Новая Магдалина - Уильям Коллинз

С этой мыслью пошла она вниз встретиться с Орасом в библиотеке.

Глава XXII

ЧЕЛОВЕК В СТОЛОВОЙ

В важных случаях жизни мы чувствуем или действуем, как нас побуждают наши наклонности. Но мы никогда не думаем. В уме Мерси было пусто, когда она спускалась с лестницы. Идя вниз, она не сознавала ничего, кроме опрометчивого побуждения дойти до библиотеки как можно скорее. Когда она дошла до двери, это побуждение внезапно оставило ее. Она остановилась на циновке, спрашивая себя, зачем она торопилась, когда у ней оставалось еще время. Сердце ее замерло, лихорадка волнения вдруг превратилась в холод, когда она посмотрела на затворенную дверь и задала себе вопрос: осмелюсь ли я войти туда?

Ее собственная рука ответила ей. Она приподняла ее, чтобы повернуть ручку двери. Рука ее опять беспомощно повисла.

Чувство собственной нерешительности вызвало у нее тихое восклицание отчаяния. Как ни было оно слабо, оно, очевидно, не осталось не услышанным. Дверь отворилась изнутри, и Орас очутился перед Мерси.

Он посторонился, чтобы пропустить ее в комнату. Но не пошел за ней туда. Он остановился в дверях и заговорил с Мерси, придерживая отворенную дверь рукой.

— Вам не трудно подождать меня здесь? — спросил он.

Она посмотрела на него с удивлением, сомневаясь, правильно ли она его поняла.

— Это будет недолго, — продолжал Орас. — Я с таким же нетерпением хочу узнать, что вы мне скажете, что не стану долго задерживаться. Дело в том, что за мной прислала леди Джэнет.

Прислала леди Джэнет! Чего хотела от него леди Джэнет в такое время, когда сама решила успокоиться, уединившись в своей комнате?

— Я должен вам сказать, что она присылала за мной два раза, — продолжал Орас, — в первый раз, когда я спускался вниз. Леди Джэнет захотела видеть меня немедленно. Я извинился. Леди Джэнет прислала опять. Она не пожелала принять извинения. Если я не пойду сейчас к ней, я только заставлю ее прийти ко мне. Невозможно подвергать риску наш предстоящий разговор. Мне остается только сходить к ней как можно скорее. Вам не трудно будет подождать?

— Конечно. Имеете вы какое-нибудь понятие, зачем вы нужны леди Джэнет?

— Нет. Что бы это ни было, она ненадолго отвлечет меня от нашей беседы. Вы будете здесь совсем одна. Я велел слугам не пускать никого.

С этими словами Орас оставил ее.

Первое, что почувствовала Мерси, было облегчение. Но ей сейчас же стало стыдно за эту слабость. Могла ли она радоваться временному облегчению в ее положении. Волнение, возбужденное таким образом, слилось в свою очередь с чувством огорчения.

«Если б леди Джэнет не прислала за Орасом, — думала она, — я знала бы уже свою судьбу!»

Время тянулось мучительно долго. Мерси ходила взад и вперед по библиотеке, все скорее и скорее, от нестерпимого раздражения, от сводившей с ума неизвестности. Вскоре даже большая комната показалась ей мала. Строгое однообразие длинных полок, уставленных книгами, тяготило ее. Она отворила дверь в столовую и выбежала туда, с нетерпением желая изменить окружающую обстановку, в надежде найти там больше пространства и больше воздуха.

Вступив в столовую, она остановилась, словно прикованная к месту, от внезапной перемены обстановки, тотчас успокоившей ее.

Комната была освещена только угасающим огнем камина. Смутно вырисовывалась фигура человека, сидящего на диване, опершись локтями на колени, с головой, опущенной на грудь. Он поднял голову, когда в отворенную дверь ворвался свет от ламп в библиотеке. Мягкий свет осветил его лицо, и она узнала Джулиана Грэя.

Мерси стояла спиной к свету, и лицо ее было в глубокой тени. Он узнал ее по фигуре и по позе, которую она машинально приняла. Эта непринужденная грация, эта прелестная красота линий фигуры принадлежали только одной женщине в этом доме. Он встал и подошел к ней.

