Живущие в ночи. Чрезвычайное положение - Питер Абрахамс

Ну и денек, черт побери! Утром Эндрю удрал со спортивного состязания между школами и поехал вместе с Эйбом на похороны расстрелянных в Ланге. У входа в локацию не было часовых, никто не требовал пропусков. От сторожевой будки осталась лишь груда обугленных досок. Угрюмые африканцы с подозрением косились на двух незнакомых цветных.

После похорон они вернулись на машине Эйба в Кейптаун и там как-то умудрились потерять друг друга. Первые две атаки полиции они пропустили и увидели лишь взбудораженную толпу. Зато когда началась третья, Эндрю оказался в самой гуще свалки. Он старался забыть происшедшее, вытравить его из памяти, но воспоминание было еще слишком свежо. Короткий приказ разойтись. Странное выражение на лице начальника полицейского отряда. Грозовая атмосфера. И нелепые кривляния разносчиков: «Бананы, баас[4]», «Шесть на шиллинг», «Купите бананы, баас». Внезапно, прежде чем он успел сообразить, что случилось, все бросились врассыпную, толкая друг друга и оглашая воздух истошными воплями. Какая-то женщина споткнулась и упала. Мальчишка-газетчик улепетывал, обхватив руками окровавленную голову. А Эндрю, не задумываясь, нырнул в проход между лавчонками, обгоняя полицию и толпу, и вот очутился здесь.

К этому времени уборная была уже набита битком; одних притиснули к дверям кабинок, другие сидели на умывальниках, а третьи стояли на ступеньках. Кто-то пришпилил к стенке объявление: «Пожалуйста, потеснитесь». Воздух отравляло зловоние, запах мочи и пота; было сыро и душно. Какая-то женщина звонко рассмеялась, но на нее тут же зашикали со всех сторон. Эндрю нестерпимо хотелось на улицу — лучше уж полицейские дубинки, чем это! Он поедет к себе в Грасси-Парк или на квартиру Руфи. Только бы выбраться из этой чертовой дыры! Если сюда зайдет полиция, их всех переловят, как крыс в мешке, вернее сказать, как крыс в нужиике. Кожа его зудела, и по спине струился обильный пот. Нет, нет, он должен выбраться отсюда! Эндрю протолкался сквозь толпу, стоявшую на лестнице, и осторожно выглянул на улицу. В воздухе все еще витал едкий запах слезоточивого газа. Сколько он проторчал внизу? Минут двадцать? Или двадцать пять? Площадь Грэнд-Парейд была совершенно пуста, ни одного полицейского. Повсюду валялись клочья бумаги, кое-где попадались потерянные ботинки и туфли, разбитые бутылки, а в одном месте лежала кукла.

— Вое спокойно, — крикнул Эндрю вниз. — Можете выходить. — Он застегнул пиджак, потравил галстук и быстро зашагал к вокзалу.

Глава вторая

Вокзал был запружен народом. Кругом стояли полицейские; они мрачно взирали «а толпу, придерживая руками кобуры. Атмосфера была напряженная и враждебная. Эндрю подошел к кассе для небелых и купил билет до Пламстеда. Там ему предстоит пересесть на автобус, а эти автобусы вечно запаздывают. У себя дома, в Грасси-Парк, о «примет ванну, перекусит и лишь потом отправится к Руфи. Как там Эйб? — беспокоился Эндрю. Успел он убежать от полиции и сесть в свою машину? Надо будет ему позвонить. Люди, толпившиеся на перроне, громко обсуждали последние события: разгон демонстрации на площади, похороны в Ланге и забастовку. Эндрю слышал вокруг голоса, но не прислушивался. У него была одна мечта — скорее попасть домой. А может быть, заехать сперва к Руфи? Он задумался. Нет, лучше повидаться с ней позже, в более спокойном состоянии.

Когда подошел поезд, толпа хлынула вперед, и молодой белый констебль стал оттеснять передних. Послышался ропот и угрозы. Полицейский расстегнул кобуру, нервно поглядывая перед собой. Неужели все начинается сначала? Эндрю вздрогнул. Господи, пронеси! Господи, пронеси!

Он втиснулся в вагон и занял место возле окна. Соседка у него оказалась очень разговорчивая: она живо описывала события на Грэид-Парейд. Эта женщина потеряла сумку на площади и винила в этом правительство. Она немного напоминала Эндрю миссис Каролиссен. То же костлявое крестьянское лицо, тот же сухой, монотонный голос. Все-таки хозяйка у него приличная. Называет себя «респектабельной цветной дамой», но, несмотря на мещанские предрассудки, пожалуй, не так уж плоха; во всяком случае, можно было нарваться на гораздо худшую.

