Театр теней - Кевин Гилфойл

Когда «Теневой мир» только появился, многие полагали, что пространство игры станет картой, на которой человечество начертит свой путь к Утопии. Считалось, что эксперименты в виртуальном мире заставят людей понять, что у каждого есть бесконечные возможности выбора. «Теневой мир» должен был стать катализатором, позволившим человечеству проявить свой истинный потенциал. И тогда мы изобрели бы синтетическое топливо, нашли лекарства от неизлечимых болезней, создали новые, более совершенные формы правления и межгосударственных отношений. Однако, как вы знаете, этого не произошло. Пока, по крайней мере. Через шесть лет после создания игры жизнь в «Теневом мире» стала зеркальным отражением, двойником реальной жизни. Уровень преступности в виртуальном мире примерно такой же. Болезни распространяются с той же скоростью. Войны между государствами происходят с той же частотой. Коррупция в правительстве, должностные преступления в компаниях — все это есть, для виртуальных персонажей соблазн так же велик, как и для реальных.

Как вы думаете, почему так происходит? Социологи, изучающие это явление — неплохая работка, кстати, если удастся устроиться, — в зале раздался смех, — предлагают несколько вариантов объяснения. Начать с того, что так называемые «реалисты» составляют более четверти игроков. Социологи утверждают, что именно те, кто воспроизводит в онлайн-игре свою истинную жизнь, необходимы для ее стабильности. Сам факт их существования гарантирует, что «Теневой мир» не будет заселен исключительно мечтающими о славе киноактеров или рок-певцов. — В зале опять засмеялись. — В процессе игры «реалисты» не совершают отчаянно рискованных поступков, не терпят неудач и не возвращаются к началу игры. Их жизнь в виртуальности течет спокойно, они руководят страховыми компаниями, булочными или кинотеатрами. Они и есть та невидимая материя, что делает «Теневой мир» таким реалистичным. Таким живым. Таким популярным. Вот парадокс! Мир фантазии кажется нам особенно притягательным как раз потому, что он так похож на мир реальный.

У моего близкого друга, Уолтера Хиршберга — он уважаемый человек, профессор Чикагского университета — есть другое объяснение: возможно, Утопии не могут существовать потому, что в относительно свободном обществе счастье — величина постоянная. — Тут Дэвис сделал паузу, так как собирался перейти к абстрактным понятиям. — Разумеется, несчастье — тоже константа, и всегда одни люди будут счастливее других. Но если сложить все наши таланты, мечты и способности, наше вероломство, тщеславие, щедрость, наши технологии, пристрастия, надежды, тревоги, любовь и злость, то выяснится, что в совокупности человечеству свойствен некий средний уровень счастья. Этот уровень может меняться на короткий промежуток времени и снова возвращаться в состояние равновесия.

Какое же это имеет отношение к науке и свободе? Уолтер считает, что когда человечество пребывает на обычном для себя уровне счастья, ограничение свободы приводит, говоря языком экономики, к чистым потерям счастья. — Аплодисменты. — Нет, конечно, законы нужны нам для поддержания определенного порядка. — Гул, ироничные возражения. — Да-да, я знаю, у нас тут анархистов — хоть пруд пруди. — Смех. — Но те законы, которые направлены на ограничение свободы и родились при этом из чувства страха, из невежества, из-за того, что упорствующие в своих заблуждениях фанатики пытаются навязать нам свою версию Утопии, — такие законы волной прокатываются по обществу и оказывают на него негативное воздействие. Акт Бакли-Райса «О препятствовании клонированию» — к счастью, пока еще не утвержденный! — как раз из таких вредных нормативных актов. — Восторженные аплодисменты. — И у нас есть тому подтверждение.

Год тому назад в «Теневом мире» законодательная ветвь власти утвердила акт Бакли-Райса. В результате в виртуальной вселенной был зафиксирован рост детской смертности, числа клинических случаев депрессии, случаев насилия, осуществляемого матерями, страдающими послеродовой депрессией, и повсеместный рост количества самоубийств. Рост небольшой, всего на несколько процентов, но эти цифры, как и следовало ожидать, не полностью соответствуют реальному росту числа самоубийств. Могу ли я с полной уверенностью утверждать, что это общее снижение уровня счастья напрямую связано с актом Бакли-Райса? Нет, сам бы я до такого не додумался. Но я могу поведать вам, что сказал по этому поводу Уолтер Хиршберг, потому что позвонил ему и спросил об этом.

