Жалость унижает ментов и бандитов - Леонид Словин

Она ни о чем не спросила, заперла за ним дверь, поплыла впереди по широкому коридору — в красном берете, длинной железнодорожной шинели, словно натянутой на укороченный сверху контрабас.

Качан вслед за ней вошел в гостиную.

Тут было пасмурно: свет с улицы едва проникал сквозь плотные шторы. Скрытый от посторонних глаз невидимый мир государственной безопасности…

Первой, кого Качан увидел внутри, оказалась Динка Горячкина — механик Веркиной смены — угрюмая бесцветная уродка.

Динка стояла у двери.

В торце длинного стола впереди с зареванной физиономией сидела Верка. Лицо у нее было красное — ревела она, видно, уже давно. Увидев Борьку, потекла снова.

Дальше, в коридоре подсобного помещения, виднелась пышная крашенная блондинка средних лет. Борька ее сразу узнал: Веркина мать…

«А эта еще тут зачем?»

За столом спиной к окну сидел высокий мужик. Он обернулся. Рыжий, с острыми чертами лица, с глубокими провалами глазниц.

Качан узнал его:

«Подполковник Козлов…»

Комитетчик был одет по-домашнему — без галстука, в импортном свитере, в спортивных брюках.

— Хочешь, чтобы я представился? — спросил Рыжий.

Качан цокнул языком.

— Узнал, выходит?

— Транспортное КГБ.

Качан не удивился его костюму: комитетчики то и дело встречались с агентурой, в том числе и возвращавшейся из-за рубежа в составе туристических групп. С агентурой общались в гостиничных кафе, где-нибудь в кулуарах на теннисном корте.

Одеваться приходилось сооответствено.

— Вот и хорошо. Да ты садись, Борис! В ногах правды нет…

Качан подвинул стул. Он ничего не понимал.

— Девочки, вы пока пройдите. Ты туда… — Козлов показал Динке на внутреннеее помещение, — а ты, Вера, в коридор. Там стул. Мы с Борисом сейчас немного поговорим и разойдемся. Скоро будете свободны.

Дежурная по депутатской комнате исчезла еще раньше — неслышно астворилась вместе с шинелью, рыже — седыми прядями и сплющенным контрабасом.

— Кто-нибудь знает, что ты здесь? — спросил Козлов.

Качан покачал головой:

— Никто.

— Вот и хорошо… Поговорим как мужики и никто ни о чем не узнает! Я прав?

— Наверно…

Он так еще ничего и не понял.

— Разговор строго между нами, — Козлов изменил тон, спросил без напора. — Прошлой ночью, когда Верка приезжала к тебе, вас никто посторонний не видел?

Зеленоватый огонек тлел в самой глубине обрывистых глазниц.

«Вон оно что!»

— Мне, сам понимешь, не важно это. Я ей не муж. И сам тоже мужик. Просто обоим вам добра желаю…

Качан неожиданно успокоился.

— А зачем ей ко мне приезжать?!

— Да я не спрашиваю — «Зачем ей приезжать?» — Козлову показалось, что Качан его плохо понял. — Это ваше личное дело. Может задачки помогала решать. Я спросил только: никто вас не видел, когда она приезжала после волгоградского поезда…

Качан не ответил.

— Да мне не важно это. Пойми. Просто, чтобы ты знал, что я в курсе твоих дел. Ключ от ячеек вы Горячкиной оставили. Дине. Может напомнить? Она здесь. Не надо?

Козлов улыбнулся вполне дружелюбно.

Качан молчал.

— Я вижу, будет лучше, если она тебе сама скажет… — Он дружески коснулся борькиного рукава. — Ты не сомневайся! Вера тоже поначалу все отрицала. А теперь рассказала, как вы ездили. Вера!

Из коридора показалась заплаканныая Верка.

— Было все?

Верка беззвучно заревела.

Комитетчик поднял исписанные страницы, потряс ими, переложил на другой край стола.

— Не реви. Ты здесь все правильно записала? Собственноручно? Все так?

Она не ответила, залилась слезами.

— Я спрашиваю. Так все было?

Верка кивнула. На Борьку она старалась не смотреть.

— Посиди… — Козлов показал в коридор.

Верка снова вышла.

Козлов начал, помолчав:

— Если по-плохому, тут, Борис, сразу две семьи разбиться могут. Ее и твоя. Ты понимаешь: если все просочится наружу… — Он водил взглядом по лицу мента. — А зачем? Правда? Кому это нужно? Ведь так?

Качан был с ним согласен:

— Конечно так.

— А можно, чтобы никто и не узнал. Это уж как мы с тобой решим… Ты ведь оперативник. Агентурную работу знаешь. Все получится, если мы найдем общий язык. Ты меня понял.

— Чего ж не понять.

— Найдем общий язык? Как считаешь?

— Не знаю.