Его только раздражало, что она зовет его «мистер Д.». «Мистер Д., у вас столько книг, неужели вы все читаете? — Она всегда говорила по-английски, но с сильным акцентом. — Должно быть, вы истратили на них уйму денег. Но нам, цветным, нельзя жалеть денег на учение, если мы хотим чего-нибудь добиться».

Колоритная женщина, ничего не скажешь. В девичестве ее звали Милли Эррис, Миллисент Эр рис, но у нее хватило сообразительности — да и удача помогла — сменить свою фамилию на более приемлемую в глазах общества; как миссис Миллисент Каролиссен, она простирала свою власть не только на мужа, никчемного, незаметного человечка, и пятерых детей, но и на Эндрю. Он думал о ней с насмешливой улыбкой. Чересчур хорошо одевается, чересчур властно держится и употребляет чересчур много пудры. Достойный столп местной голландской реформатской церкви. Мужа своего она заставила сделаться старшиной прихода; это не приносило ему ничего, кроме лишних хлопот, зато высоко подняло ее престиж. Гостиная ее сверкала чистотой, но заставлена была громоздкой, аляповатой мебелью, и на стенах красовались увеличенные фотографии ее (не его) предков в массивных черных рамах. В коридоре висели две репродукции: на одной был изображен Христос с кровоточащим сердцем в руках, на другой — королева Елизавета Вторая. Своего мужа и четырех сыновей миссис Каролиссен держала в строгости и всю свою любовь изливала на единственную дочь Чармейн, которая изводила Эндрю своей игрой на фортепьяно. Он знал, что хозяйка тяготится его присутствием, но ей очень нужны деньги, которые он платит за полный пансион. К тому же ей важно было, чтобы в доме у нее жил человек с определенным общественным положением — учитель средней школы. Но Эндрю хорошо понимал: как только Элдред окончит школу и получит диплом, его тотчас попросят съехать. Одного учителя в доме за глаза достаточно. И вот еще что: он не знает, как она относится к его политической деятельности. Очевидно, обо всем догадывается, но держит свои мысли гари себе. Пожалуй, на нее можно положиться в трудную минуту. Так, по крайней мере, казалось.

Во всяком случае, утром двадцать четвертого она не подвела. Когда это было? Пять дней тому назад. Воскресенье, суббота, пятница, четверг. Пятница или четверг? Конечно, четверг. В тот день он в последний раз виделся с Руфью и рассказал ей об обыске. С белыми девушками надо всегда быть начеку, но Руфь — другое дело. Да, это было в пять часов утра в четверг. Да, да, именно в четверг, миссис Каролиссен легонько постучала в дверь.

— Мистер Д.?

Недовольный, что его разбудили, Эндрю перекатился на другой бок и поправил подушку.

— Мистер Д., вы не спите?

Вот, черт, пристала! Он нашел выключатель, повернул его и заморгал, ослепленный ярким светом.

— Вы не спите, мистер Д.?

— Нет. А в чем дело?

— К вам полицейские.

В один миг сон слетел с него. Какого дьявола нужно им в такую рань! Проклятье! Наверное, из политической полиции. А у него эти книги на полках. И брошюры в портфеле. Надо быть осторожнее. И самое худшее — у него с собой протоколы собраний.

— Где они сейчас?

— В гостиной. Хотят вас немедленно видеть.

— Скажите им, пускай подождут! — воскликнул Эндрю, запирая дверь.

Он напялил на себя халат и стал нащупывать ногами шлепанцы, пробегая глазами заглавия книг: «Современные мексиканские художники», «В Африке», «Курс норд-вест», второй том «Аналитического исчисления». Да ладно, бог с ними, с этими книгами! Все равно теперь уже ничего не спрячешь. И зачем их нелегкая принесла, этих полицейских! Он отпер дверь я увидел в коридоре испуганную миссис Каролиссен.

— Успокойтесь, все будет в порядке! — шепнул он. — Ложитесь спать. И кстати, отнесите, пожалуйста, мой портфель к себе в спальню.

Эндрю был удивлен ее покорностью, но у него не было времени для размышлений. Когда он проходил мимо, она кивнула головой в знак того, что все сделает. У стеклянной двери стояли два детектива в штатском: один белый, другой цветной. Цветного он знал — это был Септембер.

— Сержант Блигенхаут, из особого политического.

— Да? — безучастно откликнулся Эндрю.

— Разрешите задать вам несколько вопросов?

— Ни свет ни заря?

— Да.

— Ну что ж, присаживайтесь. — Он указал с напускным спокойствием на кушетку.

— Сейчас проверю… Вы Дрейер. Эндрю Дрейер? — спросил полицейский, заглядывая в список и доставая из кармана записную книжку и карандаш. Септембер стоял на страже у дверей.

— Да.

— Вы здесь живете?

— Снимаю комнату.

— Если не ошибаюсь, вы учитель?