Наследник императора - Александр Старшинов

– Так что сам выбирай: упорствовать и умирать в муках или сказать про золото, – вмешался нетерпеливый Оклаций. – Если скажешь, где золото, жизнь сохраним: беги на все четыре стороны – только быстро беги, так чтоб и квадрига белых коней тебя не догнала.

– А коли я в самом деле не ведаю, где золото? – У Эмпрония уже в голове от долгого висения стучали настоящие молоты, и перед глазами плыло алое марево.

– Тогда умрешь, – сказал легионер-палач так буднично, будто речь шла о какой-то безделке.

– Спусти меня на землю. Я все скажу… – Эмпроний застонал. – Так ведь просто словами не скажешь. Я план, как пройти к кладу, нарисовать должен.

– Ну гляди… Обманешь, пытать буду долго. Очень долго, – пообещал палач.

Молчун спустил Эмпрония на землю, ног не освободил, да и руку выпростал из-под веревок только правую. Достал восковые таблички да стиль.

– Рисуй…

– Погоди! Пальцы онемели… – Эмпроний попытался сжать пальцы и не смог.

– Хватит! – рявкнул Молчун.

Эмпрония вдруг стало трясти.

– Я сейчас… я честно…

Он с трудом сжал пальцами стиль. И в этот момент сверху кто-то сбросил солидный камень. Да так ловко, что угодил как раз по голове Оклацию. Шлем загудел, и парень повалился на траву. Молчун метнулся в сторону – это и спасло – второй камень пролетел мимо.

Молчун ухватил пленника за шкирку и оттащил за дерево – укрыть за солидным стволом. Сам встал рядом. Огляделся. Было тихо. Тогда Молчун метнулся к снаряжению, схватил щит, прикрылся и побежал к Оклацию. Эмпроний не видел, что происходит, – он извивался ужом, пытаясь освободить вторую руку. Потом сообразил, что неправильно делает. Согнулся, принялся стилем рвать ремень на ногах.

– Монтан!

На крик пленник поднял голову. По тропе мчались двое. Ветур и рыжий – Эмпроний их сразу узнал. Но почему они здесь? Их же схватили легионеры! Освободились? Как?

Молчун ринулся бегущим наперерез.

Один римлянин против двоих даков. Шансов у палача было немного. Эмпроний вновь принялся рвать ремень на ногах. Звон металла, крики, глухие удары. Грохот металла по камням – кто-то скатился вниз. Фабр не поднимал головы, не ведал, кто побеждает. Стиль был острый, и вскоре ноги освободились. Он поднял голову. На тропе дрались двое – Ветур с римлянином-палачом.

Эмпроний вскочил, но тут же упал вновь – ноги не держали. Он перекатился, очутился на краю обрыва. Спуск был не так уж и крут, к тому же поросший травой. Обычно здесь паслись овцы, но сейчас никого не было – ни пастуха, ни его подопечных. Невдалеке лежал рыжий и не двигался. Эмпроний повернулся. Дак одолевал. Молчун, раненый, отражал удары, но силы его оставляли.

Если Молчун умрет, Ветур довершит задуманное и убьет Траяна. Эмпроний, сам не ведая, что делает, вскочил и заковылял к дерущимся. Ноги тут же прошили тысячи иголок. Молчун, решив, что помощь спешит к даку, вдруг воспрянул, отбил удар и сам сделал выпад, метя в шею. Ветур отскочил и ударил мечом – Эмпроний едва успел увернуться – иначе бы досталось ему. Меч дака опустился на подставленный щит. В этот миг Эмпроний подскочил сзади и всадил стиль в спину даку. Лазутчик пошатнулся и рухнул на колени.

Молчун, тяжело дыша, в недоумении смотрел на поверженного противника. Потом глянул на Эмпрония. Тот попятился. Дак стал подниматься, его шатнуло назад, и он едва не сбил с ног Эмпрония.

– Они пришли убить Траяна! – завопил лже-Монтан.

Он прыгнул и покатился с холма. Задержался на спуске возле рыжего, свободной рукой сдернул с него пояс и плащ, зажал добычу зубами и, то съезжая на заднице, то бегом добрался наконец до подножия холма.

Здесь вскочил на ноги и побежал, на ходу терзая ремни кинжалом. В лагерь нельзя. Если Молчун явится и расскажет о том, что приключилось, начнется дознание, а потом – пытки и смерть. Значит – бежать прочь. Навсегда прочь. Куда – неведомо. Но там, в лагере, у Ветура и рыжего союзник… ладно – пусть ищут. Молчун пусть ищет. Пусть пытает. Их – не его.

Он только что спас Траяну жизнь – и это его радовало. Но он никогда не получит за это награды – и это бесило. В голове – будто пылал пожар. Мысли лезли одна на другую, так стадо сбивается на узком горном карнизе и не ведает – двигаться дальше или повернуть назад, овцы лезут друг на дружку, сшибают в пропасть. Мысли – овцы… Эмпроний фыркнул – его разбирал смех несмотря ни на что. Он бежал и падал…

Что делать?