Но прежде я хотел бы отметить, что Уолтер, несмотря на дружбу со мной, не является сторонником клонирования. Мы с ним уже много лет ведем этот этический спор. Однако даже Уолтер согласен с тем, что утверждение акта Бакли-Райса было бы ужасной ошибкой. Законы не могут регламентировать нравственные нормы. Они не должны отвечать на вопрос, следует или не следует делать те или иные вещи. Законы должны отвечать на вопрос, имеем ли мы право их делать или нет. И в случае с клонированием ответ очевиден: да. Способность составлять генетические карты, успешная, даже ставшая повседневной операция по клонированию человека — одно из величайших достижений нашего века. И если Конгресс Соединенных Штатов Америки утверждает вопреки всем доказательствам, что мы не умеем права клонировать стволовые клетки, для того чтобы продлевать людям жизнь, что мы не имеем права использовать клонирование для лечения бесплодия и борьбы с наследственными заболеваниями, не имеем права продолжать поиски ресурсов и инструментов, которые помогли бы уменьшить страдания наших пациентов, — значит, конгрессмены действуют не во благо американской нации, из-за них растет уровень несчастья американцев.

Раздались одобрительные возгласы, все начали аплодировать. Кто-то в центре зала вскочил, и тут же стали подниматься остальные. Спустя минуту на ногах был уже весь зал, и овация все усиливалась — люди праздновали единство мнений. Дэвис улыбался и ждал. Наконец голоса стихли, послышалось шарканье стульев по вытертому ковру, и все заняли свои места. Дэвис продолжил:

— Это вовсе не означает, что следует поставить точку в дискуссиях о клонировании. Мы с Уолтером спорим на эту тему каждый раз, когда встречаемся. Он считает, что если мы и можем клонировать человека, это вовсе не означает, что нам следует это делать. Я отвечаю ему, что он неправильно ставит вопрос. Если мы можем сделать что-то: улучшить здоровье человека, сделать человека счастливым, — разве мы не обязаны делать это? — Аплодисменты. — К вам приходит пара. У них не может быть детей, или они боятся их заводить по медицинским показаниям. Они просят вас о помощи, и у вас есть средство, чтобы помочь им. Если вы откажете, разве это будет этично? — Еще более дружные аплодисменты. — Уолтер говорит: то, что вы делаете — потрясающе. Я согласен с ним, хотя мы вкладываем разный смысл в это слово. Его поражает, что мы можем взять клетку из крошечного кусочка ногтя и сделать из нее человека. Я отвечаю ему, что природа делала это всегда, от начала времен. Вот зачатие — это действительно чудо. Из двух — одно. Ведь только для низших организмов характерно бесполое размножение.

Мы не «делаем людей», как предполагает Уолтер. Мы просто даем человеку маму и папу. Вот что по-настоящему потрясающе. — Мгновение тишины, и вновь аудитория выражает согласие. — Однако в другом я с Уолтером полностью согласен. Наша деятельность такова, что мы обязаны постоянно вести строгое наблюдение и обсуждать этические вопросы всех ее направлений. Одна из причин, по которой я всецело поддерживаю усилия этой организации, — Дэвис сделал широкий жест в сторону висевшего у него за спиной плаката Калифорнийской ассоциации, — заключается в том, что свободное общество должно принимать сложные этические решения, должно взвешивать последствия своих действий, должно открыто обсуждать и искать аргументы в поддержку тех или иных шагов. Только существование в условиях диктатуры лишено моральных дилемм. Ни на кастровской Кубе, ни в саддамовском Ираке, ни в Северной Корее Ким Чен Ира простые люди не спорили о том, что им следует делать и что не следует, а только о том, что им можно, а что нельзя.

Люди утилитарного склада призывают нас не забывать о всеобщем благе. В качестве философского подхода этот тезис имеет право на существование. Генеральный прокурор, а вместе с ним и сторонники акта Бакли-Райса постоянно прибегают к подобной аргументации. Он утверждает, что во имя всеобщего блага правительство должно регламентировать научные исследования, запретить все, что связано с клонированием, позволить конгрессу решать, чем следует, а чем не следует заниматься ученым в этой стране. Но господа, а как насчет тотального зла? Луддит сопротивляется новой технологии исключительно из страха перед ней. Но если мы остановим или даже замедлим генетические исследования, тысячи умрут, десятки тысяч пострадают, и миллиарды — по сути, все свободные люди планеты — будут в проигрыше.