьку!

Гром не грянул. Цыгане выпили, встали, обнялись, и дом взорвался радостными поздравлениями. Цыганки кинулись к Насте, мужчины столпились за столом.

– Принесите гитару! Эй, гитару сюда! - заорал Митро. - Невеста плясать станет!

Тут же зазвенели сразу три гитары. Середина комнаты мгновенно очистилась, и Настя вышла на паркет.

– Ну, давай, давай, пхэнори! - подбодрил её Митро, взяв рассыпчатый аккорд.

Настя приподняла руки, пошла по кругу, чуть заметно волнуя подол белого платья. Чёрные косы, откинутые за спину, мягко покачивались в такт.

– Дэвла, лебедица… - восхищённо сказал Ванька Конаков. - Право слово, сам бы засватал, да кто ж отдаст…

Илья молчал, чувствуя, как к горлу подкатывает горький ком. Не в силах отвести глаза, смотрел, как Настя останавливается перед женихом и, низко кланяясь ему, улыбается скупо, краем губ. Федька просиял. Вскочил, с победным видом оглянулся на цыган и под их одобрительное ворчание пошёл по кругу вслед за невестой. Ещё раз, другой, третий проплыло перед глазами Ильи бледное лицо Насти с будто примёрзшей к нему улыбкой. Он сделал шаг назад. Отступил за спины цыган и незаметно выскользнул из комнаты.

Илья был уверен, что пойдёт домой. Но в тёмных сенях, рядом с сундуком старой Малаши, его словно палкой ударили по ногам, и он сел на пол. Сильно, как никогда в жизни, болело сердце, в горле засаднило, стало трудно дышать.

Илья спрятал лицо в коленях. Глаза вдруг сделались горячими и сразу же – мокрыми. Он вцепился зубами в рукав рубахи, но было уже поздно. К счастью, в сенях было пусто и никто не мог увидеть, как Илья Смоляков, первый тенор хора, известный кофарь и конокрад, таборный цыган, ревёт как баба, уткнувшись головой в колени и колотя кулаком по холодному полу.

Скрипнула дверь из залы. Илья затих, торопливо провёл рукавом по лицу, вжался спиной в стену.

– Ну что, доигралась?! - послышался совсем рядом высокий, резкий голос, и Илья узнал Стешку. - Ну скажи мне, дорогая моя, зачем тебе это понадобилось?

– Ох, замолчи… - отозвался усталый Настин голос. Послышался шелест платья: она села прямо на порог.

– Молчать? Мне молчать?! - заголосила Стешка. - Да тут кричать надо, на всю улицу кричать! Если Яков Васильич ничего не понимает, так я сама всё сделаю! Я к Илье пойду! Я ему всё расскажу! Не допущу тебя за Федьку выйти!

– Не дашь? - сдавленный смешок. - Смешная ты, право… Уж всё сговорено, отец слово дал, а она кричит "не допущу". Не тереби меня лучше, я и так сейчас зареву.