ОЗЕРО ТУМАНОВ - Елена Хаецкая

— Я… понял, — сказал Ив, и тут до него дошло, что ему действительно внятен смысл этих путаных речей.

И еще он догадывался, что Эсперанс отчего-то несчастен. Это обеспокоило Ива, и он спросил:

— Что с тобой? Ты болен?

— Если кто из нас двоих и болен, так это вы, мой господин, но поймете это значительно позднее, — непонятно объяснил Эсперанс. Он тяжело поднялся, бросил на кровать свою флягу и, волоча ноги, двинулся к выходу.

Матилина пошевелилась на кровати и вздохнула — нарочито, со взвизгом. Ив побежал к двери и выскочил в коридор, но там уже никого не было: как ни медленно тащился Эсперанс, он успел скрыться, и сколько Ив его ни звал, сколько ни разыскивал по темным закоулкам замка, старого солдата нигде не оказалось.

— Полагаю, многое из того, что должен знать владетель Керморвана, осталось для тебя неизвестным, — сказал как-то раз Вран своему племяннику.

Они прогуливались по морскому берегу; Ив то и дело бросал взгляды на пенный прибой, на белоснежные скалы, видневшиеся вдали, за изгибом бухты: мальчику хотелось убежать туда и не слышать ничего, кроме грохота прибоя.

После истории с Матилиной дядя вдруг начал отдаляться от Ива. Юноша не мог понять, кто был тому виной на самом деле: то ли Вран, который испытал сильнейшее разочарование в племяннике, то ли сам Ив, смущенный последним явлением Эсперанса в самый неподходящий для этого момент.

Казалось, Вран тоже испытывает неловкость при мысли об их отчуждении. Во всяком случае, прогулку он предложил сам и держался так, словно между близкими друзьями произошла незначительная размолвка, которую надлежит сгладить.

Ив согласился пройтись почти против воли. Разговор, заведенный дядей, однако, показался юноше мало интересным.

— Что же такого должен знать владетель Керморвана? — спросил Ив, желая, тем не менее, проявить не меньше доброй воли, нежели Вран.

Вран наклонился и начертил пальцем несколько кривулек на сыром песке.

— Что это? — спросил у племянника.

Ив глянул мельком и ответил, не задумываясь:

— Геральдическое поле — горностай.

Вран выпрямился, пораженно глядя на племянника. На краткий миг ему подумалось: уж не читает ли тот чужие мысли? Нарисованные загогулины на песке могли обозначать все, что угодно, не исключая и букв еврейского алфавита.

Ив чуть улыбнулся:

— Мы говорили о вещах благородных, связанных с происхождением, с обязанностями, которыми обременяет человека титул; нет ничего проще, чем предположить, что вы захотите показать мне нечто из геральдики.

— Кто обучал вас логике, сир Ив?

Ив пожал плечами: он не хотел сейчас вспоминать о Эсперансе и о том, как тот учил его делать выводы из вещей, для ротозея совершенно неочевидных — и, напротив, абсолютно прозрачных для человека наблюдательного.

Ив вообще не хотел говорить о Эсперансе с дядей Враном. Он наконец смирился с тем обстоятельством, что обоих своих воспитателей ему надлежит строго разделить — и не допускать их сближения ни в разговоре, ни даже в мыслях. Их и сопоставлять-то невозможно: у каждого строго определенное место в жизни молодого сеньора.

— Горностаи — герб всех герцогов Бретонских, — сказал Вран.

Ив лениво кивнул.

— А вы, сир Ив, — бретонский барон, — продолжал Вран. — И положение ваше весьма шатко.

Ив вздрогнул и впервые за время их прогулки посмотрел на своего собеседника прямо.

— О чем вы говорите, дядя? Чем бретонский барон отличается от любого другого — разве что тем, что говорит на бретонском языке и может видеть корриганов, в то время как французский барон, насколько я знаю, говорит лишь провансальским наречием или наречием «ойль», а корриганы ему не являются вовсе…

— Только что погиб Жан де Монфор, — сказал сир Вран. — Вот о чем вам следовало бы узнать.

И замолчал.

Скорбную весть привез ему из Бреста знакомый торговец-еврей. Многие из евреев бежали с Острова, из Англии, еще во времена крестовых походов, когда безрассудный Ричард повелел истребить у себя во владениях всех иноверцев.

Мелхиседек был внуком одного из тех беглецов. После спешного бегства из Англии дела его семейства шли скверно. Они начали поправляться только при отце Мелхиседека. Сиру Врану этот достойный торговец регулярно доставлял ткани и гобелены, сосуды из Леванта, металлическую посуду из Лиможа и свежие сплетни — отовсюду, где только может летать человечье слово.

Война за бретонское наследство шла уже больше пяти лет. Последний герцог Бретонский, Жан Добрый, был женат трижды, однако детей мужского пола после себя не оставил. Упрямый человек, он даже на смертном одре отказался назвать преемника: такова была месть Доброго герцога своенравным бретонским баронам, среди которых был и отец Ива де Керморвана.

Жан Добрый был по-своему прав, когда в свое время предпринимал попытки завещать свои земли французскому королю. (Ибо такова была его истинная воля, отвергнутая упомянутыми своенравными бретонскими баронами).

Бретань располагается на континенте. И пусть островной сосед находится неподалеку, пусть он и оставался всегда хорошим союзником Бретани, пусть прорастил немало корней на этом берегу, однако логичней была принадлежность Бретани все-таки не Англии, а Франции.

— Если вы, мой господин, несмотря на все старания ваших жен, не сумели породить наследника, — сказали ему бароны (так, во всяком случае, передавал их слова Ален де Керморван), — то это еще не повод вручать господство над Бретанью французам. Его величество король Франции не имеет на наши земли никаких прав, и мы не намерены присягать ему. Еще чего!

— Хорошо же, — сказал тогда Жан Добрый, — в таком случае я отказываюсь назвать другого наследника.

И с тем он закрыл глаза.

И к бретонскому горностаю протянулись сразу две руки: с одной стороны на герцогство претендовал Жан де Монфор, сводный брат покойного Жана Доброго; с другой — получить герцогскую корону рассчитывала племянница усопшего, Жанна де Пентьевр.

Каждый был в своем праве: другое дело, что бретонское право вступило в противоречие с правом французским. И после целого столетия мира и спокойствия Бретань была ввергнута в династическую войну.

В сентябре 1345 года Жан де Монфор, сводный брат почившего герцога Жана Доброго, был убит. Эту-то печальную весть и привез Мелхиседек из Бреста.

— Что же теперь будет? — спросил Ив, немного растерянный, у сира Врана.

Дядя совершенно сбил его с толку. Только что мысли юноши были полны образами прекрасных женщин и благородных мужчин, горностаев и единорогов, корриганов и самого Мерлина, а тут — политика и война! Ив не знал, что сказать, и сразу почувствовал себя беспомощным.