Кое-что о любви - Элизабет Бойл

Настоящей леди, как же! Дочь грабителя с большой дороги и…

– Мама… – Эммелин запнулась, замолчала и отвернулась, так чтобы он не увидел слез, готовых потечь по её щекам. Её отец-разбойник постоянно отсутствовал, а мать, находясь с ней рядом, в мыслях блуждала среди блеска аристократического общества, словно провела там всю жизнь. А когда приходила в себя и видела действительность, её безумие сменялось печалью. – Её больше нет, и я не хочу говорить о ней плохо.

– Я вернулся, – после долгого молчания снова промолвил Элтон. – Я узнал, что она больна, и приехал сразу же, как только смог.

– Как скажете.

– Ты поставила ей хороший памятник.

При этих словах Эммелин снова взглянула на него.

Элтон вернулся, хотя не очень скоро и, очевидно, не сразу после смерти матери, потому что много лет камня не было, пока в одну зиму Эммелин не выиграла достаточно для того, чтобы отметить её могилу достойным надгробием.

– Как бабушка? – спросила Эммелин, боясь, что он может неправильно понять её интерес.

– Жива, – усмехнулся он. – Спрашивает о тебе, постоянно спрашивает. Знаешь, правильнее сказать, мучает расспросами. – Он оглянулся через плечо на Эммелин. – Она винит меня за то, что ты стала такой.

Эммелин засмеялась, ощутив почти сочувствие к Элтону. Его мать, в определённых кругах известная как Старшая Мама, была настоящей старой ведьмой, и именно она учила Эммелин играть в пикет и пармиель – и учила так, чтобы быть уверенной, что Эммелин обыграет любого, пользуясь приёмами не менее искусно, чем она сама.

Они продолжали поездку в молчании. Наконец Эммелин решила разгадать причину неожиданного семейного воссоединения.

– Что вам нужно на самом деле, отец?

– Благополучно вытащить тебя отсюда. Я могу поговорить с его милостью. Попросить, чтобы он нашёл для тебя достойное место.

– Клянусь, – привстав, Эммелин взялась за задвижку на дверце, – я сейчас же выпрыгну из этой коляски, если вы посмеете…

– Сядь, Кнопка. – Элтон стегнул лошадей кнутом, и они ускорили бег. – Я всегда был вспыльчивым. Раз ты так хочешь, я ничего не скажу Темплтону. Но я буду следить за тобой, чтобы знать, что тебе не причинили вреда.

– Мне никто не сделает ничего плохого. – Во всяком случае, Седжуик, хотя это было не совсем правдой. Сердце Эммелин попало в большую беду, но с этим никто ничего не мог поделать.

– О, твой барон порядочный парень, но этим Денфордам я не доверяю.

– Денфордам?

– Хьюберт и леди Лилит не более чем приживалы, – покачала головой Эммелин.

– Я не уверен в этом.

– Что вам известно о Денфордах? – Что-то в словах Элтона заставило её задуматься.

– Я наблюдал за ними, и мне не понравилось увиденное.

– У них нет денег, если это вас интересует. Их существование зависит от Седжуика.

– Ты будешь меня слушать, Кнопка? Меня не интересуют деньги, я беспокоюсь о тебе.

Сложив на груди руки, Эммелин недоверчиво хмыкнула. Она не помнила дня, когда отец не искал бы очередную добычу. Она пошла по его стопам, ещё в раннем возрасте получив от него жизненные уроки.

– Ты такая же упрямая, какой была твоя мать, но у тебя на плечах светлая голова, поэтому послушай меня. Этот Хьюберт Денфорд замышляет нехорошее. Последние несколько дней он болтается по причалам и сейчас опять там. Он что-то выискивает и страшно жаждет прибрать это к рукам.

– Какое отношение это всё имеет ко мне? – удивилась Эммелин, несмотря на свою сообразительность, и бросила взгляд на отца.

– Не знаю, но этот человек прячется. Он опасен, Кнопка, помни мои слова. У него на уме предательство, вот так.

«Это уж слишком», – подумала Эммелин. Хьюберт Денфорд опасен? Конечно, он хитрый тип, но коварство и предательство – совсем не те слова, которые у неё когда-либо ассоциировались с тупым кузеном Седжуика.

Однако Элтон не ограничился своими нелепыми намёками.

– Мой хозяин заметил, что ты разозлила леди Оксли и её дочь готова была выцарапать тебе глаза. – Он слегка усмехнулся, как будто не ожидал от Эммелин ничего другого. – Маркиз считает, что ты была хороша. Прямо так он и выразился. «Элтон, – сказал он, – это был самый замечательный вечер из всех, что я когда-либо проводил у леди Оксли. Эта задиристая леди Седжуик поставила на место старую курицу». – Элтон улыбнулся Эммелин. – Он назвал тебя задиристой, а в устах моего хозяина это самая высокая похвала.

Эммелин не понимала, как что-то, произнесённое фатоватым маркизом, могло так высоко цениться, но с вниманием отнеслась к продолжению отцовского рассказа.

– Ты нажила себе врага в лице леди Оксли, значит, и её дочери, а затем и мистера Денфорда. Нет ничего хуже, когда голодная и обязанная тебе лиса живёт под твоей крышей.

Эммелин закатила глаза. Господи, ещё один совет из богатого деревенского запаса её бабушки, и не важно, что она сама часто цитировала неисправимую старую женщину.

Но хотя пословица и была деревенской, в словах Элтона относительно леди Лилит и Хьюберта содержался здравый смысл. Эммелин и сама прекрасно понимала, что Денфорды встретили её появление с откровенным беспокойством, особенно когда они решили, что у Седжуика и его жены безумно счастливый второй медовый месяц, способный подарить наследника, который разрушит надежды Хьюберта. Это вполне могло сделать опасным даже такого размазню, как Хьюберт.

– Я вижу эту морщину у тебя на лбу, Кнопка, но не нужно ни о чём волноваться. Я не спущу с них глаз. А взамен я хочу, чтобы ты пообещала мне держаться подальше от Уэстли.

– Я не стану… – с возмущением начала Эммелин.

– Здесь в Лондоне для тебя это небезопасно, если вспомнить, скольких щёголей ты облапошила за последние годы.

– Что вы знаете о моих… путешествиях?

– Я пытался следовать за тобой, как ты должна понимать. Хотел найти тебя и убедиться, что ты в безопасности. – Элтон вытер лоб и снова стегнул лошадей. – Но у меня появились другие обязанности, поэтому я не мог сделать для тебя то, что мне хотелось. Однако это не означает, что я не слышал о твоих проделках. – Он снова сплюнул за борт коляски. – Герцогиня Шевертон! У этой женщины есть основания требовать, чтобы тебя повесили. О чём ты думала, Кнопка?

В этом последнем замечании прозвучало больше беспокойства, чем Эммелин надеялась когда-нибудь услышать от отца. Оно проникло к ней в сердце и, притаившись, пустило корни в том месте, которое, по её представлению, давно оставалось незанятым. Это была та её часть, которая верила обещаниям отца.

На протяжении многих лет Эммелин слышала, как мать горько жаловалась на бродячий образ жизни своего мужа, на его невнимание, на ремесло джентльмена с большой дороги. Мать никогда не верила, что семья была ему дороже, чем соблазн разбоя в безлунную ночь.