Где-то в горах его ожидало золото – сотни или даже тысячи фунтов золота, которое он планировал преподнести Траяну и получить великую награду. Но теперь до золота не добраться. Выхода не было – только бежать. Куда? Неведомо. Лучше всего – на восток. Рок преследовал его и

гнал, как несчастного Актеона – собственные псы. Надо переправиться через пролив и оказаться в Вифинии. Деньги? Он тряхнул кожаный кошель, пристегнутый к трофейному поясу, – там забренчало. На дорогу хватит. Можно вернуться в постоянный лагерь легиона. Там в легионном хранилище его сбережения. Если опередить гонцов-почтарей – еще когда Молчун и его друзья доложат о случившемся, и только после начальство разберется да отправит в лагерь сообщение – Эмпроний доберется до подаренных Траяном монет. Скажет – приболел, едет на лечение. Изготовит поддельный пропуск – не привыкать. Лишь бы до Вифинии добежать… жить хочется, смертельно хочется жить… Он опять фыркнул.

Споткнулся, едва не упал, присел у дерева. Тропинка тем временем выводила к дороге. По ней шагать и шагать – до темноты и уже в темноте. А здесь в тени он позволил себе немного передохнуть, испить воды из ручья – строители дороги вывели русло в небольшую чашу, чтобы путник мог напиться и напоить коня.

Отныне Авл не просто беглец, предатель и бывший доносчик – он дезертир. Простого дезертира, если поймают – за отлучку переведут на службу в какую-нибудь совершенно задрипанную часть ауксилариев. Но предателя и перебежчика – казнят. Была, конечно, надежда – бухнуться в ноги Траяну, умолять о прощении, в память прежних заслуг. Может, и простит. За золото даков простит. Эмпроний тут же представил надменно изогнутые губы, гадливую брезгливость в глазах человека, которого он обожал. «Нет, не переживу… презрения Траяна ни за что не переживу, – решил про себя. – Все что угодно. Но только не это».

Авл поднялся и побежал дальше.

У каждого легионера с Роком свои счеты. Бывает, хранит судьба долгие дни, а потом внезапно одна нелепая атака варваров, пущенная из засады стрела, и валится ветеран на пыльную землю с пробитой шеей, захлебываясь собственной кровью. А бывает так, как у Молчуна, – рана за раной уродуют тело, обезображенное лицо кривится в нелепой гримасе – гаже некуда, – а Кронос с острым серпом мимо проходит, косит белым глазом в сторону, не замечает. Вот и сейчас две новые раны – одна окровавила ногу, вторая – плечо, а смерть мимо махнула серпом и проскочила. Второго дака Молчун добивать не стал – сшиб на землю ударом щита (умбон славно треснул в грудь, вышибая дыхание), а потом повязал тем самым ремнем, который палач приготовил для Эмпрония. Уже после этого поковылял к краю обрыва (раненая нога отдавалась болью и норовила предательски подогнуться). Эмпроний уже спустился со склона и шустро трусил прочь. Догнать? Лошади, на которых они с Оклацием прискакали и привезли пленника, стояли привязанные у второго дерева. Хорошо, что их привязали, – во время драки рвались они ускакать, да не смогли. Но по этому склону на коняге не спуститься – слишком крут – на заднице съехать – да, можно, а лошадка непременно ногу сломает или подвернет. В обход же – время терять. И все же Молчун готов был пуститься в погоню: всего-то дел – взвалить пленного дака на конягу, да вперед. Другое смущало – раны. Свои и пленника.

К тому же не выходил из памяти крик Эмпрония: «Они пришли убить Траяна!» А если так – не беглого фабра надо ловить, а спешить в лагерь, везти связанного пленника и того, второго, дака на склоне, коли жив. Если прав Эмпроний, если в последний миг не смог подлую тайну в душе утаить, надо торопиться из последних сил: того и гляди, раненый лазутчик умрет. Да и сам Молчун, как ни крепок телом, а кровь будет терять капля за каплей. Размышляя обо всем этом, Молчун вытащил из углей раскаленный железный прут да прижег себе рану на руке, а потом, скрежеща зубами и воя, – на ноге. Кровь унялась, однако на миг Молчун уплыл в страну Морфея – но не в приятном сне, а в темном рвотном провале беспамятства. Очнувшись, обвязал полосами чистого льна из сумки покалеченную ногу, зубами затянул узел повязки на руке.

Пока перевязывался – выбор сделал. Да и не было никакого выбора. Решение только одно: назад, в лагерь, предупредить Траяна и не думать, что пленник, удрав, унес с собой тайну, где спрятано пятьсот тысяч фунтов золота.

Потом подошел к связанному даку, его раны оглядел. Две почти не кровоточили, зато из третьей кровь бежала бойко. Дака тоже приложил железом и перевязал. Потом приволок второго варвара наверх по склону – тот был еще жив, но рану на животе Молчун даже не стал перевязывать. Взвалил обоих пленников на лошадь кулями. Прежде чем уехать, оттащил тело погибшего Оклация поближе к дереву, накрыл плащом лицо да закидал ветками, заготовленными для костра. Остатки веток побросал в огонь – отпугнет на время хищников, пока не придут за погибшим свои, не унесут тело для достойного погребения.