— Что же она врет на тебя?!

Качан пожал плечами.

— Вера! — крикнул Рыжий. В голосе послышалась злая нотка.

Верка снова появилась в гостиной.

— Друг-то твой! Говорит: врешь ты все на него!

Верка вновь зашмыгала носом.

— Может ты все выдумала?!

Картина была тягостная.

Козлов оказался никудышним агентуристом. А психолог и того хуже. Резал по живому. Тупым ножом. Может потому что контингент был не его, не кагебешный. Незнакомый.

— А, Вера? Выдумала ты все?!

— Не-ет…

— Ты ему говори, Борису…

Верка отвернулась.

— Я тебе верю… — Козлов опять отослал ее в коридор. — Ты врать не будешь…

Он снова принялся за Качана.

— Давай порассуждаем. Она описала, где ты живешь… — Он положил руку на бумаги. — Все очень подробно. Дом, квартиру. Где, что стоит… Чем ты это обяснишь?

Качан молчал.

— Все таки! Я хочу слышать. Ты же не мальчишка! Офицер! Как это объяснить?

— Не знаю. Может, кто ей рассказал? — Качан пожал плечами.

Козлов даже присвистнул.

— Ну, ты нахал!.. «Может, кто ей рассказал?!» — Старший опер предстал перед ним с неожиданной стороны. — А таксисту, который вас ночью привозил, тоже кто-то рассказал?! Вот он, номер машины…

Качан промолчал.

— Он все подтвердит.

Козлов увел взгляд. Зеленые искорки, глубоко запавшие меж глазниц, потухли. Развивать дальше тему такси кагебист не стал.

Качан догадался:

«Водитель вам ни хрена не сказал…»

— Да мне стоит только позвонить сейчас твоей жене и веркиному мужу. Знаешь, что тут произойдет?

Качан легко представил.

К их громким скандалам в доме уже привыкли.

Во время домашних сцен жена предпочитала зрелищность.

«Зачем это ей?» — Он не мог ответить на этот вопрос. Другие и он сам тоже предпочитали, чтобы никто не знал о происходящих время от времени в семье неурядицах.

Тут было все наоборот. Борька молча прикрывал то дверь, чтобы жена с криком не выбежала на лестничную площадку, то окно — чтобы она не аппелировала к старухам у подъезда.

Жена была невротичка и присутствие посторонних ее подстегивало. Впрочем, и Веркин муж, по ее рассказам, был тот еще хлюст.

«Тут сейчас такое начнется…»

— Позвонить ее мужу, Борис?!

— У них же маленький ребенок! — Качан посмотрел с укором.

— Поэтому я и считаю: лучше миром. Согласен?

Качан был согласен.

— Конечно, миром лучше.

— Ну вот. Давно бы так. Сечас все зависит от тебя…

Качан не поднял головы.

«Пропал ты, Борька… Потому что всегда сначала делаешь, потом думаешь! И все, с кем ты общаешься, все такие! Выпьете стакан — и уже нет удержу!»

В первый раз с Веркой тоже все получилось по пьянке.

Офицер, ехавший из ГДР, поставил чемодан в ячейку, попросил дежурную и опера в штатском, случайно оказавшегося в автоматической камере хранения посмотреть за вещами: все дорогое, ценное. Взять под персональную отвественность…

Офицер расплатился ящиком коньяка. Первую бутылку тут и распили всей сменой…

Козлов поспешил закрепить позицию.

— Значит было дело?

— Какое? — спросил Качан.

— С Веркой…

Качан отвел взгляд.

— Давай по-хорошему, Качан… Я ведь, в сущности, не об этом хотел с тобой говорить. О важных для государства вещах.

— Я не против…

— Для этого мы должны верить друг другу. Понимаешь?

Козлов посмотрел на часы.

— Сам видишь, все известно. Давай… Я ведь не могу долго с тобой заниматься… Кончится терпение — сам знаешь, что будет…

Качан промолчал.

— Тогда так, Борис. Сейчас Динка наберет телефон веркиного мужа и все ему расскажет. Ты этого хочешь? Последний раз спрашиваю…

Качан не ответил.

— Дина! — крикнул Рыжий. — Горячкина!

Механик вошла. Маленькая, плоскогрудая, ноги — палки. В глазах любопытство.

— Я дам команду — и ты позвонишь веркиному мужу. Скажешь, как все было в последнюю ночь. Поняла?

— Поняла! — Уродка ждала продолжения.

— Там, в коридоре, телефон.

— Я видела.

— Иди. А потом положишь трубку и позвонишь его жене. Номер телефона есть?

— Я записала.

— Ну все. Я крикну — дам команду.

Она послушно вышла.

Козлов смягчил тон.

— Не вынуждай, Качан. Давай… Все будет хорошо. Не мне это нужно. В конце концов, одно дело делаем для страны. Ведь правда?