— Я желал видеть вас, — сказал он, — и надеялся, что случай предоставит мне эту возможность.

Он подал ей стул. Мерси заколебалась, прежде чем села. Это было их первое свидание наедине с тех пор, как леди Джэнет прервала ее в ту минуту, когда она хотела рассказать Джулиану грустную историю своего прошлого. Искал ли он случая возвратить ее к признанию? Выражения, с которыми он обратился к ней, как будто свидетельствовали об этом. Она задала ему об этом вопрос напрямик.

— Я с глубоким участием выслушаю все, что вы пожелаете еще сообщить мне, — отвечал он. — Но как ни хочу этого, я не стану вас торопить. Я подожду, если вы желаете.

— Я боюсь, что должна признаться в этом желании, — возразила Мерси, — не для себя, а потому что мое время принадлежит Орасу Голмкрофту. Я ожидаю его через несколько минут.

— Не можете ли вы посвятить мне эти минуты? — спросил Джулиан. — Я со своей стороны должен сказать вам нечто такое, что, по моему мнению, вы должны знать, прежде чем увидитесь с кем бы то ни было, включая самого Ораса.

Он говорил унылым голосом, которого она прежде у него не замечала. Лицо его при красном свете каминного огня казалось постаревшим и озабоченным. Очевидно, что-то опечалило и разочаровало его после их последней встречи.

— Я охотно предлагаю вам все время, находящееся в моем распоряжении, — отвечала Мерси. — К леди Джэнет относится то, что вы хотите мне сказать?

Джулиан не дал прямого ответа.

— То, что я должен сказать вам о леди Джэнет, сказать недолго, — отвечал он серьезно. — Относительно ее вам нечего больше опасаться. Леди Джэнет знает все.

Даже тяжесть предстоящего свидания с Орасом вылетела из головы Мерси, когда Джулиан произнес эти слова.

— Пойдемте в освещенную комнату, — сказал он слабым голосом, — слишком страшно слушать это в темноте.

Джулиан пошел за нею в библиотеку. Мерси вся дрожала. Она опустилась на кресло и затрепетала еще больше от взгляда его больших блестящих глаз, когда он стал возле нее и печально на нее смотрел.

— Леди Джэнет знает все! — повторила она, опустив голову на грудь, и слезы медленно покатились по ее щекам. — Вы сказали ей?

— Я не сказал ничего ни леди Джэнет, ни кому бы то ни было. Ваше доверие священно для меня, я буду молчать, пока вы первая не заговорите.

— Леди Джэнет сказала что-нибудь вам?

— Ни слова. Она посмотрела на вас с любовью своими зоркими глазами, и сама дошла до истины. Она не будет говорить об этом со мной, она не будет говорить об этом ни с одной живой душой. Я теперь только узнал, как нежно она любит вас. Против своей воли она еще дорожит вами. Ее жизнь, бедняжки, была очень пуста, недостойна такой натуры, как она. Брак ее был без любви и бездетен. У нее были поклонники, но никогда не было друга в высшем значении этого слова. Все лучшие годы ее жизни она тщетно старалась полюбить кого-нибудь, и вот в конце ее жизни вы заполнили эту пустоту. Сердце ее вернуло свою молодость с появлением вас. В ее лета, да, впрочем, как и во всякие, возможно ли грубо разорвать такую связь только по трагическому стечению обстоятельств? Нет! Она вытерпит все, рискнет всем скорее, чем признается даже себе, что обманулась в вас. Дело идет более чем о ее счастье! В такой любви, как ее, есть гордость, благородная гордость, которая не захочет признать верного ясного открытия и отвергает самые неопровержимые истины. Я твердо убежден, зная ее характер и то, что я заметил сегодня, что она найдет предлог отказаться выслушать ваше признание. Мало того, я думаю (если ее влияние сможет это сделать), что она употребит все средства не допустить вас признаться в вашем настоящем положении ни одной живой душе. Я беру на себя серьезную ответственность, говоря вам это, — и не затрудняюсь это сказать. Вам следует знать, какие испытания и искушения могут вам предстоять.