Служба В Потешных Войсках Хх Века - Анатолий Отян

– Где он автомат взял? – сказал другой.

– Я-то почём знаю.

На тропинке, ведущей из лесу, появился солдат, вытирающий рукавом гимнастёрки сопли и слёзы. Отян давно обратил внимание на этого мальчишку. Смуглый, среднего роста, с красивым нежным лицом и детским взглядом больших глаз, он был ещё совсем ребёнком, несмотря на свои девятнадцать лет и из тех маминых деток, которые никогда не становятся мужчинами в понимании мужества и твёрдости. Женившись, они совершенно добровольно подчинены своим жёнам, любят своих детей, которые тоже слушают только маму и даже в старости у них сохраняется детский взгляд на жизнь, хотя они заканчивают ВУЗы, работают рядовыми научными сотрудниками или инженерами.

– Ванька, в чём дело? – спросил его сержант по фамилии Капаев.

– Дак, Федька выломал дверь в леднике, подошёл ко мне, ударил, забрал автомат и сказал, что пойдёт убивать старшего лейтенанта

Бабаяна и всех офицеров.

– Зачем ты отдал ему автомат?

– Дак он забрал Вы знаете, товарищ сержант, какой он сильный. Как и вы.

– Отогнал бы его по Уставу.

Ванька молчал, опустив голову.

– Солдаты, мать вашу, и зачем таких в армию берут.

Капаев был простым парнем, коренастый, среднего роста, не глупый, с жёстким взглядом серых глаз. Солдаты отделения, которым он командовал его уважали.

Оказалось, что Федька, о котором шла речь, был тот самый солдат из западной Украины, что убил скворца. Фамилия его была Кныш. Он сразу после обеда напился водки, и офицер Бабаян посадил его в ледник, служащий холодильником для столовой. В России, на Украине в больших хозяйствах зимой на водоёмах рубили лёд и укладывали его в погреб, который служил холодильником. Лёд держался до следующих холодов. Такой ледник был и на аэродроме Фёдоровка, кировоградского аэроклуба..

Кнышу бросили туда шинель, но он, побыв в леднике полчаса, выбил ногой дверь, забрал у Ваньки автомат и пошёл убивать Бабаяна. Бабаян и командир отряда майор Бояров, мгновенно куда-то смылись.

Из лесу, держа автомат, как пистолет, в распущенной гимнастёрке с закаченными до локтей рукавами, нагнув голову на бычьей шее и глядя по сторонам звериным взглядом, вышел Кныш. На нём не было головного убора, и короткие рыжеватые волосы торчали в разные стороны. Отян вдруг, на мгновение, вспомнил первых немцев, которых он увидел

Весёловке в начале сентября 1941. Только те смеялись и ничем ему тогда как будто не угрожали, но за много прошедших с тех пор лет они превратились в его памяти из весёлых солдат в образ врага. Его личного врага, и поэтому память переключила их на Кныша – он тоже превратился из сослуживца во врага.

Все продолжали сидеть и стоять возле выхода из казармы, и только

Капаев сделал несколько шагов навстречу Кнышу. Кныш направил на него автомат и приказал:

– Стой!

– Не дури Федька!

– Я сказал стой! – хриплым голосом зарычал тот, но Капаев попытался подойти ближе. Раздалось два выстрела. Пули пролетели рядом с головой

Капаева и пробили стену деревянной казармы прямо над головами солдат, сидящих и стоящих возле неё. Их как ветром сдуло внутрь казармы, даже в дверях образовалась пробка из-за паники. Все сбились в коридоре, но кто-то сказал, что пули пробивают стены казармы и опять образовалась небольшая давка, чтобы протиснуться через двери.

Анатолий тоже хотел вскочить вместе со всеми и убежать подальше от возможного кровопролития, но увидел, что Козлов и Оршинский продолжают стоять рядом и остался сидеть на скамейке. Страх сжал что-то в груди и внизу живота, но стыд перед Козловым и Оршанским и, прежде всего, перед собой удержали его на месте. Кровь ударила в голову и мелькнула мысль, что, где делись офицеры, почему никто не даёт приказ на уничтожение бандита в форме советского солдата?

Капаев стоял от Кныша в пяти шагах. Стоило удивляться мужеству этого человека, который спокойно спрашивал пьяного вооружённого мерзавца:

– В кого ты стрелял в лесу?

– В старшину.

– Убил?

– Ни, налякав (испугал). А ну пропусты!

– А что ты хочешь?

– Убыты Бабаяна и Боярова.

– Их обоих нет. Отдай, Федя, автомат, и я никому об этом не расскажу.

– Ни, я их убью.

– Хорошо, если не веришь, идём посмотрим. Если они есть, убьёшь и меня вместе с ними, если их нет, то отдашь автомат.

Кныш постоял, какие-то шарики вращались в его волчьем мозге, и сказал:

– Пиду в село, убью суку Машку.

– Сегодня рабочий день, а она приезжает из Тулы по воскресеньям,

– пытался остановить его Капаев.

– Вона в отпуску, – сказал Кныш, и предупредил Капаева:

– Будешь за мной идти, убью, – и опять выстрелил поверх головы

Капаева.

– Шесть, -услышал Отян рядом голос Звягинцева.

– Что шесть? – спросил его Отян.

– Он израсходовал шесть патронов. Второго магазина у него нет, значит, в магазине двадцать четыре патрона осталось. Многовато, – заключил Звягинцев.

Кныш пошёл вперёди к нему присоединился Козлов. За ними метрах в пяти пошли Отян, Оршанский и Звягинцев. Откуда-то со стороны казармы раздался голос старлея Трофимова:

– Отян, вернитесь назад, это не ваше дело, – но тот сделал вид, что не слышит.

Тогда Трофимов, приглушая собственный голос, повторил:

– Отян и все члены команды, вернитесь.

– Сам бздун, в штаны наложил и нам приказывает, – резюмировал

Звягинцев.

В этот момент необычное шествие зашло в село. Кныш, постоянно оглядывающийся опять остановился и сказал Капаёву:

– Щэ одын шаг и я тэбэ вбью, – и опять дал очередь уже из трёх пуль.

– Двадцать один, – подсчитал Звягинцев.

В селе жильцы, услышав выстрелы, любопытствуя, выходили на крыльцо, но, увидев странное шествие, быстро заходили внутрь и закрывали двери.

Отяну было неимоверно страшно, но спокойная уверенность Капаева, который приблизился к Кнышу на четыре шага (от которых до смерти, как поётся в песне, всего ничего) придавала и ему и его друзьям по команде смелости присутствовать, а не удрать от той продолжающейся драмы, вот-вот готовой обратиться в трагедию. Возле одного из домов в палисаднике играли четверо детей возрастом от четырёх до шести лет, и Кныш остановился и, указывая детям автоматом на стену дома, сказал.

– А ну ставайте сюды.

Дети не понимали чего от них хотят, но, глядя широко открытыми глазами на странного или страшного дядьку, встали под стену, прижавшись друг к другу. Вдруг на противоположной стороне сельской улицы, тремя или четырьмя домами ниже открылась дверь и на крыльцо вышла знакомая всем Машка. Она секунду смотрела на происходящее и закричала так сильно, что голос её скрипел:

– Солдаты, сволочи-и! Что ж вы смотрите, как он хочет детей убить! Остановите…